Неуловимая невеста - Кинг Валери. Страница 21

Она стремилась не допустить главной ошибки, той, что, по ее мнению, как раз и погубила ее. Ей не следовало выходить за Редмира. Их брак изобиловал ссорами, бурными сценами, особенно в последний год, и она хотела, как каждая мать от сотворения мира, другой и лучшей судьбы для своей девочки. Нет, это не для Джулиан – мучиться, терпеть унижения и лишаться рассудка, будучи так безумно влюбленной, как ее мать, которая то была на вершине блаженства, то погибала от отчаяния. Правда, в прошлые годы счастье ее перевешивало все огорчения, причиненные ей мужем. Но какое это теперь имело значение? Леди Редмир казалось, что последний год полностью зачеркнул девятнадцать лет настоящего счастья.

За этот год она пережила столько мучений, что их хватило бы на целую жизнь!

Нет, Джулиан не должна страдать, как страдала она, и ей удалось убедить дочь, что со временем она научится любить Карлтона.

А теперь Джилли во власти Карлтона, и наконец открылось его истинное лицо.

Ее размышления прервал скрип шагов, и в гостиную вошел Фитцпейн. Кроме слегка помятого воротничка, ничто не говорило о том, что он провел весь день в пути, а потом еще целый час колесил по городу в поисках известий о Джулиан. Он прошел через комнату, и она не заметила ни одной снежинки, которая пристала бы к его сапогам или полам его пальто.

Подойдя к леди Редмир, он изящно поклонился и сообщил:

– Никто их не видел. Никто из тех, с кем я разговаривал, не припомнил рыжеволосой девушки в белом платье и темно-зеленой накидке. Могу лишь предположить, что Карлтон движется быстрее и сейчас находится в Феррибридже.

– А может быть, вы пропустили какую-нибудь из Йоркских гостиниц? Я знаю, есть еще одна возле дороги на Изингволд.

– «Гончарный Круг». Я спрашивал и там, и хотя хозяин показался мне человеком туповатым, он вполне вразумительно заявил, что не видел молодой рыжеволосой леди в зеленой накидке. Я думаю, что этот простоватый малый не стал бы меня обманывать.

– Нам нужно было ехать через Хемблтонские холмы, как вы и предлагали, – сказала она. – Но я ненавижу этот путь. Дорога местами неровная, и коляску страшно трясет. Мне от одной мысли становится дурно. Мы не найдем их в Йорке, я опять совершила ошибку, нужно было отважиться последовать вашему совету.

Он улыбнулся, и голос его прозвучал почти нежно:

– Не мучьте себя так. Я убежден, что мы найдем Джулиан, не стоит впадать в отчаяние.

Тут в дверях появился капитан Бек, вернувшийся с боевого задания заказать ужин.

– Вы ошибаетесь, мистер Фитцпейн, – сказал он голосом, полным уныния. – У меня дурное предчувствие. Я полагаю, что ее замело снегом, и она погибла. Я уверен. Я… я как-то сердцем это чувствую.

Он трижды ударил себя кулаком в грудь и тяжело вздохнул.

Капитан стоял в дверях, олицетворяя собой смертную тоску, с опущенными углами рта, потухшим взором, подбоченясь, выставив ногу вперед и горько качая головой. Он выглядел, словно провинциальный актеришко в самой мрачной шекспировской трагедии.

С самого начала пути Бек стал пророчить им всевозможные несчастья. На каждом ухабе дороги он охал и сожалел, что карета не имеет крыльев. Вид каждой женщины в зеленом исторгал из его груди отчаянный вопль.

– Ну, ну, моя дорогая Миллисент, – продолжал капитан дрожащим голосом, подходя к ней. – Я знаю, что вынести это выше ваших сил, но я с вами и поддержу вас. – Он нежно обнял ее за плечи и протяжно вздохнул. – Карлтон должен быть повешен, а его живот вспорот на корм воронам.

При всей мрачности ее настроения, она едва удержалась от смеха, Капитан Бек был необыкновенно смешон. Леди Редмир не осмелилась обменяться взглядом с Фитцпейном, который по-прежнему стоял возле обеденного стола. Она понимала, что они оба одинаково пытаются не обращать внимания на бредовые заявления капитана. Если они встретятся взглядами, она окончательно потеряет выдержку и засмеется.

– Да, моя дорогая, – сказал Бек, поглаживая ее плечи, – дайте выход своему страданию. Я убежден, вам будет все-таки легче от этого! Думаю, вам стоит заказать бюст Джулиан для фамильного склепа. Каждый мог бы прийти и восхищаться ее красотой. Может быть, мистер Фитцпейн мог бы написать поэму в ее честь… «Ода Погибшей Странствующей Даме»… Нет, звучит немного жестоко. Лучше «Даме, Избравшей Не Ту Дорогу». Что вы думаете, Фитцпейн? У меня ведь нет таланта изъясняться вашим языком.

Поэт остолбенел, его голубые глаза стали совершенно круглыми от удивления. Это выражение крайнего изумления заставило леди Редмир фыркнуть от смеха, уткнувшись в ладони.

– Я бы предпочел, – ответил Фитцпейн спокойно, – отложить это занятие до тех пор, пока не буду убежден в его необходимости.

Леди Редмир стало любопытно, что скажет на это капитан, и, чуть раздвинув пальцы, она взглянула на своего «утешителя». Он кивнул уныло:

– Вполне разумно. Стоит ли попусту тратить слова, если она не умерла!

Леди Редмир рассмеялась до слез, уже не закрывая лица и откровенно утирая слезы.

– Джеймс, дорогой вы мой, вы лучшее утешение, – рыдала она. – Не могу представить, что бы я делала, будь я на смертном одре, и не окажись вы рядом, чтобы… чтобы проводить меня в мир иной!

– Даже не думайте об этом, дорогая! – сказал он, губы его дрожали. – О, Боже! Мне дурно. Миллисент, а что мне делать, если вы умрете от того, что у вас вдруг ложка застрянет в горле?

Это было уже слишком для леди Редмир: она со стоном прислонилась к столу. Фитцпейн отчаянно прикусил нижнюю губу, потом резко отвернулся и отошел к окну.

– Я не могу больше, – простонал капитан Бек. – Вы должны меня простить, но видеть ваше отчаяние… нет, я не вынесу этого! – И с этими словами он быстро выбежал из гостиной.

Леди Редмир наконец оторвалась от стола и откинулась на спинку стула. Она достала из своего бисерного ридикюля платок и уткнулась в него лицом. Несколько минут она еще вздрагивала от смеха. Когда ей почти удалось успокоиться, Фитцпейн отвернулся от окна, и леди Редмир увидела, что он тоже плачет от смеха. Она тут же расхохоталась снова и смеялась до тех пор, пока у нее не заболели бока.

Когда она, наконец, успокоилась, Фитцпейн подошел к столу и сел напротив нее.

– Я знаю, вы недоумеваете, для чего я держу при себе этого дурачка.

Он кивнул, подтверждая. Улыбнувшись, она вытерла еще одну слезинку на щеке и слегка задумалась.

– Я сама не знаю, почему. Видимо, потому, что он… он меня действительно утешает.

Она опустила глаза и вдруг увидела у себя в руках батистовый платочек, тот самый, что вышила для нее Джилли, когда ей было десять лет: одинокий стебель фиолетового вереска, оплетенный зеленой лентой.

– О, Господи, – пробормотала она, сердце ее сжалось, когда она вновь нежно дотронулась до платка. – Вы думаете, она умерла, мистер Фитцпейн? При всей своей глупости капитан Бек может оказаться и прав.

Фитцпейн пересел ближе к ней и, взяв ее руку, сказал:

– Не слушайте всякий вздор. Ваша дочь с Карлтоном, – как бы сильно ни занимало его теперь желание отомстить, он не ищет ни собственной смерти, ни, разумеется, смерти вашей дочери. Он опытный и предусмотрительный путешественник.

– А как же ее честь? – спросила она.

– Знаю, что вы не поверите мне, леди Редмир, но в душе своей Карлтон – хороший человек, иногда просто прекрасный, и у меня есть все основания думать, что он не причинит вреда вашей дочери и никому другому этого не позволит. Он придет в себя и оставит этот сумасбродный план, уверяю вас!

– Даже если бы он этого и захотел он уже навредил ей, поскольку они едут вместе целый день, и без слуг, а теперь они проведут… проведут ночь вместе! Бек прав, он скомпрометировал ее. Безнадежно.

– Я не знаю, как именно это все уладится. Но когда Карлтон одумается – а я уверен, что так и будет, – он обязательно найдет выход из этого положения.

Леди Редмир промолчала. Рука Фитцпейна лежала на ее руке самым приятным образом. Она была странно успокоена его прикосновением. Она вздохнула, думая, что ей стоило быть более внимательной к своей дочери, пока было не поздно, надо было понять, как Джилли несчастлива. Она чувствовала себя виноватой, вспоминая и обдумывая поведение дочери в последние несколько недель.