Эта песня мне знакома - Кларк Мэри Хиггинс. Страница 5

Мэгги давно уже не вспоминала о деле Олторп вслух, но я могла поручиться, что если она была в магазине и видела там журнал «Суперстар» с фотографией Питера Кэррингтона на обложке, то непременно купила его. Это объясняло внезапную тревогу, которую вызвало у нее мое признание, что мы с ним встречались.

Я чмокнула ее в макушку.

— Мэгги, я проголодалась. Давай сходим куда-нибудь поесть пасты. Я угощаю.

Когда полтора часа спустя я высадила ее у дома, она, поколебавшись, сказала:

— Кей, зайди ко мне. Я хочу присутствовать на вашей вечеринке. Я выпишу тебе чек за билет.

— Мэгги, ты с ума сошла! — попыталась отговорить ее я. — Тебе это не по карману.

— Я там буду, — уперлась она. На ее лице была написана такая решимость, что спорить оказалось бесполезно.

Несколько минут спустя я ехала домой по мосту Джорджа Вашингтона с чеком в кармане. Причины, по которым бабушка настояла на том, чтобы присутствовать на вечеринке, были мне понятны. Мэгги решила стать моим личным телохранителем на то время, пока я буду находиться под крышей особняка Кэррингтонов.

4

В ожидании гостя Глэдис Олторп задумчиво разглядывала портрет своей пропавшей дочери. Фотография была сделана на террасе особняка Кэррингтонов в тот самый вечер, когда Сьюзен исчезла. Белое вечернее платье из шифона облегало стройное тело. Длинные, чуточку спутанные белокурые волосы рассыпались по плечам. Она не подозревала, что ее снимают, и на лице у нее застыло серьезное, даже печальное выражение. О чем она думала в тот миг, в сотый раз спросила себя Глэдис, обводя пальцем контур губ Сьюзен. Может, ее уже тогда преследовало предчувствие, что с ней должно что-то случиться?

Или она наконец поняла, что ее отец увлечен Элейн Кэррингтон?

Глэдис вздохнула и тяжело поднялась, опершись на ручку кресла. Бренда, новая домработница, принесла ей на подносе обед и вернулась в свою квартирку над гаражом. Повариха, увы, из Бренды никудышная.

«Впрочем, я не особенно и голодна», — подумала Глэдис и понесла поднос в кухню.

От вида несъеденной пищи ее слегка замутило, и она поспешно отправила все в измельчитель пищевых отходов, ополоснула тарелки и сунула их в посудомоечную машину.

«Я бы сама все сделала, миссис Олторп», — как пить дать, всполошится утром Бренда. «А я скажу, что привести все в порядок — минутное дело, — подумала Глэдис. — Привести в порядок. Вот точное выражение для того, чем я сейчас занята. Пытаюсь привести в порядок самое важное дело, пока жизнь не подошла к концу».

«Шесть месяцев в лучшем случае», — сошлись во мнении доктора, вынесшие ей вердикт, которым она пока что ни с кем не поделилась.

Она вернулась в рабочий кабинет, самую любимую из семнадцати комнат в доме.

«Я давным-давно хотела перебраться в дом поменьше; когда меня не станет, Чарльз так и сделает».

Глэдис понимала, почему так и не собралась никуда переехать. В этом доме была комната Сьюзен, и все в ней оставалось в точности таким, как было в ту ночь, когда она сбежала, предварительно заглянув к отцу, чтобы показаться.

На следующее утро она подумала, пусть девочка поспит подольше, и не стала ее будить. Однако в полдень решила все-таки заглянуть к ней. Постель была даже не смята, и полотенца в ванной не тронуты. Должно быть, улизнула сразу же после того, как объявила, что уже дома.

«Прежде чем умру, я должна попытаться узнать, что с ней случилось», — поклялась Глэдис.

Может, этому сыщику удастся найти хоть какие-то ответы. Звали его Николас Греко. Она увидела его по телевизору; он рассказывал о преступлениях, которые раскрыл. Выйдя в отставку из уголовного отдела нью-йоркской полиции, он открыл частное сыскное агентство и быстро прославился как человек, способный распутать преступление, считавшееся нераскрываемым.

— Близким жертвы необходимо какое-то логическое завершение, — сказал он в том интервью. — Они не находят покоя, пока в деле не поставлена точка. К счастью, каждый день появляются новые инструменты и методы, способные пролить свет на дела, которые до сих пор остаются нераскрытыми.

Она попросила его прийти сегодня к восьми часам вечера по двум причинам. Во-первых, она знала, что Чарльза не будет дома. Во-вторых, не хотела, чтобы при их разговоре присутствовала Бренда. Две недели назад, когда Глэдис смотрела по телевизору передачу с участием Греко, Бренда вошла в кабинет.

— Да, миссис Олторп, настоящие дела, о которых он рассказывает, будут поинтереснее тех, что выдумывают телевизионщики, — заявила тогда домработница. — Сразу видать, что человек умный.

Ровно в восемь часов в дверь позвонили. Глэдис поспешила впустить гостя. Николас Греко с первого взгляда произвел на нее впечатление человека располагающего и надежного. Внешне он оказался в точности таким, каким его показывали по телевизору: мужчина под шестьдесят в строгом костюме, среднего роста, с рыжеватыми волосами и темно-карими глазами. Однако при личной встрече она одобрительно отметила его крепкое рукопожатие и открытый взгляд. Все в нем вызывало доверие.

Она задумалась о том, какое впечатление производит сама. Вероятно, он увидел перед собой женщину за шестьдесят, болезненно худую и бледную, с печатью скорой кончины на лице.

— Спасибо, что пришли, — произнесла она. — Уверена, с просьбами вроде моей к вам обращаются очень многие.

— У меня самого две дочери, — сказал Греко. — Если бы какая-нибудь из них пропала, я не знал бы покоя, пока не нашел бы ее. — Он немного помолчал, потом негромко добавил: — Даже если бы я узнал совсем не то, на что надеялся.

— Я уверена, что Сьюзен нет в живых, — произнесла Глэдис Олторп спокойным тоном, однако в глазах у нее промелькнули отчаяние и боль. — Но она не могла исчезнуть просто так. С ней что-то случилось, и я считаю, что в этом виноват Питер Кэррингтон. Я должна узнать правду, какова бы она ни была. Вы беретесь помочь мне?

— Да, берусь.

— Я собрала для вас все материалы об исчезновении Сьюзен, которые у меня есть. Они у меня в кабинете.

Следуя за Глэдис Олторп по широкому коридору, Николас Греко наметанным взглядом оценил картины на стенах. Должно быть, кто-то из членов семьи коллекционер, подумал он. Может, они и не музейного уровня, но определенно очень и очень неплохи.

Вообще в этом доме все так и дышало хорошим вкусом и качеством. Изумрудно-зеленый ковер ласкал ноги. Лепнина на потолках служила дополнительным обрамлением для полотен. Небольшой коврик в кабинете, куда Глэдис Олторп привела его, украшал неяркий красно-голубой орнамент. Голубоватая обивка дивана и кресел перекликалась с узором на коврике. Он отметил стоящий на столе портрет Сьюзен Олторп. Сбоку лежал бумажный подарочный пакет, набитый бумагами формата А4.

Он подошел к столу и взял портрет в руки. Приняв решение взяться за это дело, он провел кое-какую предварительную подготовку, и эта фотография попадалась ему в Интернете.

— Это то платье, которое было на Сьюзен, когда она исчезла? — спросил он.

— Она была в нем на приеме у Кэррингтонов. Я неважно себя чувствовала, и мы с мужем уехали, не дожидаясь окончания. Питер пообещал, что потом довезет Сьюзен до дому.

— Вы еще не спали, когда она вернулась?

— Да, это было примерно через час. Чарльз смотрел у себя в комнате двенадцатичасовые новости. Я слышала, как она крикнула ему, что уже дома.

— Восемнадцатилетняя девушка вернулась с вечеринки домой так рано?

Губы Глэдис Олторп сжались, и это не ускользнуло от внимания Греко. Вопрос явно задел ее за живое.

— Чарльз был сумасшедшим отцом. Он требовал, чтобы Сьюзен будила его в любое время, когда бы ни вернулась домой.

На своем веку Николас Греко по долгу службы повидал немало убитых горем родителей. Но Глэдис Олторп, в отличие от большинства из них, похоже, всегда старалась держать свои переживания при себе. Судя по всему, решение обратиться к нему за помощью далось ей с большим трудом; для нее это был шаг на новую, пугающую территорию.