Der Architekt. Проект Германия - Мартьянов Андрей Леонидович. Страница 39

Я отвел моих подопечных в казарму для летчиков, наспех отстроенную после бомбежек. Для фрау Шпеер выделили отдельную комнатку. Сопровождающих ее летчиков и нас с Чесноковым разместили рядом.

— Здесь вы будете жить, — показал я фрау Шпеер ее новое обиталище.

Комнатка была крошечная, зато с настоящей кроватью и стулом. Кровать стояла неплотно к стене — мешал круглый бочок общей с соседним помещением печки. Печка была выкрашена темно-синим, стена выбелена.

Я думал, фрау Шпеер привыкла у себя там, в Германии, к хоромам, но она при виде убогой каморки даже глазом не моргнула:

— Очень уютно. Мне нравится, когда нет лишнего пространства.

— Да и теплее, — подхватил Чесноков, заглянувший мне через плечо.

Оба немца, отстранив Чеснокова и меня, по очереди вошли в комнату фрау Шпеер, постояли возле кровати и вышли. Шаренберг, по-моему, поморщился.

Я обратился к фрау Шпеер:

— Я скажу сержанту, чтобы принес ваш багаж. Вы его в самолете оставили — багаж? И вот еще, фрау Шпеер, вы должны сейчас же вернуть летчику унты. Все равно ходить лучше в валенках.

С этими словами я поставил на кровать новенькие валенки и положил рядом ватные штаны.

— И наденьте это. Так лучше для вашего здоровья. Все-таки — мороз. Это сейчас двадцать градусов, к ночи совсем похолодает. А в степи еще и ветер.

— О, вы заботитесь о моем здоровье, как мило, — заметила она.

Она размотала огромный вязаный платок, сняла шапочку. Я увидел аккуратно причесанные волосы, седые, с белокурыми прядями. На меня пристально смотрели ледяные голубые глаза.

Вообще она оказалась довольно красивой — стройная, рост чуть выше среднего, сложение сухощавое, черты лица правильные, кожа бледная, под глазами заметные синяки — видимо, не высыпается.

— Так я, по-вашему, должна носить эти вещи? — Она подняла тщательно подведенные брови и коснулась ватных штанов.

— Чулки в данных условиях категорически не подходят, — сказал я, сильно покраснев. Я как-то не привык обсуждать с женщинами такие подробности, как нижнее белье.

Утаить мое смущение от взора фрау Шпеер, конечно, не удалось.

— О, — промолвила она, — русские офицеры еще и застенчивы? Это так мило.

— Кстати, о здоровье, — спохватился я и вытащил из кармана флягу с водкой. — Прошу — Vodka. Не этот ваш паршивый шнапс, а хорошая русская Vodka. Если почувствуете, что замерзаете, сразу сделайте глоток. Не бойтесь опьянеть.

— Мне доводилось пить крепкие спиртные напитки, — спокойно сказала она.

— В наших условиях это единственное надежное средство согреться, — добавил я, пропустив ее реплику мимо ушей. — Берегите флягу. И никого не угощайте. У вас, конечно, будут просить… — Я оглянулся на Чеснокова, но тот сделал вид, будто не слышит.

— Хорошо, — кивнула фрау Шпеер.

Она смотрела на меня равнодушно. Явно ждала, чтобы я ушел.

Наверное, так и следовало поступить. Но мне вдруг стало обидно: я столько сил угрохал, столько оперативной смекалки применил — да хотя бы добывая приличную Vodka, — а она этого вообще не замечает. Будто всё как надо и никто ей здесь не делал никакого одолжения.

Ну и ладно. Глупо требовать от женщины благодарности за выпивку. Но кое о чем я ей все-таки напомню.

— Почему же вы не спрашиваете о том, ради чего сюда приехали? — осведомился я почти грубо.

Она положила муфту на кровать рядом с валенками и застыла.

Потом медленно повернулась в мою сторону:

— О чем вы говорите?

— Мы ведь знаем, зачем вы прилетели в Сталинград, правда?

— Я почему-то считала, — тихо, медленно проговорила фрау Шпеер, — что моим делом в Сталинграде занимается другой человек.

Я дернул углом рта:

— Какой еще «другой»? Я и занимаюсь. Всеми вашими делами.

— Я думала, вы просто встречаете, а по делу пришлют кого-то старше… По званию и… возрасту… А разве вы?.. Вы?.. — У нее перехватило дыхание, она поднесла ладони к горлу красивым, картинным и вместе с тем совершенно естественным жестом.

Кого другого я бы помучил, но вот насчет фрау Шпеер не сомневался: если я начну тянуть с ответом, она меня никогда не простит. И даже тот факт, что я откопал ее сынка из-под завалов и поместил в относительно человеческие условия, меня в ее глазах не оправдает. Она будет держать на меня зло до конца жизни. И по какой-то причине меня это совершенно не устраивало.

— Да, я нашел вашего сына, фрау Шпеер, и он жив, — сказал я. — Завтра вы сможете его навестить. По крайней мере, я на это надеюсь.

Она подняла муфту, понюхала ее, поджала губы, посмотрела в темное окно — там была сплошная степь, покрытая снегом, и больше ничего. Ветер гнал снежную пыль — на запад, на запад. Туда, где Германия.

— Переодевайтесь и приходите в столовую. — Я вышел и закрыл за собой дверь.

Если фрау Шпеер и плакала, то по ее виду этого сказать было никак нельзя. В столовую она явилась в преображенном виде: валенки и всё такое. Синее шерстяное платье она выпустила поверх толстых ватных штанов, на плечи набросила вязаную кофту.

Она села в сторонке и попыталась было отказаться от ужина.

— Что-то я устала.

Раздатчица поглядела на нее с неодобрением:

— Иностранцы вечно морду воротят. Вон и американе туда же. Всё вылавливали из тарелок куски, рассматривали, как в музее. Можно подумать, бурой свеклы не видывали. Только этот, с Ленинграда, — он всё съел и еще добавки спросил. Наголодался.

Полковник Чесноков подмигнул фрау Шпеер:

— Вы обижаете здешних стряпух, фрау Шпеер, а это — непростительная дипломатическая ошибка.

Три Полковника шпарил по-немецки бойко, однако полностью пренебрегая падежами и родами имен существительных.

Оба немецких летчика равнодушно рубали разогретый и уже снова остывший борщ. Солдаты, что взять. В поздний час в столовой никого, кроме нас, не было. Английские и американские журналисты куда-то исчезли. Может, в шашки играют и обсуждают международное положение, может, спать завалились.

Чесноков круто посолил поданную ему кашу.

— А вы-то почему не едите, товарищ лейтенант?

— Уже поужинал.

— Ну так повторите. Человек военный должен кушать при каждой возможности.

— Тогда на человеке военном перестанет сходиться ремень.

— И опять же, напрасно вы иронизируете, — сказал Три Полковника. — Посмотрите, как на вас портупея болтается! Это оттого, что вы тощий. Отсюда и неряшливый внешний вид. Вот у меня всё туго натянуто, любо-дорого смотреть.

Он наклонился к фрау Шпеер и кратко перевел ей наш разговор:

— Я уговариваю лейтенанта подать вам пример и поесть.

— И ничего на мне не болтается, — сказал я сердито. — Вы нарочно меня дразните, товарищ полковник.

— Ну, такого серьезного и подразнить не грех, — пробурчал Чесноков.

Фрау Шпеер наконец решилась и взяла немного каши.

— Ешьте, ешьте, лучше спать будете, — сказал ей полковник.

Она отложила ложку, взглянула на меня:

— Расскажите о себе. Как вас зовут?

— Лейтенант Морозов.

Она чуть нахмурила тонкие брови.

— Это довольно сложно выговорить — Morozow. Вот у меня простое имя — Луиза. У русских тоже есть такое имя — Луиза, не так ли?

— Да, — подтвердил я. — Есть такое имя.

— А ваше имя как?

— Вряд ли оно проще, чем Morozow, — предупредил я.

— Назовите! — настаивала она.

— Гм, — я откашлялся. — Меня зовут Терентий Иванович.

Луиза так забавно растерялась, что я прикусил губу, чтобы не засмеяться.

А Чесноков крякнул и сказал:

— Терентий Иванович, значит? Ну-ну.

Я насторожился:

— А что тут такого, товарищ Чесноков?

— Да ничего, — буркнул Чесноков. — Молод ты еще для «Терентия Ивановича».

— Меня вполне устраивает обращение «товарищ лейтенант», — буркнул я.

— Ну, не обижайся, — сказал Чесноков. — Обидчивый какой. Молод еще обижаться.

Луиза улыбнулась:

— А я так надеялась, что вас зовут Ivan.

— Ничего не поделаешь, фрау Шпеер.

— A «Morozow» что-то означает? — спросила она. И пояснила: — Знаете, бывают имена со смыслом: «кузнец», например, «гусь», «толстый»…