Ступени - Косински Ежи. Страница 17

Почти все из нас, сидевших на скамье присяжных, пустились в рассуждения. Мы пытались представить, как преступник совершал преступление и каковы были его мотивы. Для того чтобы прояснить определенные аспекты дела, некоторые присяжные выступали в роли обвиняемого, тем самым помогая нам понять его логику. После суда, однако, я осознал, что почти никто в комнате присяжных не говорил о жертве убийства. Многие из нас с легкостью могли представить себя в роли убийцы, но мало кто мог представить себя в роли убитого. Мы хотели постичь суть убийства и обнаружили, что в нас живет убийца, но не жертва.

После работы я выходил немного прогуляться в сквер по соседству. Несколько раз я замечал элегантно одетого человека, который сидел на скамейке и читал газету. Это был очень привлекательный, лет за сорок мужчина, и он явно пользовался популярностью у гулявших в сквере женщин. Они часто бросали на него взгляды, а он легко завязывал с ними знакомство и играл с их детьми. Одежда на нем была дорогая. Иногда за ним заезжал автомобиль с шофером. Однажды, когда мужчина собирался выкинуть в урну прочтенный им иллюстрированный иностранный журнал, я подошел и спросил, могу ли я взять его почитать. Завязалась беседа.

После этого мы встречались несколько раз, все в том же сквере, где мы сидели в тени и наблюдали за прохожими. По тому, как он смотрел на женщин и как говорил о них, видно было, что они вызывают у него живейший интерес. Он поведал мне, что живет один и любит заводить знакомства с разными женщинами, в особенности с девушками из танцевальных шоу и ночных клубов. В течение последних двадцати лет, сказал он, доходы его были достаточны для того, чтобы он мог с легкостью позволить себе выполнять их прихоти и устраивать им карьеру.

Как-то раз он спросил меня, не хочу ли я познакомиться с его подружками. Я тотчас же согласился. Он сказал, что гостей у него в квартире соберется шестеро, причем из мужчин будем только я и он, остальные — девушки. Они не очень молодые, сказал он, но страстные и опытные. Разумеется, сказал он, они не будут развлекать нас за просто так. Заметив мое удивление, он сказал, что если хочешь реализовать свои фантазии, то приходится быть щедрым. Этой философии он придерживается уже очень давно и суть жизни видит в том, чтобы потакать своим прихотям и желаниям. Он пригласил меня к себе через неделю.

Когда я пришел к нему, он провел меня длинным коридором мимо множества закрытых дверей. Мы выпили по стакану виски в уютной гостиной, украшенной дорогим антиквариатом. Почувствовав мое нетерпение, он объяснил, что гостьи уже пришли и находятся в комнатах за теми дверями в коридоре — в каждой комнате по одной женщине. Он описал каждую из них в немногих словах и посоветовал мне сперва навестить ту, которая занимала комнату сразу налево от гостиной. Выпив еще по порции виски, мы встали; он без промедления скрылся в комнате справа от гостиной, пока я стоял в задумчивости перед той дверью, на которую он мне указал.

Я два раза постучал; мне никто не ответил. Тогда я открыл дверь: постель была расправлена, ярко горевшая лампа на ночном столике освещала стены и потолок, оклеенные сотнями фотографий одной и той же женщины, сделанными на разных этапах ее сценической карьеры. Фотографии были расклеены вне всякой хронологии: некоторые демонстрировали ее молодое, гладкое тело во всей его чувственной наготе, на других она была грузной и морщинистой, а ее полуобнаженная плоть — губчатой и обмякшей. Достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть ее сразу в сотне разных вариантов: в сладострастной позе на сцене, в интимном полумраке гримерки — везде, где угодно. Куда бы я ни посмотрел, везде я встречал ее взгляд. Когда я повернулся, внимание мое привлек телевизор, который, выключенный, стоял на столе; пустой экран его выглядел странно рядом с десятками изображений.

Я вышел из квартиры, не попрощавшись с хозяином. Где-то в доме играли на скрипке. Я медленно спускался по лестнице, и музыка, казалось, гонялась за хлопьями пыли, которые летали в воздухе, освещенные тусклым серым светом, проникавшим сквозь окна подъезда.

Через несколько дней я снова встретил этого человека. Он спросил меня, получил ли я удовольствие, и пригласил поскорее приходить снова, чтобы познакомиться с остальными его подружками.

Она так и не узнала, что я был ее любовником, хотя мы проработали долгое время в одной и той же конторе. Наши столы были в одной комнате, и часто в обеденный перерыв мы сидели рядом в кафетерии.

Прошел уже почти год с тех пор, как я оставил попытки пригласить ее на ужин, в театр или еще куда-нибудь, потому что она отказывалась от всех приглашений. Я попробовал выудить информацию о ней у коллег по работе, но они знали еще меньше, чем я. Она никогда не была на короткой ноге ни с кем в конторе. Кто-то рассказал мне, что, по слухам, она развелась несколько лет назад и что ее единственный сын живет с отцом где-то на юге.

Я начал следить за ней. Однажды я всю субботу напролет вел наблюдение за ее дверями из дома напротив. В тот день она ушла в полдень и вернулась около семи. Ближе к восьми она снова вышла и направилась в сторону центра. Я следовал за ней до главной площади. Там она поймала такси.

Мне пришлось вернуться назад на мой наблюдательный пост.

Я стоял под козырьком подъезда дома напротив и ждал. Тем временем морось превратилась в настоящий дождь, и мое пальто промокло насквозь. Уже за полночь у подъезда остановилось такси, и из него вышла она. Одна.

Я посмеялся над наваждением, которое подвигло меня на эту нелепую слежку. Поскольку, судя по всему, не было никаких шансов добиться ее благосклонности, я решил разузнать о ней побольше каким-нибудь другим способом. Я, ничего не скрывая, поговорил с одним из моих друзей, который, как мне показалось, сможет завязать с ней знакомство. Мой друг заинтересовался, и мы немедленно занялись разработкой подходящего плана.

Начал мой друг с того, что установил деловые связи между нашим учреждением и своим. Затем он стал интересоваться определенной продукцией, которой занималось именно то подразделение, где работала эта женщина. Через два дня он сообщил мне, что у него назначена на завтра деловая встреча и переговоры, скорее всего, придется вести непосредственно с ней.

Когда я увидел, как мой друг входит в контору, я весь напрягся. Не глядя на меня, он подошел к заведующему сектором. Затем я услышал, что он беседует с предметом моего интереса.

В конце дня он сообщил мне, что встреча прошла хорошо и на завтра назначена следующая. После второй встречи она приняла его приглашение поужинать вместе.

Через неделю она стала его любовницей. Он сказал, что она ему очень предана и ради него готова на все. Она в его руках — послушный инструмент, и он может делать с ней все что захочет. Он также сказал, что уже потребовал от нее отдаться незнакомому мужчине в доказательство своей любви и готовности выполнить любое его желание. Он заверил, что она никогда не узнает, кто был этот незнакомец, поскольку глаза ее будут завязаны черной повязкой. Вначале она негодовала, говоря, что все это оскорбительно и унизительно для нее. Затем, сказал мой друг, она согласилась.

На следующий вечер я вышел из дома, взял такси и поехал на квартиру моего друга. Я прибыл слишком рано, и мне пришлось некоторое время погулять по соседству. Наконец я подошел к двери и прислушался. Было тихо. Тогда я позвонил в звонок. Дверь открыл мой друг и жестом пригласил меня войти.

На полу спальни лежал круглый белый ковер. Лампа освещала лежавшую на ковре обнаженную женщину с широкой черной повязкой на лице. Мой друг встал рядом на колени, погладил ее, а потом кивнул мне. Я подошел. Меланхолическая баллада лилась из проигрывателя; девушка лежала неподвижно, явно не подозревая, что в комнате есть кто-то третий.

Я смотрел, как мой друг ласкает ее кожу. Она приподнялась и протянула руки вперед, пытаясь прикоснуться к нему. Но он что-то прошептал ей, и она покорно улеглась обратно на ковер, отвернула лицо в сторону и свернулась калачиком, словно пытаясь защититься от кого-то. Я стоял в нерешительности.