На тревожных перекрестках - Записки чекиста - Ваупшасов Станислав Алексеевич. Страница 88
- О вашем внимании к безопасности кадров знаем,- сказал Бельский,- и все же всегда исходите из общей обстановки. Наша судьба впрямую связана с боями на фронте.
- Все указания обкома доведем до сведения коммунистов отряда,- заверил Гром.
Он разговорился с секретарями о партийно-организационных вопросах, и когда закончил, мы попрощались и вышли во двор обкома. Здесь было людно, стояли запряженные в сани или оседланные лошади. Их заиндевелая шерсть свидетельствовала о том, что за ночь они покрыли не один десяток верст. В дом входили все новые и новые люди. Стоявшие у дверей автоматчики проверяли у приезжающих документы. Впечатление тихих мирных будней рассеялось, мы находились в партийном штабе, куда со всех сторон Минской области стекались командиры партизанских отрядов и бригад, работники подпольных райкомов, секретари первичных парторганизаций, разведчики, сотрудники особых отделов.
Среди сновавших по двору вооруженных парней я вдруг увидел знакомое лицо. Натренированная память тут же подсказала: Гейнц Карлович Линке. Отдельная мотострелковая бригада особого назначения НКВД, оборона Москвы.
Оказалось, Гейнц Линке был заброшен в Белоруссию с группой десантников-парашютистов, выполнил оперативное задание, а затем был прикомандирован к подпольному обкому. Меня он попросил:
- Возьмите к себе в отряд! Я все же оперативник, чекист, пригожусь, вот увидите.
- В Минск пойдешь? - спросил я Гейнца.
По национальности он был немец, и это обстоятельство могло помочь нам в реализации заветного плана. Гитлеровский гаулейтер Вильгельм Кубе был приговорен белорусским народом к смертной казни. Путей к исполнению приговора искали многие командиры партизан и подпольщиков. Если Линке одеть в немецкую форму и послать в Минск, он может многое сделать для ликвидации Кубе.
- Хоть к черту на рога,- ответил смелый боец.
- Тогда я должен поговорить с секретарями обкома.
В обкоме меня внимательно выслушали и согласились уступить Линке для работы в подпольной организации, действовавшей под руководством нашего спецотряда.
В Зеленки мы вернулись к вечеру и стали дожидаться разведчиков из Гресского леса.
2 февраля ночью вся деревня и оба отряда собрались у хаты радистов возле старенького репродуктора. Диктор Левитан гибким звенящим голосом читал сообщение о капитуляции остатков окруженной в Сталинграде армии Паулюса. Германская армия потерпела наиболее сокрушительный разгром за всю войну, наступление советских войск продолжалось. В Зеленках воцарилась праздничная атмосфера, партизаны и крестьяне из рук в руки передавали записанный радистами и размноженный на машинке приказ Верховного Главнокомандующего о великой победе на Волге. Мой замполит и комиссар отряда имени Фрунзе весь следующий день провели среди народа, без конца повторяя и разъясняя важные известия, сообщенные Москвой.
Мы тогда еще не знали, что Сталинградская битва станет переломным пунктом Отечественной войны, однако каждый советский человек в тылу врага всем сердцем ощущал неумолимое приближение окончательного краха гитлеровской Германии и ее сателлитов. Над партизанским краем зажглось зарево победы.
Спустя еще день или два возвратился Меньшиков с разведчиками. Секреты заметили их далеко в поле и сообщили в штаб. Встречать лыжников вышли все бойцы, свободные от нарядов, каждому хотелось расспросить о судьбе товарищей, потерявшихся во время наших контрманевров. Гром, Кусков и я тоже выбежали из хаты. Снедаемый нетерпением, замполит издалека закричал:
- Ну как? Как там наши?
Усталый Меньшиков прибавил шаг, подкатил к нам, затормозил и тяжело оперся на лыжные палки.
- Да говори ты скорей! - затеребил его Гром.
Мы все трое были готовы к самому худшему и пытливо всматривались в румяное лицо начальника разведки, обожженное морозом, ветром и зимним солнцем почти до темноты. Дмитрий устало улыбнулся. У нас отлегло от сердца.
- Не дрейфьте, братва,- хрипло заговорил наконец Меньшиков.- Все как есть живы, здоровы и шлют командованию отряда боевой привет!
Мы кинулись обнимать хорошего человека, потом поволокли его в штаб, стали поить чаем и выспрашивать подробности. Поглядев в оттаявшее окно, я заметил, что бойцы расхватали всех разведчиков и тоже повели в свои хаты узнавать новости.
- Наш лагерь цел, как это ни странно,- рассказывал Дмитрий,- только сильно поврежден артналетами и стрелковым огнем. Фрицы в него не вошли, испугались табличек "Осторожно, мины!", которые у нас всюду понатыканы...
- Здорово! - возбужденно воскликнул Гром.
- В лагере мы нашли всех отколовшихся. И Лось там, и Малев, и Шешко с автоматчиками, и Костя Сермяжко с диверсантами, операцию провел успешно, без потерь, и вернулся на базу. Живут в нашем лагере и отряды Сороки и Мотевосяна. Наш прорыв на юг, в Полесье, сбил фашистов с панталыку. Среди них разнесся слух, якобы через железную дорогу прошло соединение советских регулярных войск...
- Ну не могут они без паники и преувеличений,- опять перебил рассказчика замполит.- У страха глаза велики!
- Пусть себе заблуждаются,- заметил я.- Нам это не повредит.
- Уже помогло! - обрадовался Меньшиков.- Сами придумали, что соединение, и сами испугались преследовать наличными силами!
- Ай да стратеги! - засмеялся Тимофей Кусков.
- У них своя доморощенная арифметика,- раздраженно произнес Арестович.Геббельсы проклятые.
- В Гресском лесу,- сообщил в заключение Дмитрий,- карательные операции закончены. По полученным агентурным данным, теперь готовится эсэсовский поход на Полесье.
- Немедленно передать эту информацию Шубе,- сказал я Кускову.- А он пусть поставит в известность подпольный обком.
- Слушаю, товарищ майор,- ответил Тимофей.
- Отряду готовиться к походу.
- Есть,- сказал Кусков и вышел.
Солнце садилось в заснеженный лес, когда мы тепло попрощались с населением деревни и выступили на север. Меньшиков вел колонну по лыжне, проложенной разведкой. В темноте мы бесшумно перешли железную дорогу, затем Варшавское шоссе и к утру были у Княжьего ключа:
Местность вокруг лагеря хранила следы нашего боя с карателями. Стволы сосен пробиты пулями и оцарапаны осколками, земля изрыта взрывами, снег вытоптан, усеян осыпавшейся хвоей, патронными гильзами, фашистскими касками, пустыми пулеметными лентами. Повсюду чернели пятна заледеневшей крови и стояли нетронутыми таблички, спасшие лагерь от уничтожения,- "Осторожно, мины!". Вот когда пригодилась нам эта партизанская уловка.
Из лагеря навстречу нам бросились Малев, Луньков и Сермяжко. За ними показались Сорока, Мотевосян, Шешко, диверсанты спецотряда и партизаны.
На душе было отлично. Победы на фронте, удачная тактика во время карательной кампании, живые друзья по оружию...
- По такому случаю,- сказал я, подозвав начхоза Коско,- разрешаю всем по кружке того напитка, который твои хлопцы получают из буряка. Забыл, как он называется...
- Ура Градову! - завопили отдельные энтузиасты, но я их остановил.
- Не мне ура, ура Сталинграду, товарищи!
Приключения Лунькова
В ночной неразберихе.-Семеро на одного.- Среди своих.- Под носом у врага.Польза военной хитрости.- Что страшнее смерти?
После партизанского банкета, посвященного Сталинградской победе и благополучному исходу нашей зимней оборонительной операции, руководители четырех отрядов стали решать проблемы дислокации. В уцелевших землянках лагеря Княжий ключ с трудом разместились отряды Сороки и Мотевосяна. Их собственные базы были до основания разорены карателями. Оба командира рассудили, что в преддверии весны им нет смысла восстанавливать зимние квартиры и что наступления теплых дней, когда партизанскими жилищами становились палатка да шалаш, они дождутся в удаленных от фашистских гарнизонов деревнях. Аналогичное решение принял и Арестович.
Мы договорились о регулярных контактах, обмене разведывательной информацией, оперативном взаимодействии и в тот же день расстались.