Возьми мое сердце - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 14

Эмили с улыбкой поблагодарила и засунула ключи поглубже в карман. Поднимаясь по ступенькам крыльца к двери, она подумала: «И слава богу, что все так закончилось. Я ломала голову, как от него отделаться, а бедняга сам все сделал».

Прищурившись, Зак смотрел ей вслед. Как когда-то Шарлотта выбросила его вон из дома, так и Эмили теперь вышвырнула его из своей жизни. Зря он надеялся, что она согласится на помощь той школьницы и наймет ее заботиться о собачке, а потом с радостью пригласит его обратно. Этому не бывать.

Ярость, которая, бывало, окатывала его как волной, вновь овладела всем его существом. И Зак все для себя решил. «Теперь твой черед, Эмили, — подумал он. — Отказа я не приму. Я к этому не привык и не собираюсь привыкать».

Войдя в дом, Эмили вдруг ощутила необъяснимую тревогу и два раза провернула за собой ключ в замочной скважине. А на веранде, выпуская Бесс из конуры, она прониклась неожиданной идеей, что неплохо бы поставить засов на дверь черного хода.

«Откуда они взялись, все эти опасения? — спрашивала себя Эмили. — Наверное, во всем виноват процесс... Я постоянно обсуждаю жизнь Натали и поневоле начинаю чувствовать себя на ее месте».

С самого начала процесса для Грега Олдрича вошло в привычку отправляться из зала суда в офис своего адвоката и вместе с ним пару часов разбирать показания свидетелей обвинения, которые выступали в этот день. Потом он на такси отправлялся домой. Кейти неукоснительно присутствовала на всех заседаниях суда, как и собиралась, условившись с отцом, что по окончании слушания, около четырех часов дня, будет возвращаться домой и заниматься с репетитором. По настоянию отца Кейти также согласилась хотя бы иногда встречаться с одноклассницами, с которыми когда-то училась вместе на Манхэттене — до того, как стала пансионеркой школы Чоат в Коннектикуте.

Совместные вечера отец и дочь проводили с просмотром ток-шоу «В судебных кулуарах». Кадры очередного дня заседаний и выражаемые экспертами мнения неизменно сердили девочку, порой доводя до слез.

— Папа, почему Майкл ни разу за тебя не заступился? — возмущалась она. — Когда мы катались вместе на лыжах, он казался таким хорошим и всегда говорил, что ты очень помог Натали в ее карьере. Почему же теперь он не повторит это зрителям, ведь тебе бы это так помогло!

— Мы еще ему покажем, — уверял в таких случаях Грег. — Больше не будем кататься с ним на лыжах.

И он в шутливом негодовании грозил телевизору кулаком.

— Ну, папа! — прыскала от смеха Кейти. — Я же серьезно.

— И я серьезно, — печально отзывался отец.

Грег признавался себе, что в те несколько вечерних часов, когда дочь уходила повидаться с друзьями, он получал столь необходимую передышку. Днем он ощущал, как любовь Кейти, которая в зале суда сидела за его спиной, согревает его, как теплое одеяло. Но иногда ему просто хотелось побыть в одиночестве.

В тот вечер он снова уговорил дочь встретиться с кем-нибудь из знакомых, пообещан, что в клубном ресторане, расположенном в их доме, закажет себе ужин с доставкой. Однако после ухода Кейти Грег налил себе двойной шотландский виски со льдом и уютно устроился в спальне перед телевизором с дистанционным пультом в руке. Он собирался в очередной раз посмотреть передачу Майкла, но сначала ему необходимо было основательно порыться в памяти.

Несколько часов назад адвокаты Ричард и Коул Муры напомнили ему, что на завтра назначено выступление свидетеля Джимми Истона и что исход процесса полностью зависит от правдивости его показаний.

— Грег, его ключевое — в прямом смысле ключевое! — заявление состоит в том, что вы с ним встречались в твоей квартире, — предупредил его Ричард. — Я в который раз спрашиваю; была ли у него хоть крохотная возможность попасть к тебе в гости?

Отвечая своему адвокату, Грег не удержался и вспылил:

— Я никогда не приглашал этого вруна к себе домой, и хватит об этом!

Но все же вопрос Ричарда не давал ему покоя «Как может Истон утверждать, что был у меня? Или я повредился в уме?»

Глотнув еще виски, Грег почувствовал, что достаточно собрался с духом для просмотра «Судебных кулуаров», однако стоило передаче начаться, как благотворный эффект от элитного шотландского напитка улетучился. Семьдесят пять процентов зрителей, проголосовавших на сайте передачи, сочли его виновным. «Семьдесят пять процентов! Целых семьдесят пять!»

Грег не верил своим глазам. На экране возникли кадры дневного заседания, где Эмили Уоллес в упор на него смотрела. И вновь, как и в зале суда, он поежился, прочитав презрение и осуждение в ее взгляде. А сейчас все телезрители стали этому свидетелями. «Невиновен, пока вина не доказана, — с горечью подумал Грег. — А уж она-то постарается доказать, что я виновен».

Помимо их очевидного противостояния что-то в облике Эмили Уоллес смущало его и выбивало из равновесия. Один из гостей передачи назвал ее выступление на суде «игрой на зрителя», и Грег согласился с этим. Он прикрыл веки, убавил громкость телевизора, сунул руку в карман и извлек оттуда сложенный листок бумаги; в этот день на заседании суда он заполнил записями не одну страницу.

На листке он обозначил некоторые выкладки. Счетчик взятой напрокат машины вначале показывал пятнадцать тысяч двести миль; когда Грег сдавал ее обратно, набежало еще шестьсот восемьдесят. Путешествие от Манхэттена до Кейп-Кода и обратно насчитывает пятьсот сорок миль. С субботы до вечера воскресенья он пять раз мотался туда-сюда между мотелем в Хайянисе и домом Натали в Деннисе. На каждую такую поездку приходится примерно по двадцать миль. Всего за это время он должен был накатать не больше ста миль.

«Все равно остается еще столько пробега, что вполне хватило бы на поездку до дома Натали, где я мог убить ее и успеть вернуться на Манхэттен, — размышлял Грег. — Неужели это все-таки сделал я? Вроде раньше мне не доводилось бегать по два часа и больше. Я что, настолько отключился от реальности, что сам не помню, как убил ее? И я оставил ее там истекать кровью?»

Грег открыл глаза и добавил звук на телевизоре. Его бывший близкий друг Майкл Горлом возвестил с экрана: «Завтра на заседании суда нас, видимо, ждет нечто невообразимое. Главный свидетель государственного обвинения Джимми Истон даст показания о том, как Грег Олдрич нанял его для совершения убийства своей супруги, известной актрисы Натали Райнс».

Олдрич пультом выключил телевизор и осушил стакан до дна.

— Ваша честь, обвинение вызывает Джеймса Истона.

Дверь камеры временного содержания приоткрылась, и из нее показался Истон, с обеих сторон сопровождаемый двумя судебными приставами. Он неторопливо направился к свидетельской трибуне. Как только Эмили взглянула на него, ей на ум пришло любимое изречение ее бабушки: «Из свиного уха шелкового кошелька не сошьешь».

На Джимми был темно-синий костюм, белая рубашка и синий узорчатый галстук — те, что Эмили специально подобрала для его выступления в суде. Ему пришлось согласиться и на посещение тюремной парикмахерской, но, даже сносно подстриженный, Истон не перестал выглядеть отъявленным мошенником, как и предупреждала Эмили своего шефа.

Имея богатый опыт участия в криминальных процессах, Джимми знал, что и как надо делать. Дойдя до судейского стола, он остановился прямо напротив судьи Стивенса, и тот попросил для начала назвать свое полное имя, а фамилию произнести по буквам.

— Джеймс Истон, и-эс-тэ-о-эн.

— Сэр, поднимите правую руку и присягните суду, — велел Стивенс.

Пока Джимми с видом праведника клялся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, по залу прокатились смешки. «Ужасно! — в смятении подумала Эмили. — Дай бог, чтобы мой главный свидетель не обескуражил присяжных».

Судья Стивенс требовательно постучал молоточком и предупредил, что тот, кто вербально или не вербально прокомментирует показания свидетеля, будет немедленно удален из зала и отстранен от участия в дальнейших заседаниях.