В моих безумных фантазиях - Маклейн Джулиана. Страница 38
— Идите вперед, — попросил Девон мистера Бисли. — Мне нужно поговорить с отцом наедине.
— Да, понимаю, отец и сын должны вместе заглянуть к будущее и все такое прочее. Я оставляю вас вдвоем, чтобы вы вместе выпили. — Бисли направился к двери. — Еще раз поздравляю тебя, мой мальчик. Семья гордится тобой. Как только за ним захлопнулась дверь, Девон положил камень обратно в коробочку и закрыл крышку.
— Я пошлю его сегодня в твою спальню, — сказал его отец. — И ты должен воспользоваться им сегодня же ночью. Беру с тебя слово.
— Не могу обещать тебе ничего подобного, отец. Какая-то суеверная чепуха. Эта безделушка не имеет магической силы. Я снова прошу вас забыть о глупой вере в семейное проклятие.
Герцог расправил плечи:
— Я думал, ты тоже веришь в это.
Девон покачал головой:
— Нет. Я очень ясно выразил свое мнение на сей счет.
— Но ты сделал так, как я просил, и выбрал невесту. — Он помахал рукой в сторону окна: — Посмотри. Сегодня выглянуло солнце. Думаю, этого достаточно, чтобы убедить тебя.
— Это лишь совпадение, и ничего больше. Солнце должно было засверкать рано или поздно. Дождь не мог продолжаться бесконечно.
— Прекрасно мог, — возразил отец, — и он продолжался бы, если бы ты не внял моим предупреждениям. Но слава Богу, ты прислушался к ним. Ты поступил хорошо, женившись на этой девушке именно сегодня. Солнечный свет — наша награда. Ты, право, осчастливил меня.
— Осчастливил достаточно для того, чтобы вы вернулись к первоначальному варианту завещания? — подчеркнуто многозначительно спросил Девон.
Отец нахмурился:
— Нет.
— Но если вы хотите внука, я обещаю вам его. Я уже доказал мое желание остаться здесь и выполнить мой долг перед семьей, женившись. Нет необходимости остальным жениться против их желания. Дайте им хотя бы время.
— Я уже говорил тебе, времени нет. Потоп вот-вот наступит.
Девон постарался скрыть свое разочарование.
— Единственный исход — это несчастье для всех ваших детей, если вы заставите их подчиниться вашим смехотворным требованиям.
Девон понимал, что сейчас последует. И не ошибся. Герцог ударил ладонью по столу:
— Они не смехотворны! И я не изменю свое завещание!
Девон потер рукой лоб. Господи, помоги ему в разговоре с отцом. Говорить с ним было все равно что беседовать с каменной стеной.
Девон глубоко вздохнул и сосчитал до десяти, затем попытался обратиться к милосердию отца, если только тот обладал им. Он не проявил сострадания к нему, Девону, три года назад, когда хирург вправлял ему ногу.
— Семья пережила трудные времена, отец. Особенно Винсент и Шарлотта. Они заслужили право быть счастливыми.
— Шарлотта здесь ни при чем. Она может выскочить замуж хоть завтра, хоть никогда. Меня это не волнует.
«Потому что она не одной с вами крови».
— Тогда вас не волнует и судьба Гаррета, — указал Девон, впервые открыто говоря с отцом о подлинном отцовстве близнецов.
Лицо герцога побагровело от неожиданности, но Девону это было безразлично. Время хранить скелеты в шкафах прошло. Если оставалась возможность освободить от безумного отцовского требования хотя бы одного брата, он непременно воспользуется ею.
— Нет, — ровным голосом ответил его отец. — Мальчику нужно научиться ответственности. Он — мой позор. Делает все, что хочет, якшается с сомнительными людьми.
— Они — поэты, отец. Свободные мыслители.
— Я не выношу неповиновения. Особенно от него после того как я столько дал ему.
— Вы дали ему ваше имя и крышу над головой. Вот и все.
— Черт побери. Мое имя дорогого стоит! — закричал герцог. — Также как и твое, когда станешь герцогом.
Все еще не желая сдаваться, Девон приблизился к отцу и положил ему руку на плечо:
— Умоляю вас, отец. Пожалуйста. Измените свое завещание. Не толкайте ваших сыновей в поспешные, опрометчивые браки. Я подарю вам внука, если вы этого желаете. Целую детскую. Можете даже считать это своим свадебным подарком мне.
Герцог смахнул руку сына.
— Нет, нет и еще раз нет. Я уже сделал тебе подарок.
— Серебряный чайный сервиз.
— Новехонький. А ты заметил рисунок узора? Маленькие дубки. Их сотни на чайнике, молочнике и сахарнице.
Его глаза прояснились, и голос звенел от удовольствия. У Девона упало сердце, потому что он понял, что разум отца скачет и уходит от темы. С обсуждением наследства было покончено.
— Я никогда не видел подобного сервиза, — продолжил отец. — А ты? Правда, джентльмен не обращает внимания на подобные вещи, — сказал он со смешком. — Это, несомненно, сфера женщин. Но я люблю выпить чашку хорошего, крепкого чаю. — Он оглядел комнату, словно неожиданно сконфузившись. — Который сейчас час? Еще не время для чая?
Девон в очередной раз постарался тщательно скрыть свое разочарование.
— Нет, отец. Мы только что позавтракали. Свадебный завтрак. Вы помните?
— О да, да. Осмелюсь заметить, что невеста очаровательна. — Он провел пальцем у себя под носом, глаза рассеянно бегали по комнате, — Но кто подстригает мой куст розы? Я не хочу, чтобы его оболванили.
Девон понял, что начинает привыкать к мыслительному процессу отца.
— Никто не подстригает его, отец.
— Но он уменьшается.
Девон наблюдал, как отец устремил сосредоточенный взгляд в залитое солнцем окно. Он заговорил мягким, убедительным голосом:
— Ваш куст роз прекрасно себя чувствует. Он выглядит меньше, потому что вы пересадили его на большее пространство.
— Я пересадил его?
— Да. Неделю назад. В тот день, когда я вернулся домой. Помните?
Выражение лица герцога стало напряженным, выдавая степень его сосредоточенности, затем он вздернул подбородок:
— О да!
Девона накрыла волна печали и сожаления, отвлекая его от мыслей о Ребекке. Он взял отца под руку.
— Теперь пойдемте, — сказал он. — Пора вернуться в гостиную, и там я прикажу подать вам чашку чаю. Хорошего, крепкого чаю, какой вы любите.
Они вместе вышли из кабинета.
— Ты хороший сын, Девон. Не знаю, что бы мы делали без тебя. Мы никогда бы не справились со всеми проблемами.
— Вы прекрасно справитесь со всем, — заверил он отца, впервые задумываясь, действительно ли это им удастся.
Ребекка шла по оранжерее вместе с герцогиней и другими леди, всячески пытаясь спрятать свое беспокойство, пока они осматривали редкие орхидеи и другие необычные цветы и растения. Было хорошо известно, что герцог имел страсть к оранжерейным растениям, и его увлечение нашло воплощение в этой огромной, роскошной, зеленой и насыщенной ароматами оранжерее.
— А как насчет итальянских садов? — спросила тетя Грейс, когда они медленно прогуливались вокруг бьющего фонтана.
— Да, что герцог намерен делать с садом? — спросила миссис Квинлэн. — Думаю, это будет что-то необыкновенное. Полное преобразование, я полагаю.
Герцогиня шла впереди гостей.
— Боюсь, это самый большой секрет мужа. Но верю, что… — Она замолчала, словно ей нужно было время, чтобы осторожно подобрать нужные слова. — Верю, что он собирается покорить Англию.
Леди выразили свое удовольствие яркими улыбками и лестными замечаниями.
— Если это кому-то и удастся сделать, так только вашему супругу, герцогу. Он настоящий гений, когда речь идет о красоте цветов и обо всем, что растет на земле.
— Его ум — поистине загадка для меня, — ответила супруга.
Пока гости двигались вслед за герцогиней, Ребекка замыкала процессию, выбрав собственный темп и любуясь цветами и другими растениями, потому что ей нужно было обдумать все случившееся утром.
Ее убивало не только то, что муж был недоволен ею, что она потеряла его доверие, но и то, что девушка не могла перестать думать об отце. Он не пожелал увидеть ее сегодня утром. Неужели так сильно рассержен на нее за неповиновение? Они что, стали теперь совершенно чужими?
Ребекка остановилась и потрогала листья имбирного деревца. Неожиданно на нее нахлынул приступ тоски, она вспомнила множество темных ночей, когда ребенком пугалась ветра, стучавшегося в ее ставни. В такие минуты она звала отца, и тот всегда приходил. Он подтыкал вокруг нее одеяло и сидел в кресле рядом с окном, пока она снова не засыпала. Иногда она просыпалась утром, а он продолжал дремать в кресле, свернувшись и похрапывая. Ребекка рано потеряла мать, но никогда не чувствовала себя брошенной и одинокой. Она горячо любила отца, и теперь у нее болело сердце от того, во что превратились их отношения. Он так изменился в последние годы! Его болезни, испытываемые им недомогания заставили его замкнуться в себе, стать ей чужим.