Безумный бог - Деннинг Трой. Страница 33

– Мы пришли, чтобы попросить об отдельном суде. При нынешнем положении дел мы не можем защищаться, так как согласны с обвинениями против Кайрика.

– К тому же никто не выступит в вашу защиту, раз это будет означать и мою защиту, – добавил Кайрик. – Я предупреждал тебя, Тир. Они все мне завидуют!

– Завидуют? – презрительно фыркнул Келемвар. – Думаю, нет.

Мистра знаком показала Повелителю Смерти, чтобы он замолчал, после чего, не обращая внимания на Кайрика, заговорила со Справедливым:

– Тир, ты поставил нас в невыгодные условия. Незаконно заставлять нас выбирать между собственной защитой и приговором Кайрику.

– Богиня Магии, я бог Справедливости, а не бог Закона, а это разные вещи. – Его слова вызвали уважительный шепот на скамьях, который тут же утих, стоило Тиру повернуть к зрителям незрячее лицо. – И если вы считаете невозможным защищаться от выдвинутых против вас обвинений, то, наверное, стоит спросить, не лишены ли эти обвинения оснований.

На скамьях раздались аплодисменты, но на этот раз Тир не стал требовать тишины от своих поклонников.

Кайрик поднял костлявые руки и оглядел галерею, словно добился великого триумфа. Свидетельством его милосердия и терпения служит тот факт, что он не обиделся оттого, что быстро стихли овации.

Огм воспользовался тишиной и вышел вперед, взяв слово:

– Хорошо сказано. Тир. Небольшой экскурс в прошлое, скорее всего, пойдет на пользу Келемвару с Мистрой. – Он бросил взгляд сначала на Повелителя Смерти, который, закусив губу, потупился, а затем на богиню Магии, которая только нахмурилась и прищурила глаза. Переплетчик вновь переключил свое внимание на Безглазого. – И в этом, как мне кажется, заключается существенная разница между ними и Кайриком.

Кайрик свесился с постамента и ткнул сухим пальцем в лицо Огму;

– Предупреждаю тебя, старик.

Тир поднялся и, схватив Кайрика за плечо, отдернул его от края.

– А я предупреждаю тебя, Безумец: моему терпению есть предел. Это мой Зал Трибунала, и в его стенах ты не смеешь грозить ни одной душе!

У Кайрика отвисла челюсть. Он развернулся к Справедливому, и в зале наступила напряженная тишина. Два бога несколько минут пожирали друг друга взглядами, пока, наконец, Единственный не вспомнил, где находится, и оглядел пораженных поклонников Тира. Ярость постепенно погасла в горящих черных глазах Кайрика, он сомкнул челюсти и кивнул, словно соглашаясь.

– Имеешь право так говорить. Мы не должны забывать, что это твой дворец.

– Вот именно, мы всегда должны об этом помнить, – сказал Тир.

Огм прокашлялся и снова взял слово:

– Как я уже говорил, нужно изменить обвинения против Мистры и Келемвара.

– Неужели? – Мистра не скрывала своего изумления. – Но ты ведь говорил…

– Что я не стану выступать в вашу защиту. Однако я не могу допустить, чтобы вы предстали перед судом по ложному обвинению. – Огм повернулся к Тиру, и в глазах бога Мудрости промелькнул огонек. – Мы выдвинули против Кайрика обвинение в безвредности по причине безумия, но ведь о Келемваре и Мистре нельзя сказать то же самое. А теперь, выходит, мы просим их доказать обратное, что одновременно и нелепо, и несправедливо.

Тир задумчиво закивал.

– Но Темпос выдвинул свое обвинение! – выпалил Кайрик, прежде чем Тир успел что-то сказать. – Они такие же нерадивые, как и я!

– Это решать Совету, – возразил Тир. – Но Огм прав. Нужно изменить обвинение, сформулировав его следующим образом: некомпетентность по причине гуманности.

Мистра и Келемвар повернулись к Огму, чтобы поблагодарить его, но их слова потонули в злобном вопле Единственного:

– Не-е-ет!

В зале вновь повисла тишина. Все взгляды обрались к Кайрику, который принялся отрывать куски кожи от своих доспехов и швырять на пол. В ту же секунду, когда кожаные клочки касались камня, они превращались в зловонные кучи, наполняя зал таким ядовитые смрадом, что все Преданные Тира поднялись и, пошатываясь, направились к выходу.

Справедливый не выказал признаков гнева:

– Кайрик, каковы аргументы твоего возражения?

Единственный прервал свое святое дело:

– Аргументы?

– Назови причину, – подсказал Огм.

Кайрик убрал руки от порядком пострадавших доспехов и оглядел наполненный зловонием зал. Оставшись довольным, он щелкнул зубами и повернулся к Тиру.

– Причина проста. – Единственный говорил спокойным и приятным голосом, словно ничего не натворил в Зале Трибунала. – Мистра уже пыталась один раз смошенничать на моем суде. Если ты разделишь наши дела, то что ей помешает еще раз попытаться?

– Не решусь тебе возразить, – сказал Тир.

Справедливый задумался, и, пока размышлял над аргументом Кайрика, его безглазый взгляд упал на кучу отбросов. Единственный, видя, куда смотрит Тир, сделал одно движение костлявой рукой, и куча сразу исчезла.

Взгляд Безглазого переместился дальше, и Кайрик мгновенно убрал следующую кучу таким же движением руки. Так продолжалось до тех пор, пока весь зал не очистился. Тир улыбнулся и посмотрел на Мистру:

– Оба судебных заседания произойдут одновременно. – При этих словах Единственный торжествующе рассмеялся. – Но обвинения мы разделим. Приговор Кайрику будет вынесен отдельно от приговора вам с Келемваром.

– Что? – завопил Единственный.

Тир, не обращая на него внимания, продолжал говорить Мистре:

– Предупреждаю, не дай мне повода пожалеть о принятом решении. Я буду бдительно следить, чтобы ты опять не смошенничала. И если обнаружу, что ты…

– Никакого мошенничества больше не будет, – ответила Мистра. Затем, чтобы Тир не принял ее обещание за хвастовство, добавила: – Я усвоила урок.

Кайрик отодрал очередной лоскут от своих доспехов, но Тир проворно перехватил руку Единственного.

– Что бы ты ни сделал, тебе не повлиять на мой приговор, – сказал Тир, – Но я могу представить твои деяния в качестве доказательств в суде.

– Предатель! – завопил Единственный. Он раскрыл ладонь, и кожаный лоскут исчез. – Все меня предали!

– Видимо, так. – Огм заговорил тихо, и Кайрику пришлось прекратить вой, чтобы расслышать слова Переплетчика. – И тебе не мешало бы выяснить почему… если не хочешь проиграть свое дело.

15

Я покинул пещеру с полуночным отливом и продолжил побег, пробираясь ползком по берегу до тех пор, пока огни Кэндлкипа не скрылись за горизонтом и гиппогрифы перестали кружить в небе. Я прополз несколько миль в высокой траве и, в конце концов, оказался неподалеку от маленькой фермы с пахучим сарайчиком. Решив, что загон для скота – самое подходящее место, чтобы отдохнуть и собраться с мыслями, я открыл дверь и прошмыгнул внутрь.

Меня встретили пять пар блестящих козьих глаз. Козы вместе с дворнягой выглядывали из-под округлого живота кобылы. Я зашипел на животных, чтобы они молчали, а сам повернулся и припал глазом к дырке в доске, где увидел такое, что чуть не закричал.

Снаружи на фоне розовой полоски предрассветного горизонта появился одинокий гиппогриф. Он летел прямо к ферме. Чудище весло двух седоков – мужчину, державшего в руках поводья, и ведьму Арфистку, закутанную в тряпки. Я не знал, то ли они выследили меня, то ли просто расширяли зону поиска, но зрелище было ужасное. Совсем скоро, когда наступит утро, я мог бы побежать дальше, но они наверняка заметили бы меня на открытой равнине. С другой стороны, не сидеть же мне весь день в сарае. Наверняка в отрядах, прибывших на защиту Кэндлкипа, найдется немало разведчиков, и при свете дня они меня легко выследят.

Гиппогриф кружил над фермой, пролетая совсем рядом с крышей, но не приземляясь. Мои враги искали меня вслепую, надеясь, что, испугавшись гиппогрифа, я выскочу из своего убежища или он унюхает мой запах, – последнее было невозможно, так как в сарае стоял стойкий запах навоза. Я снова начал дышать, но от дырки в доске не отрывался и благодарил Тимору, что покончил с дневником Ринды.

Я дочитал книгу в морской пещере при свете небольшого костерка, разведенного из нескольких крысиных гнезд, всегда таких сухих, что служат отличной растопкой. Дальше в дневнике описывались в основном блуждания Ринды с Гвидионом и их многочисленные стычки с Преданными Кайрика. Местами слова Ринды могли быть моими собственными, ведь она была отрезана от Огма, как я от Единственного во время своего бдения у стен Кэндлкипа. Гвидион служил небольшим утешением: те самые качества, благодаря которым он стал превосходным охранником, в то же время сделали из него плохого спутника. Он обходился без пищи и сна, а также без всего прочего, необходимого обычному мужчине, к немалому огорчению Ринды, которая была здоровой женщиной со своими потребностями. Она часто вспоминала дом в Зентильской Твердыне, любовников и друзей, которых ей больше никогда не суждено было увидеть, – как раз в этом мы с ней отличались, как день и ночь, ибо я был уверен, что однажды вернусь домой, увижу своего друга принца и любимую жену и воздам им все, что они заслужили.