Паром - Искандер Фазиль Абдулович. Страница 21
Неясный звук
Что там? Тревогою мгновенной
Неясный звук протрепетал.
То человек? Или Вселенной
До нас доносится сигнал?
Что там? Тоскует мирозданье?
Иль ропот совести и зов?
То всхлипы тайные страданья
Или капели водоклев?
Что там? Рыданье или хохот?
Шуршанье веток или крыл?
(Машины пробежавшей грохот
Тот звук неясный перекрыл.)
Что там за стенкой шевелится?
Сосед? Он спит или не спит?
Хрипит, придушенный убийцей,
Или, подвыпивший, храпит?
Неясный звук! Здесь воля наша
Водоразделом пролегла.
Весов таинственная чаша
Над бездною добра и зла.
Не говори потом: — Не предал…
Не знал… Понятья не имел…
Да, ты не знал! Да, ты не ведал!
Поскольку ведать не хотел!
Прекрасное лицо миледи…
Прекрасное лицо миледи
Нас потрясало неспроста.
Оно — намек, что есть на свете
Души бессмертной красота.
Оно намек, что есть на свете
Светящаяся доброта.
Сама ж прекрасная миледи
Не смыслит в этом ни черта.
В ее ногах и в зной, и в стужу,
Коленопреклоняясь зря,
Влюбленные искали душу.
Как пьяницы у фонаря…
Несовместимы совершенства:
Почти всегда в одной — одно.
И на частичное лишенство
Живущее обречено.
Самой природе перегрузки
Не по плечу мильоны лет.
В прекрасной мантии моллюска
Жемчужин не было и нет.
…А он влюбился, бедный малый,
Не понимая ничего.
Простим, простим, простим, пожалуй.
Ошибку дивную его!
Баллада о юморе и змее
В прекрасном, сумрачном краю
Я юмору учил змею.
Оскалит зубки змейка.
Не улыбнись посмей-ка!
Но вот змеиный юмор:
Я всхохотнул и умер.
Сказали ангелы в раю:
— Ты юмору учил змею,
Забыв завет известный,
Вовеки несовместны
Змея и юмор…
— Но люди — те же змеи! —
Вскричал я. — Даже злее!
…И вдруг зажегся странный свет.
Передо мной сквозь бездну лет
В дубовой, низкой зале
Свифт с Гоголем стояли.
Я сжал от боли пальцы:
— Великие страдальцы.
Всех лилипутов злоба
Вас довела до гроба.
— Учи! — кивнули оба.
и растворились в дымке,
Как на поблекшем снимке.
Я пробудился. Среди книг,
Упав лицом на черновик,
Я спал за письменным столом
Не в силах совладать со злом.
Звенел за стенкой щебет дочки.
Но властно призывали строчки:
В прекрасном, сумрачном краю
Я юмору учил змею…
Детство и старость
Не именины и не елки.
Не лимонадные иголки.
Не сами по себе, не в лоб.
Но детства сладостный захлеб.
Но тайно льющийся из щелки.
Куда прильнули наши челки.
Грядущей жизни праздник долгий.
Его предчувствия озноб.
Порой не так ли — кто ответит? —
В глазах у мудрых стариков
Грядущей жизни праздник светит,
Иль близость кроткий взор приветит
Не смерти, что любого метит, —
Освобожденья от оков.
Суеверие
Что сулят нам в грядущем созвездия.
Что гадалки, что кошки, что сны?
Суеверие — призрак возмездия
Затаенного чувства вины.
Бога нет. Но во тьме бездорожия
Много странных и страшных примет.
Суеверие — вера безбожия.
То-то боязно! Бога-то нет.
Время
Расплывчатый образ времени
Внезапно щемяще и четко
Качнулся над старой кофейней
Поверх поседелых голов.
Где форварды моей юности,
Перебирая четки,
Перебирают возможности
Своих незабитых голов.
Когда в толпе с умершим другом…
Когда в толпе с умершим другом
Лицо подобьем обожжет,
С каким блаженством и испугом
В груди сожмет и разожмет!
Пусть для тебя еще не вечер.
Но кажется, далекий миг
Втолкнул и вытолкнул до встречи
Космической ошибки сдвиг.
Так на вершине поднебесной
Альпийским холодом дыша.
Почти внезапно бездну с бездной.
Пьянея, путает душа.
Как дети в радостную воду.
Она кидается в обрыв,
Как бы вселенскую свободу
Еще в земной предощутив!