Школа гейш - Лисовская Алиса. Страница 10
Мия без сил рухнула на циновку.
— Молчишь? — Человек с глазами мертвой рыбы ухватил Джина за волосы и поднес к его лицу сияющее малиновым жаром острие нагретой иглы. — Быть может, мне стоит воткнуть это тебе в глаз? Или еще куда-нибудь? — Игла переместилась к низу живота, нацелившись в пах.
Джин улыбнулся разбитыми губами.
— Не стоит этого делать, — мягко сказал он. — После подобного увечья у тебя не будет резонов отпускать меня живым, ведь я вылечусь и отомщу. А у меня не будет надежды выжить, поэтому я точно ничего не скажу.
Дипломатия не так уж сильно отличается от боя. И там и там, чтобы одолеть противника, нужно мыслить как он, понять его, стать им…
Джин чувствовал страх и растерянность человека с рыбьими глазами, его нежелание докладывать сёгуну о произошедшем. Одно дело — просто признаться, что проморгали лазутчика, и совсем другое — предоставить сломленного и готового говорить шпиона.
Понимал, но не сочувствовал. Сочувствию мешали боль в избитом теле и окровавленных пальцах и желание вогнать эту иглу рыбоглазому в шею.
Очень затруднительно быть милым, когда висишь обнаженным, распятым на цепях и тебе только что вырвали второй ноготь. Очень сложно не перейти к угрозам, а вслед за ними к мольбам. Джин держался из последних сил.
Рыбоглазый убрал иглу. Джин почувствовал, как щипцы захватывают ноготь на указательном пальце, и приготовился к боли. Перед глазами разворачивался огненный, в черных прожилках вихрь.
— Что ты сделал со святыней, собачий сын? — свистящим шепотом спросил человек с глазами мертвой рыбы.
— Я не помню, — выдохнул Джин, балансируя на краю кипящего безумия.
— Придется освежить твою память.
Жутковатый хруст, боль, хлестнувшая по нервам, крик, который невозможно и не нужно сдерживать.
Падение в бездну, полную рыжего огня, было коротким и нестрашным.
— Он приходил в себя?
Тануки отрицательно покачал головой:
— Спит как мертвый. Я уже и на охоту успел сходить. — Оборотень с гордостью продемонстрировал Мие десяток освежеванных тушек крыс, насаженных на палочку. — Будешь?
— Я поужинала.
Она опустилась на охапку сухих пальмовых листьев. Незнакомец лежал рядом. Прошлой ночью при свете костра он показался ей старше. Сейчас, когда косые лучи солнца заливали храм сквозь окна и прорехи в крыше, Мия смогла его как следует разглядеть.
Не больше двадцати пяти — двадцати семи лет, трудно сказать точнее, слишком измучен лишениями и болезнью. Необычное лицо. Тонкий нос с горбинкой, резкие скулы, высокий лоб. Красиво очерченные губы и мужественный подбородок. Когда Мия смыла с него кровь, стало видно — незнакомец очень красив, несмотря на немного чуждые черты.
Грязные, криво и коротко остриженные волосы мужчины в свете солнца чуть отливали рыжим.
Его тело все еще было горячим, как нагретые в очаге камни, а на щеках цвел лихорадочный румянец, но что-то во внешнем виде раненого подсказывало: кризис миновал. Он будет жить.
— Ты менял повязки?
— Когда бы я успел, Мия-сан? — вознегодовал тануки. — У меня и без того куча дел!
— Каких дел?
— Ну как же, — начал загибать пальчики оборотень, — за дровами сходить. За водой. Поесть. Поспать опять же. Ты меня всю ночь гоняла.
Мия фыркнула и потянулась срезать бинты. Но стоило ей склониться с ножом в руке над раненым, как глаза мужчины распахнулись. Он перехватил ее за запястье и дернул на себя, больно выворачивая руку и вынуждая разжать пальцы. Танто выпал и покатился по половицам, Мия жалобно вскрикнула.
Ее обдало запахами болезни, пота и лекарственных трав. Сияющие слепящей изумрудной зеленью глаза оказались прямо напротив ее глаз. Мия завозилась, пытаясь вырваться, но он, несмотря на раны и лихорадку, был силен.
— Кто ты, ёкай тебя побери? — резко выдохнул мужчина.
И тут же застонал от боли. Внешне неповоротливый тануки в одно мгновение отшвырнул насаженных на палочку крыс, подскочил к нему и ловко пнул по раненому плечу.
— А ну отпусти ее, отродье скорпиона и мокрицы, — потребовал оборотень, приставив к горлу раненого нож, куда больше похожий на здоровенный тесак.
Мужчина выдохнул и разжал руки. Мия отпрянула от него, растирая запястье.
— Вот! — провозгласил тануки и еще раз пнул раненого, вызвав новый стон. — Вот она — человеческая неблагодарность. Ты его подобрала, выходила, а он при первой же возможности на тебя набрасывается с целями неправедными. У-у-у, бандитская рожа! — С этими словами он собрался еще раз пнуть мужчину, но тот в последний момент ловко увернулся, перекатился и подобрал танто.
Перехватив нож жестом опытного воина, он приподнялся в низкой боевой стойке, вытянув искалеченную ногу, и взглянул на оборотня исподлобья, через падающие на глаза спутанные пряди волос.
— Прекратите! — Мия вскочила, готовая при необходимости броситься разнимать мужчин. — Пожалуйста, — обратилась она к раненому, — не дергайся. У тебя снова рана открылась.
Это было правдой. Повязка медленно пропитывалась кровью.
— А ты, Дайхиро, прекращай воевать.
— Кто вы? — повторил мужчина. Присмотрелся к оборотню, и глаза его изумленно расширились. — Ёкай!
— Сам ты ёкай, — обиделся тануки. — И дурак к тому же. Мия-сан над тобой ночь не спала — лечила, зашивала, а ты ей руки крутишь. Правильно я сказал — надо было выбросить тебя сразу.
— Мы не враги, — тихо добавила Мия.
Лицо незнакомца прояснилось, словно он что-то вспомнил. Он уставился на Мию с таким видом, будто она на его глазах обернулась белым журавлем и вот-вот улетит.
— Ты?! — потрясенно выдохнул мужчина.
— Меня зовут Мия.
Глава 5
САМХАНСКИЙ ТИГР
Перевязку и обработку раны он перенес без звука, несмотря на то, что разошедшийся шов пришлось накладывать заново. Только хмыкнул, когда Мия посетовала, что татуировка не будет прежней — края порванной кожи не получалось соединить ровно, сколько она ни старалась.
— Ты видишь тигра?
— Да, — она помедлила, — его трудно не заметить.
— А, ну да, — он засмеялся вполне искренне, — будет кривой на один глаз.
— Лежи смирно, — попросила Мия, втирая мазь тигру в морду. Выбитый на спине зверь и впрямь словно окривел на один глаз, приобрел вид разбойничий и вдвойне опасный.
Он послушно прекратил смеяться. Но болтать не прекратил:
— Ми-я. Красивое имя. Что оно означает?
— «Тихая, как храм». А на древнем хакинабу — «строптивая, непокорная».
— В тихом храме водятся ёкай. — Мужчина покосился на тануки, который все еще дулся в углу, распушив усы и хвост.
— А твое имя?
— Джин.
— Просто Джин?
— Джин Хо.
«Хо» означало «тигр» на самханском.
— У тебя поэтому тигр на спине?
— И поэтому тоже.
Мия нахмурилась. Необычные черты лица, волосы, отливающие рыжим, теперь еще и имя…
— Ты не с Благословенных островов?
— Я — самханец.
— Встань, пожалуйста.
Мужчина послушно приподнялся, помогая ей наложить повязку. Закатное солнце поцеловало его в плечо, подчеркнув красивый рельеф мышц под гладкой, бронзовой от загара кожей.
В отличие от того же Акио Такухати, Джин не подавлял. В нем не было высокомерия и гнетущей властности директора. Но все же самханец сумел за считаные мгновения перехватить лидерство. Он забрал его у Мии так спокойно, с таким пониманием своего права распоряжаться и уверенностью в себе, что она и не подумала сопротивляться.
— Итак, я обязан тебе… вам, — поправился он, снова покосившись на недовольно заворчавшего тануки, — жизнью. Я должен сказать спасибо.
— Сказал уже, — не удержался оборотень. — Хороша благодарность, чтобы тебя в аду за нее демоны за пятки покусали.
— И извиниться, — невозмутимо кивнул мужчина в ответ на отповедь. — Простите меня, Мия-сан и уважаемый Дайхиро. В моем бреду рядом не было друзей. Только враги.