Школа гейш - Лисовская Алиса. Страница 9

Прозвенел гонг. Выждав, пока двор окончательно опустеет, Мия завернулась во влажное полотно и юркнула наружу.

И не успела пробежать и пяти шагов, как налетела на Акио Такухати.

— Лучшая ученица! — Он с готовностью обнял свою добычу и ухмыльнулся. — Этот наряд нарушает традиции школы.

Кровь прилила к щекам. Под плотоядным взглядом Такухати Мия словно со стороны увидела: непристойно обнаженные плечи, руки, ноги. И влажное полотно облепляет тело, подчеркивая все изгибы и выпуклости.

— Да, господин Такухати. Простите, — пробормотала Мия, вынырнула из кольца его рук и попробовала обогнуть директора, но он каким-то неведомым путем снова оказался у нее на пути.

— Я не отпускал тебя. Где твоя одежда?

— Не знаю. Разрешите мне дойти до дома и одеться, — взмолилась она.

Стоять на открытом всем взглядам дворе в таком виде было невыносимо.

Он нахмурился и развязал пояс своего кимоно. Мия шарахнулась в сторону.

— Подойди! — Тон, которым был отдан приказ, заставил вспомнить слухи о военном прошлом Такухати. Мия опасливо шагнула вперед, и на плечи ей опустилась плотная ткань.

Сразу стало тепло, даже жарко. Не только от одежды. Мия вдохнула еле заметный терпкий запах, исходивший от кимоно. Оно пахло мускусом и здоровым сильным мужским телом. Против воли перед глазами встала подсмотренная вчера в зале картина.

— Пойдем, — все таким же не терпящим возражений голосом приказал Такухати. — И рассказывай, что случилось.

За минуту директор вытянул из нее все подробности происшествия.

Кимоно и нижняя рубашка Мии лежали на полу у входа в домик грязной тряпкой. Судя по внешнему виду, ими вымыли полы.

— Виновные будут наказаны.

Ярость в его голосе удивила Мию. Она покачала головой:

— Никто не сознается, господин Такухати. Майко скажут, что я сама, должно быть, испачкала свою одежду. И никто ничего не видел.

Она помнила, как это было шесть лет назад, пока директор Итико не положила конец травле. Но в способность Такухати прекратить женские дрязги Мия не верила. Да и станет ли генерал разбираться в мелких обидах воспитанниц?

— Спасибо за помощь. Разрешите мне одеться? Я бы хотела успеть на завтрак.

Он кивнул:

— Одевайся. И пойдем в столовую. Я не оставлю это просто так.

— Что вы собираетесь делать?

Злая ухмылка искривила его губы.

— Пусть выбирают. Или виновные сознаются, или я накажу всех. Пять ударов по пяткам для начала.

— О нет! — Она представила эту картину и пришла в ужас.

Телесные наказания применялись в школе только за самые серьезные преступления. Воспитанниц не секли прутьями, чтобы не портить нежную кожу. Вместо этого практиковались удары бамбуковыми палками по пяткам. Мию наказывали лишь однажды, в детстве. Всего два удара, но она до сих пор помнила, как нестерпимо больно это было. Не только в момент наказания, но и после, когда каждый шаг напоминал о перенесенной экзекуции.

Если по вине Мии все девочки вынуждены будут пройти через такое, ее возненавидит вся школа. Мелкие пакости от Кумико покажутся невинными шутками. Ей будут плевать в еду, награждать тычками, ставить подножки, пачкать одежду, проливать тушь на задания по каллиграфии…

— Пожалуйста, не делайте этого!

— Я не потерплю подобного в моей школе. Одевайся!

Мия покачала головой:

— Пожалуйста, господин Такухати!

Неужели он не понимает, на что обречет ее это решение? Или это часть его плана — довести Мию до отчаяния, отдалить от всех прочих учениц? Чтобы она только в нем видела защиту и опору?

— Ты боишься, что будет хуже? — неожиданно мягко спросил директор. — Не волнуйся. Как только я объявлю о наказании, найдется кто-нибудь глазастый и не желающий страдать за чужие преступления. Вот увидишь, сразу после завтрака я буду знать все в подробностях. Кто крал, кто помогал, кто просто проходил мимо.

Возможно, он был прав, но Мия не желала привлекать к себе подобного внимания. Только славы любимицы директора ей не хватало.

Она склонилась в глубоком ритуальном поклоне:

— Я прошу вас, господин Такухати. Сделайте вид, что ничего не знаете об этом происшествии.

Он мотнул головой, словно собираясь отказать. Но окинул взглядом девушку, все так же кутавшуюся в короткий кусок ткани, и издевательски ухмыльнулся:

— Сделаю, если ты попросишь о поцелуе, лучшая ученица.

— Что? — Она растерялась. — Но вы же обещали…

— Я обещал не приставать к тебе, пока сама не попросишь.

Мия сглотнула, ощущая унизительную беспомощность и странное возбуждение. Она стояла почти обнаженной перед мужчиной, который видел в ней всего лишь игрушку для удовлетворения собственной похоти и даже не пытался скрыть это. Но что-то в глубине ее души сладко замирало от понимания, что она желанна для этого опасного человека.

— Ну? — Он склонился к ее уху и прошептал, обдав горячим дыханием: — Всего один поцелуй, лучшая ученица. Я остановлюсь, если ты не захочешь большего.

— Хорошо, — решилась она.

Один поцелуй. Здесь. Пока никто не видит.

Синева его глаз могла поспорить с синевой летних небес. Запах грозы и мускуса, губы почти коснулись ее губ и прошептали:

— Попроси.

— Поцелуйте меня, — выдавила Мия.

И зажмурилась.

Он обнял ее, положил одну руку на худенькие лопатки, а вторую — на ягодицы, заставляя тесно прижаться к себе. И накрыл ее губы своими — по-хозяйски, уверенно и властно.

До этого мига Мия знала лишь иллюзорные поцелуи фантомов-генсо. Миражи творил школьный маг, в них будущие гейши постигали науку любви на практике. И технику поцелуя Мия освоила еще два года назад на самых первых уроках.

Но иллюзорные мужчины бесплотны. От них не пахнет так одуряюще мускусом и грозой, и чем-то очень мужским, от чего кружится голова и путаются мысли. У них нет таких жестких рук, вжимающих Мию в чужое сильное тело. И они не целуют так неторопливо, словно смакуя вкус ее губ, в их объятиях не хочется обмякнуть покорным трофеем в руках победителя.

От иллюзий в памяти не оставалось звуков, запахов, прикосновений. Ничего, кроме чистого знания.

По сравнению с поцелуем Такухати генсо были как скверный рисунок начинающего живописца рядом с настоящим пейзажем: горы, сосны и небо.

Он чуть надавил языком, заставляя Мию разомкнуть губы, и по-хозяйски вторгся в ее рот, пробуя на вкус, изучая. И она ответила, почти против воли ответила. Так, как учили в генсо: раскрываясь, лаская, принимая его.

Жесткая рука сжалась на ягодице. Жадно, почти до боли, и это привело Мию в чувство.

— Хватит! — Она отпрянула, тщетно пытаясь вырваться из стальных объятий. — Я не хочу больше!

— Хорошо. — Он с неохотой разомкнул руки. Синее магическое пламя в глазах медленно гасло. — Я держу слово.

Она бессильно опустила руки и отступила, тяжело дыша. Позабытая ткань предательски скользнула на пол, открывая девичью наготу.

Такухати хрипло выдохнул и качнулся вперед, пожирая ее взглядом. Неумелая попытка прикрыться руками ничуть его не смутила. Заглядывавшее в окно солнце позолотило бледную кожу, заставив ее светиться мягким перламутровым светом. Вскинутые руки словно совсем не являлись преградой для жадного взгляда мужчины. Мия чувствовала этот взгляд, как ощущают прикосновения. Он скользил сверху вниз — высокая грудь, тонкая талия, пленительная линия бедер, сведенные вместе округлые коленки…

— Прекратите так смотреть.

— Ни за что.

Мия гневно фыркнула, сдернула с головы повязанный для купания платок, и волосы черным водопадом ринулись вниз, охраняя ее стыдливость.

Повисла напряженная тишина.

— Ми-и-ия, — произнес он нараспев, словно пробовал ее имя на вкус. Так же, как до того пробовал губы. — Знаешь, о чем я думаю, когда вижу эти волосы распущенными, Мия?

— Уйдите. Пожалуйста. Я благодарна вам за помощь, но сейчас мне нужно одеться и подготовиться к занятиям.

Он еще мгновение помедлил, словно хотел что-то сказать, но потом резко развернулся и вышел.