Эта песня мне знакома - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 16

На этом деле Коннер Бэнкс сделал себе репутацию, и за последующие десять лет эта репутация значительно упрочилась. Добродушный здоровяк, он со своей типично кельтской обаятельной внешностью сам стал знаменитостью, прославившись своим остроумием и ослепительными красотками, в обществе которых появлялся на великосветских приемах.

Когда Глэдис Олторп открыто обвинила Питера Кэррингтона в убийстве дочери, Винсент Слейтер позвонил Уолтеру Маркинсону и попросил того подобрать команду первоклассных юристов, которая могла бы оценить перспективы возбуждения судебного иска против миссис Олторп и вести это дело, если будет решено обратиться в суд.

По решению Питера Кэррингтона адвокаты проводили свои совещания у него дома, а не на Манхэттене; так он мог присутствовать на них, не прорываясь сквозь кольцо журналистов, осаждавших его дом. Теперь, неделю спустя, Коннер Бэнкс стал в поместье Кэррингтонов частым гостем.

В самый первый приезд, когда их глазам предстал особняк, старший партнер Коннера презрительно фыркнул:

— Не представляю, какой человек согласился бы жить в таком огромном доме по собственному желанию.

И Бэнкс, страстный любитель истории, немедленно отозвался:

— Я, например. Дом великолепен.

Когда адвокаты вошли в обеденный зал, где должны были проходить совещания, Слейтер уже ждал их. На серванте были выставлены кофе, чай, бутылки с минеральной водой и крошечные пирожные. Блокноты и ручки были разложены на столе. Два других адвоката, Сол Абрамсон из Чикаго и Артур Роббинс из Бостона, за плечами у каждого из которых имелся внушительный список выигранных дел, прибыли через несколько минут после Коннера Бэнкса и Маркинсона.

В зал вошел Питер Кэррингтон. К удивлению Бэнкса, его сопровождала жена. Бэнкс не относился к числу тех, кто склонен доверять первому впечатлению, но невозможно было не признать, что от Питера Кэррингтона исходит какая-то аура. В отличие от своих адвокатов и Слейтера, одетых в строгие костюмы, он был в рубахе с расстегнутым воротом и в кофте. После того как его представили юристам, он первым же делом сказал:

— Никаких «мистеров Кэррингтонов». Зовите меня просто Питер. А мою жену зовут Кей. У меня такое чувство, что встречаться нам с вами придется очень долго, так что давайте обойдемся без формальностей.

Отправляясь сюда, Коннер Бэнкс не знал, чего ожидать от новоиспеченной жены Кэррингтона. Он заранее отнес ее в разряд удачливых охотниц за состояниями. А кем еще могла быть библиотекарша, которая выскочила замуж за миллиардера после головокружительного романа?

Однако он сразу же понял, что Кей Лэнсинг Кэррингтон совершенно не такая. Как и ее муж, одета она была совсем просто, в свитер и брюки. Но малиновый оттенок ее свитера с высоким воротом оттенял лицо, на котором внимание приковывали к себе глаза такого темно-синего цвета, что казались почти черными, как ее длинные волосы, собранные в хвост на затылке и рассыпающиеся по плечам.

Как во время их самой первой встречи, так и во все последующие она неизменно садилась справа от Питера, который занимал место во главе стола. Слейтер занимал стул слева от Питера. Коннер Бэнкс сидел рядом со Слейтером и потому имел возможность наблюдать безмолвное общение между Питером Кэррингтоном и его женой. Они то и дело ласково соприкасались руками, а та нежность, которой светились их глаза, когда они смотрели друг на друга, впервые заставила его усомниться, что быть свободным и независимым, как он, так уж здорово.

Из любопытства Бэнкс собрал кое-какую информацию по этому делу еще даже до того, как ему предложили поучаствовать в оценке целесообразности судебного иска. Интерес его был вызван тем обстоятельством, что ему не раз доводилось сталкиваться с бывшим послом Чарльзом Олторпом на разнообразных светских мероприятиях, и ни на одном из них тот не появился в обществе своей законной супруги.

На первых двух совещаниях, которые состоялись еще до того, как было обнаружено тело Сьюзен Олторп, они обсуждали, нужно ли Питеру выдвигать против Глэдис Олторп иск за клевету.

— Она ни за что не возьмет свои слова назад, — сказал Маркинсон. — С их стороны это способ заставить вас давать показания. Вам придется давать показания под присягой. Они надеются подловить вас на чем-нибудь. Пока что у следствия нет достаточных улик, чтобы привлечь вас к суду. Питер, вы встречались со Сьюзен. Ваши семьи дружили. В ту ночь вы подвозили ее домой. К несчастью, вернувшись домой через боковую дверь, вы лишили себя свидетелей, которые могли бы подтвердить, что вы действительно поднялись к себе в спальню.

«Так уж и лишил?» — спросил себя Коннер Бэнкс.

Чтобы двадцатилетний парень, вернувшийся домой чуть позже полуночи, да в самый разгар вечеринки, отправился баиньки? «Наш клиент невиновен, — подумал он саркастически. — О, разумеется. Защищать его — моя работа. Но это не значит, что я должен ему верить».

— Должен сказать, это дело давным-давно закрыли бы, если бы не ваша пропавшая сорочка, — заявил Маркинсон. — Горничная показала, что она вынула ее из корзины для грязного белья и отдала курьеру из прачечной, так что, если они попытаются использовать пропажу сорочки как доказательство вины, это ударит по ним же. Подав иск, вы ничего не теряете и, если дело дойдет до суда, продемонстрируете общественности, что все обвинения беспочвенны.

Третье совещание состоялось через день после похорон Сьюзен Олторп, как раз когда подоспела ошеломляющая новость, что Мария Вальдес, горничная, которая показала, что отдала сорочку Питера в стирку, теперь отказывается от своих слов.

На этот раз, когда чета Кэррингтонов появилась в зале, лица у обоих были напряженные. Не удосужившись даже поздороваться, Питер заявил:

— Она лжет. Я не моту этого доказать, но я знаю, что она лжет. Я клал сорочку в корзину для грязного белья. Представления не имею, зачем она все это затеяла.

— Мы попытаемся доказать, что она лжет, Питер, — заверил его Маркинсон. — Мы по крупицам восстановим всю ее жизнь за эти двадцать два года. Может быть, нам удастся раскопать в ее прошлом что-нибудь такое, что выставит ее ненадежным свидетелем.

Коннер Бэнкс с самого начала сильно подозревал, что Питер Кэррингтон приложил руку к гибели Сьюзен Олторп. Теперь, когда в деле появилась новая улика, он был практически в этом уверен. Никто не видел, как Кэррингтон вернулся в дом в ночь того злополучного приема. Парень двадцати лет отправляется прямиком в постель, когда в доме полным-полно гостей и они все еще танцуют на террасе. Никто не видит, как он загоняет машину в гараж. Никто не видит, как он входит в дом. На следующее утро Сьюзен бесследно исчезает, как и сорочка, которая была накануне на Кэррингтоне. А теперь ее труп обнаруживают на его земле. Да прокурор просто обязана его арестовать!

«Питер, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе выйти сухим из воды, — подумал он, глядя на этого мужчину, который сжимал руку своей жены, — но я видел репортаж с похорон во вчерашних вечерних новостях. В некоторой степени мне даже жаль, что на этом процессе я буду представлять сторону защиты, а не обвинения. И я уверен, что коллеги разделяют мои чувства».

Кей едва сдерживала слезы.

«Она будет до последнего поддерживать своего мужа, — подумалось Бэнксу. — Это хорошо».

Но если он виновен в смерти Сьюзен Олторп, возможно, правы те, кому кажется подозрительной гибель его первой жены? Может быть, он психопат, и в таком случае не решит ли он расправиться и со своей новой женушкой тоже?

И почему он не может отделаться от ощущения, что есть что-то странное — и, пожалуй, странно подозрительное — в этом скоропалительном браке с женщиной, с которой Кэррингтон и знаком-то всего ничего?

16

«А он нервничает, — отметила Пэт Дженнингс, глядя на своего начальника Ричарда Уокера. — Зуб даю, опять играет на скачках. При таких-то доходах, которые приносит — вернее, не приносит — галерея, только и остается надежды, что на тотализатор».