Катастрофы в предсказаниях и пророчествах. От Мишеля Нострадамуса до наших дней - Высоцкая Елена Владимировна. Страница 35
Когда Вольфу исполнилось 15 лет, импресарио устроил его в знаменитый в то время цирк Буша. Шел 1914 г. Началась первая мировая война. В его программе мало что изменилось. Те же иглы, то же прокалывание шеи. И первые психологические опыты. В цирке Буша артисты уже не «убивали миллионера» и не раздавали его драгоценности посетителям, а, наоборот, собирали у них разные вещи. Потом эти вещи сваливали в одну груду, и Вольф должен был разобрать их и раздать владельцам.
В 1915 г. Мессинг вместе со своим импресарио, г-ном Цельмейстером, поехал в свое первое турне — в Вену — с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Гастроли длились три месяца. Его выступления привлекли всеобщее внимание. Он стал «гвоздем сезона».
Здесь, в Вене, Мессинг встретился с Альбертом Эйнштейном. Тогда, в 1915 г., Эйнштейн был в апогее своего творческого взлета. Побывав на одном из выступлений Мессинга, он пригласил его к себе в гости.
Придя к Эйнштейну, Мессинг встретил там, кроме хозяина, еще одного человека — Зигмунда Фрейда — знаменитого австрийского врача и психолога, создавшего теорию психоанализа.
Именно Фрейд предложил ему приступить сразу к опытам. Он стал индуктором Мессинга, т. е. стал мысленно отдавать приказания.
Первым приказанием было следующее: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну... выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, Мессинг подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от него Фрейд. Эйнштейн улыгбнулся и подставил щеку...
Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить того поиграть на ней. Мессинг выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл. Вечер прошел в непринужденной и дружеской обстановке, хотя одному из собеседников — Мессингу — было всего 16 лет.
На прощание Эйнштейн сказал ему: «Будет плохо — приходите ко мне...»
В 1917 г. Мессинг выехал в большое турне. За четыре года он побывал со своими выступлениями в Японии, Бразилии, Аргентине... В 1921 г. он вернулся в Варшаву. Польша теперь уже не входила в состав Российской империи, а была самостоятельным государством. Местечко, в котором родился Мессинг, оказалось на территории этой страны.
Мессингу исполнилось в это время уже 23 года, и его призвали в польскую армию. Прошло несколько месяцев. Однажды Вольфа вызвал к себе командир и сказал, что его приглашает сам «начальник Польского государства» Юзеф Пилсудский.
Вот как сам Мессинг вспоминает об этой встрече: «Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее «придворное общество, блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в подчеркнуто простое полувоенное платье без орденов и знаков отличия.
Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа «придворных» следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами... Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в личном кабинете. «Начальник государства» — кстати, это был его официальный титул в те годы — был суеверен, как женщина. Он занимался спиритизмом, любил «счастливое» число тринадцать... Ко мне он обратился с просьбой личного характера, о которой мне не хочется, да и неудобно сейчас вспоминать. Могу только сказать, что я ее выполнил» (В. Мессинг. О самом себе. — М., Изд-во политической литературы, 1991, с. 26—27).
По окончании военной службы Вольф Мессинг вновь вернулся к психологическим опытам. Вместе со своим новым импресарио, г-ном Кобаком, он совершил множество турне по различным странам Европы. Он выступал со своими опытами в Париже, Лондоне, Риме, Берлине, Стокгольме, Риге. В Риге, например, он ездил по улицам на автомобиле, сидя на месте водителя. Глаза его при этом были крепко завязаны черным полотенцем, руки лежали на руле, ноги стояли на педалях. Настоящий водитель, по существу управлявший автомобилем с помощью рук и ног Мессинга, сидел рядом с ним и мысленно диктовал, что тому нужно было делать. Этот опыт, поставленный на глазах у тысяч зрителей, был очень интересен, так как ни до этого, ни после этого Мессинг за баранку автомобиля даже не держался.
В эти годы он посетил также и другие континенты — страны Азии, Австралию, Южную Америку, Индию.
В знаменитому уже в то время Мессингу нередко обращались люди с просьбами самого разного характера: урегулировать семейные отношения, обнаружить похищенные ценности и т. д.
Один из таких случаев связан с происшествием в старинном родовом замке графов Чарторыйских. Это была очень богатая и известная в Польше семья. Она владела большими поместьями и располагала огромными средствами. Сам граф Чарторыйский был весьма влиятельным человеком в стране. По какой же причине он обратился за помощью? Вот что рассказывает в своих воспоминаниях сам Мессинг:
«И вот в этой семье пропадает старинная, передававшаяся из поколения в поколение драгоценность — бриллиантовая брошь. По мнению видевших ее ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых — сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее были безрезультатными. Никаких подозрений против кого бы то ни было у графа Чарторыйского не было: чужой человек пройти в хорошо охраняемый замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге граф был уверен. Это были люди, преданные семье графа, работавшие у него десятками лет и очень ценившие свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дела.
Граф Чарторыйский прилетел ко мне на своем самолете — я тогда выступал в Кракове — рассказал все это и предложил заняться этим делом. На другой день на самолете графа мы вылетели в Варшаву и через несколько часов оказались в его замке.
Надо сказать, в те годы у меня был классический вид художника: длинные до плеч, иссиня-черные вьющиеся волосы, бледное лицо. Носил я черный костюм с широкой черной накидкой и шляпу. И графу нетрудно было выдать меня за художника, приглашенного в замок поработать.
С утра я приступил к выбору «натуры». Передо мной прошли по одному все служащие графа до последнего человека. И я убедился, что хозяин замка был прав: все эти люди абсолютно честные. Я познакомился и со всеми владельцами замка — среди них тоже не было похитителя. И лишь об одном человеке я не мог сказать ничего определенного. Я не чувствовал не только его мыслей, но даже и его настроенця. Впечатление было такое, словно он закрыт от меня непрозрачным экраном.
Это был слабоумный мальчик лет одиннадцати, сын одного из слуг, давно работающих в замке. Он пользовался в огромном доме, хозяева которого жили здесь далеко не всегда, полной свободой, мог заходить во все комнаты. Ни в чем плохом он замечен не был и поэтому и внимания на него не обращали. Даже если это и он совершил похищение, то без всякого умысла, совершенно неосмысленно, бездумно. Это было единственное, что я мог предположить. Надо было проверить свое предположение.
Я остался с ним вдвоем в детской комнате, полной разнообразнейших игрушек. Сделал вид, что рисую что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы и покачал их в воздухе на цепочке, чтобы заинтересовать беднягу. Отцепив часы, положил их на стол, вышел из комнаты и стал наблюдать.
Как я и ожидал, мальчик подошел к моим часам, покачал их на цепочке, как я, и сунул в рот... Он забавлялся ими не менее получаса. Потом подошел к чучелу гигантского медведя, стоявшему в углу, и с удивительной ловкостью залез к нему на голову. Еще миг — и мои часы, последний раз сверкнув золотом в его руках, исчезли в широко открытой пасти зверя... Да, я не ошибся. Вот этот невольный похититель. А вот и его безмолвный сообщник, хранитель краденого — чучело медведя.
Горло и шею чучела медведя пришлось разрезать. Оттуда в руки изумленных «хирургов», вершивших эту операцию, высыпалась целая куча блестящих предметов — позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла от разбитых бутылок. Была там и фамильная драгоценность графа Чарторыйского, из-за пропажи которой он вынужден был обратиться ко мне.