Созвездие Видений - Грушко Елена Арсеньевна. Страница 28

И с невыразимой отчетливостью Север осознал: его странствие по жизни истекает!..

Мысль эта была так внезапна, что дыхание его пресеклось, и Зорянка, которая уже успела задремать, прильнув щекой к его груди, резко подняла голову, словно уловила в стуке сердца своего Лиховида нечто необычное.

Ее глаза, потемневшие от тревоги, уставились в его глаза, пытаясь прочесть в них, что произошло. Нелепым было бы говорить ей об остановке двигателя, потере скорости и направления, но она уже и сама услышала внезапную тишину, увидела смертный ужас в глазах Севера.

…Плохо ли, хорошо ли, но Зорянка никак и никогда не умела объяснить потом, каким же образом и почему совершает она то или иное свое чудо, и Север мог лишь полагаться на собственное восприятие и оценку случившегося.

А случилось вот что.

Зорянка вскочила и пошла в обход рубки, «Инда», то и дело приникая к стенам, словно бы всем телом вслушиваясь в происходящее там, за ними, в открытом космосе.

Северу даже почудилось, что она снова намерена туда броситься, и он схватил было ее за руку, но она только погрозила пальцем и вновь пошла по кругу, все с тем же выражением отрешенного внимания.

И вдруг улыбка легла на ее губы. Лицо засняло солнцем, так что теплее стало и на душе Севера, и тьма безнадежности на миг разошлась.

Зорянка шлепнула ладонью по стене и приникла к ней всем телом и лицом, маня при этом к себе Севера. А когда он подошел, Зорянка заставила его стать с нею спина к спине.

Удивленный и даже слегка раздосадованный ее странным поведением, Север тем не менее послушался.

Они стояли так некоторое время, и Север не заметил, когда его досада сменилась сосредоточенным, оцепенелым вслушиванием в те голоса, которые внезапно пришли откуда-то извне.

Сначала это была гулкая, протяжная мелодия то в предельно низких, то в раздирающе высоких тонах, и от этих перепадов обрывалось вдруг сердце, занимался дух… но постепенно Север начал привыкать к звуковым переливам, а еще через несколько мгновений он вдруг различил человеческую речь… О Звезды! Люди говорили по-ирийски, более того — на жаргоне звездопроходцев, он даже узнал их голоса!.. То были дежурные штурманы «Рода» Айну и Пилон, а еще механик, врач, и даже два голоса своих коллег-разведчиков узнал Север — видимо, они со своими аппаратами уже вернулись с Земли. И — кто бы мог подумать! — речь шла именно о нем, о Севере, о том, что он пропал и не подает о себе никаких вестей…

А вслед за этим словно бы тоненькая игла пронзила мозг Севера. То был приказ… чей — он не знал, но этого приказа невозможно было ослушаться. Надлежало звать, звать «Род» на помощь, веля экипажу для начала определить местонахождение «Инда», а потом соединенными мыслительными усилиями притягивать, подтаскивать его к «Роду», сквозь разделяющие их дали.

Севера трясло как в лихорадке, болезненные токи пронзали его, словно молнии, и краешком сверхнапрягшегося разума он ощущал, что, как и волны космоса, является лишь проводником, сквозь который осуществляется связь двух могучих сознаний: коллективного — экипажа «Рода» и еще чьего-то — властного, неодолимого и гораздо более сильного, И невозможно было поверить, что все это свершает Зорянка.

И вдруг новым, неизвестно почему проявившимся зрением, он увидел словно бы издалека, как в черных провалах Вселенной, озаряемых лишь тусклым мерцанием звезд, несется обретший силу и направление «Инд» — белая причудливая светящаяся изнутри полусфера, увенчанная хрустально звенящими колокольцами антенн и опоясанная сверкающими шарами оборонительных устройств, словно причудливый цветок, попавший, наконец, на ровное, спокойное течение Обимура.

А потом, потом, когда они с Зорянкой были уже на «Роде», и проходили тоннель, и на Ирии Север то и дело допытывался у нее, как, как же она смогла это, и Зорянка повторяла растерянно:

— Мне всегда чудилось, что небо — это такое поле безоглядное, а над ним кружатся птицы незримые — мысли… нас, невров, и еще других, всех, всех; что обитает на Земле, и мысли бессмертных богов, и твоих сородичей. Вот я и начала их скликать, будто птиц… Они и послушались!

Ну разве это объяснение?! Но Север всегда считал, что если в мире существует лишь то, что поддается объяснению и толкованию, то жить не стоит!

На нее нашло какое-то внезапное оцепенение, и она глядела, глядела в черноту их глаз, тупо ловя там отражение своего помертвелого лица. Они суетились вокруг, кто дергал за руки, кто за ворот свитера, толкали от одного к другому, а она все никак не могла сбросить морок ужаса. Но вот один из безумных крепко прижал ее к себе, и она почувствовала, что его рука жадно шарит по ее ремню, пытаясь расстегнуть.

Все еще ничего не соображая, повела глазами, и увидела, что остальные пятеро торопливо сбрасывают с себя одежду прямо иа грязный, затоптанный пол, и кто-то уже двинулся к. ней, неловко ступая босыми ногами и прикрываясь, щеря в улыбке рот, из которого тянулись ниточки слюны.

Внезапно он замер, отпрянул. Разжались ледяные влажные пальцы, тискавшие ее талию, безумные сбились кучкой — их потряс какой-то звук, пронзительный, резкий, дикий, ударивший в потолок и стены, и не сразу Дива, поняла, что это ее крик. И вместе с болью в надорванной гортани к ней вернулась ясность мысли, и страх уже не сковывал ее, а подгонял, и юна стрелой пронеслась мимо еще не очнувшихся безумных и взлетела на эскалатор.

Не чуя ног, она взбежала одним махом чуть ли не до середины, когда неподвижная лестница вдруг затряслась — и поползла вниз, и Дива поняла, что недавнюю панику на станции устроили именно эти шестеро: они гоняли людей по эскалаторам и пугали карсами, чтобы очистить станцию для каких-то своих забав непотребных, и теперь норовят забрать в свои мерзкие лапы и ее, Диву.

Она перемахнула через утыканный поломанными светильниками барьер на параллельную лестницу и снова зачастила по ступенькам, но через минуту и этот эскалатор потащил ее обратно.

Дива снова вскочила на барьер и принялась карабкаться по, его скользкому склону, хватаясь за опоры светильников, подтягиваясь от одного к другому н упираясь в них ногами.

Она задыхалась, руки ломило, ноги срывались, но вдруг осознала, что эскалаторы идут не вниз, а вверх! Обрадованная, соскочила на ступеньки… и только для того, чтобы угодить прямо в руки двоим безумным, которые как раз догнали ее.

Они тотчас начали тянуть ее каждый к себе, грубо лапая, но Дива сильно рванулась, упала — и все трое покатились по эскалатору, который вновь сменил направление, к его изножию, под хохот столпившихся внизу безумных.

Те двое не сразу смогли подняться, неловко завозились у края эскалатора, мешая друг другу и цепляясь за одежду Дивы, но ей все же как-то удалось вырваться, и, вскочив на барьер, она сильным прыжком миновала других безумных и оказалась чуть ли не в центре зала. Мелькнула мысль, что ей стоит лишь призвать свои тайные силы, стоит лишь протянуть к этим тварям напрягшиеся ладони — и от них не останется ничего, кроме серого мусора, однако она усилием воли заставила себя не останавливаться, заставила себя, бежать, ибо это все-таки были люди… или так походили на людей, что она не хотела их убивать!..

И началась погоня — от колонны к колонне, от статуи к к статуе, по рельсам, снова по затоптанному мрамору пола… Ее гнали как неугомонного зверя, безумные глаза сверкали, тощие грязные тела лоснились от рота, Широко разинутые рты хватали воздух, но они не унимались, метались за ней все с тем же одинаково безжизненным выражением лица, и Диве вдруг почудилось, что у них в руках растянуто еще и непроницаемое грязно-белое полотнище.

Что это? Мерещится? Да нет же, нет ничего… а между тем Дива отчетливо видела эту плотную ткань, преследующую ее!

Такая белесая… кое-где с промельками кроваво^:красных пятен, то вспыхивающих, то затухающих… ох, да ведь это мысли!.. нет, бесцветное излучение мозга безумных, которое различил обостренный ужасом внутренний взор Дивы, а красные пятна — это слабые вспышки страха.