Возьми мое сердце - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 13

К доказательствам приобщили формуляр системы безопасности. Как показал наладчик, в последний раз сигнализацию включали тринадцатого марта, в пятницу, в четыре часа дня, а в полдвенадцатого ночи выключили и с тех пор больше ею не пользовались. То есть дом не был защищен от вторжения ни в выходные, ни в утро понедельника, когда была убита Натали.

Мать жертвы Элис Миллз сообщила со свидетельской трибуны, что ее дочь прятала запасной ключ от дома в Клостере в фальшивом камне на заднем дворике.

— Грег, конечно, знал о тайнике, — заявила она суду. — Он сам купил его для Натали. Пока они жили вместе, она постоянно теряла или забывала ключ от квартиры, поэтому, когда Натали перебралась в Клостер, Грег посоветовал ей хранить где-нибудь дубликат, чтобы как-нибудь ночью не остаться на улице.

Последнее замечание Элис Миллз вычеркнули из протокола, однако все в зале слышали ее слова. Неожиданно она зарыдала и прокричала, обращаясь к Грегу: «Ты всегда был таким заботливым! Почему же ты вдруг изменился? Почему так ненавидел ее, что совершил убийство?»

Следующим свидетелем выступил продавец из Брукстоуна. Он представил суду кассовый чек, удостоверяющий, что Грег Олдрич расплатился за тайник для Натали кредитной картой.

Заключение медицинской экспертизы оперировало терминами, лишенными эмоций. Положение тела указывало на то, что на жертву напали сразу же, как она переступила порог кухни. Опухоль на затылке давала возможность предположить, что Натали Райнс сначала схватили, затем толкнули на пол и застрелили с близкого расстояния. Пуля прошла в непосредственной близости от сердца. Причиной смерти явилось внутреннее кровотечение.

— Если бы Натали оказали помощь сразу после ранения, ее можно было бы спасти? — спросила обвинитель.

— Вне всякого сомнения.

В тот вечер эксперты передачи «В судебных кулуарах» сосредоточили свое обсуждение на Эмили Уоллес.

— Тот взгляд, который она метнула на Грега Олдрича, когда задала последний вопрос суд-медэксперту, — это же чистейшая игра на зрителя, — прокомментировал Питер Ноулз, прокурор в отставке. — Она давала понять суду, что Олдрич после того, как выстрелил в Натали, вообще-то мог бы спасти ей жизнь. А вместо этого он оставил ее истекать кровью.

— Тут есть еще один момент, — веско заметил Бретт Лонг, криминальный психолог. — Зачем бы он стал действовать наудачу — вдруг кто-нибудь заглянул бы в дом после его ухода и оказал бы помощь раненой? Олдрич или другой стрелявший был уверен, что с ней покончено.

Эта же мысль посетила и Майкла. «Почему не я первый ее выразил? — спросил он себя. — Не потому ли, что избегаю оказывать Грегу хоть малейшую поддержку? И до конца ли я уверен в его виновности?» Однако вместо того, чтобы одобрить замечание Бретта Лонга, Майк произнес:

— Эмили Уоллес обладает редким даром внушать каждому присяжному, что она обращается непосредственно к нему. А мы-то с вами знаем, какой это результативный метод.

К концу второй недели процесса телезрителям предложили на интернет-сайте передачи оставить свои мнения относительно виновности Олдрича. Количество ответивших превзошло все мыслимые ожидания, и семьдесят процентов из них проголосовали за вердикт «виновен». Когда один из участников ток-шоу поздравил ведущего с таким горячим откликом, Майклу вспомнилось горькое замечание Кейти о том, что его, пожалуй, премируют за проделанную работу.

По мере того как сеть, сплетаемая вокруг Грега Олдрича, с каждым днем становилась все плотнее, у Майкла крепло ощущение, что он бросил своего друга в беде и, более того, самолично настраивает против него общественность. «А что же присяжные?» — думал он. Хоть им и не полагается следить за освещением процесса в средствах массовой информации, Майку было крайне интересно, сколько из них каждый вечер наблюдают за ходом дискуссии в его передаче и повлияли ли на них результаты голосования.

Смотрит ли ток-шоу «В судебных кулуарах» сам Грег — после того, как возвращается из зала суда домой? Что-то подсказывало Майклу, что все же смотрит... Также ему любопытно было узнать, не возникали ли у Грега — так, совершенно случайно — те же ощущения относительно Эмили Уоллес, что и у него: не казалось ли ему, что она чем-то явно напоминает Натали...

16

Зак понимал, что допустил ошибку: ни в коем случае не следовало оставаться вечером у нее на веранде и смотреть телевизор, зная, что она скоро вернется с работы. Он заметил, какими настороженными сразу стали ее глаза, и до чего холодно она поблагодарила его за заботу о Бесс...

Понимал он и то, что единственной причиной, по которой она до сих пор не отказалась от их договоренности, был ее нынешний процесс, но совершенно очевидно, что вскоре Эмили отыщет какой-нибудь удобный повод и отделается от его помощи. Или еще хуже: попытается навести о нем справки. Все-таки она прокурор... Нельзя, чтобы у нее возникли подозрения.

В те месяцы, когда он замышлял отомстить Шарлотте, ее матери и детям, он придумал свое будущее имя: Закари Лэннинг. Свои предыдущие имена он силился напрочь забыть, но иногда, во сне, они все же всплывали на поверхность его сознания.

В Де-Мойне Зак звался Чарли Муиром. В той жизни он трудился электриком и являлся членом добровольческой пожарной дружины. Шарлотта была его третьей женой, но сама она об этом не догадывалась; Чарли и Шарлотта — премилое сочетание. На свои сбережения он купил им дом, а через два года жена вышвырнула его за порог, а на его место вселились ее мать и дети. «Оккупировала мой собственный дом, — думал он со злобой о теще, — хотя за всю нашу с Шарлоттой жизнь не навестила ни разу...» Шарлотта подала на развод, и ей присудили и дом, и алименты, поскольку она пожаловалась, будто ей пришлось бросить любимую работу и стать домохозяйкой, готовя для мужа еду. Шарлотта была лгуньей: свою работу она терпеть не могла.

А потом оказалось, что Шарлотта встречается с одним парнем из пожарного депо, с Риком Морганом. И этот Рик, в свою очередь, наушничал кому-то, будто Шарлотта порвала с мужем, потому что боялась его, он вгонял ее в дрожь...

С каким наслаждением Зак наблюдал, как Эмили Уоллес тратит целое лето на сбор фактов, добиваясь обвинительного вердикта для парня, который убил свою жену! «И она его укатает, как же иначе, — размышлял Зак, — такая умница-разумница. И невдомек этой умнице, что я замочил пятерых разом!» Его тщеславие тешило то, что имя и лицо Эмили постоянно мелькали в прессе и на телевидении, словно поздравляя с успехом и его.

«Сейчас я — самый близкий ей человек, — рассуждал про себя Зак. — Я проверяю ее электронную почту. Роюсь в ее столе. Прикасаюсь к ее белью. Читаю письма, которые посылал ей муж из Ирака. Я знаю Эмили лучше, чем она сама».

Однако прежде всего необходимо было успокоить ее подозрения. Зак стал разузнавать по соседству и отыскал старшеклассницу, которая хотела найти подработку на время после уроков. В пятницу, по истечении второй недели процесса, он увидел, как Эмили выходит из машины, и направился к ней.

— Эмили, прошу прощения, но на складе меня поставили в другую смену, какое-то время я буду работать с четырех до одиннадцати вечера, — солгал Зак. — Поэтому вам с Бесс придется трудновато...

На этот раз, к его горькой обиде, он прочитал в глазах Эмили искреннее облегчение. Тогда он сообщил о девочке, которая жила в квартале от них и согласилась вместо него выгуливать и кормить Бесс — по меньшей мере, до Дня благодарения, когда у нее начнутся репетиции в школьном театре.

— Зак, вы невероятно любезны, — ответила Эмили. — На самом деле я теперь буду заканчивать раньше, так что помощь мне больше не потребуется.

За ее словами он услышал «никогда». Зак мог поклясться, что Эмили больше никому не позволит хозяйничать в ее доме.

— Что ж, вот на всякий случай ее телефон, а вот ваши ключи... — Избегая смотреть ей в глаза, он добавил застенчиво: — Я ведь каждый вечер смотрю эти «Судебные кулуары». Вы просто молодец. Жду не дождусь, как вы уделаете этого Олдрича, когда его вызовут давать показания. Он наверняка ужасный мерзавец.