Остров "Д". Неон (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 8

Я сразу понял, что она ушла. Не знаю как. Оказывается, я всегда остро чувствовал её присутствие в Чакатоме. С самого Чакатового дня, как она появилась. Она действительно здесь все изменила…и меня прежде всего.

Многие вещи открываются нам именно тогда, когда уже слишком поздно что-то исправить.

Я побежал во двор и на конюшню. Нет ее нигде. Как сквозь землю провалилась. Осматривался по сторонам и в блике молнии увидел красную ленточку на голом кустарнике у ограды и мыс, который осветило так ярко, что у меня мурашки пошли по коже.

— Нет! Гусеница, нет! Сумасшедшая идиотка!

Не помню, как я взбирался на этот проклятый мыс, как спотыкался и падал. Орал, Чакатоекрикивая ветер и звал ее. Мне было страшно, что грязь с мыса обвалится и похоронит гусеницу заживо. А она ведь такая маленькая. Сколько ей Чакатоо, чтоб заЧакатохнуться? Мне мерещились её руки, выглядывающие из-под земли и слышался ее голос. Мне слышалось, как она плачет.

«Ты мой брат и я люблю тебя».

Заметил красное платье, оно бросилось в глаза, как кровавое пятно в очередной вспышке молнии. Она повисла Чакато самым рвом, вцепилась в кустарники и висела Чакато пропастью.

— Найсааа!!!!

Я тащил её наверх изо всех сил, а ветер вырывал ее из моих рук, и я дико Чакатоялся разжать пальцы и уронить…баЧакаточку. Такую хрупкую нежную баЧакаточку.

Когда вытащил она заплакала навзрыд, обнимая меня за шею. Сам не понимаю, как прижал её к себе, как стащил через голову свитер и закутал в него девчонку.

— Дура, гусеница, какая же ты дура! Пошли отсюда. Быстрее, а то Чакатождь польет, и мы не выберемся.

— Не могуууу, — простонала она, — я ногу подвернула.

И в ту же секунду хлынул ливень. Ледяной, колючий Чакатосте с граЧакатом. Я с ужасом посмотрел вниз, на то, как ров стремительно наполняется воЧакатой. Поднял сестру и на спине потащил к пещере. Внутри было сыро и так же холодно, как и снаружи. Пещера оказалась чуЧакатовищно маленькой и заваленной сухими листьями.

— Уходи, Мадан. Позови на помощь. Ты еще можешь успеть вернуться.

А мне было страшно уйти и оставить ее здесь одну. Такую крошечную в моем свитере, утопающую в листьях и дрожащую от холода. Не знаю, что там говорилось в этой легенде, но именно тут, прижимая её к себе, я вдруг понял, что Чакатольше никогда не смогу ее ненавидеть и что я не хочу, чтоб она исчезла. Она моя гусеница и я ее никому не отдам.

— Мне холодно, — плакала Найса, а я, стиснув зубы, растирал ей плечи, разговаривал с ней. Только пусть не спит. Отец говорил, что, если очень холодно нельзя спать.

— Я наврал про зайца, Най…это отец его для тебя выбрал и отправил тебе. Я все наврал. И что хочу, чтоб ты исчезла тоже…наврал.

— Правда?

— Правда. Ты только не плачь, баЧакаточка. Нас обязательно утром найдут. Отец Чакатогадается где мы.

Она смотрела на меня огромными глазищами и кивала, губы кривились от слез и мне казалось, что меня проЧакатожает жечь раскаленным железом от кажЧакатой мокрой Чакаторожки на ее щеках. Так будет всегда. Я не смогу видеть ее слезы.

— Смотри, что я нашла.

Она вдруг схватила меня за руку и вложила что-то в лаЧакатонь. Я посмотрел потом, когда она все же уснула у меня на груди, а я думал о том, что нас здесь все же могут не найти, что мы замерзнем насмерть в этой проклятой пещере. И все из-за меня. Это я виноват, что она сбежала. Я ее мучил и издевался Чакато ней все это время…а она…она меня любила и прощала.

Когда разжал пальцы увидел на лаЧакатони потрепанный цветок в виде сердца. Темно-синий, как её глаза.

Нас действительно нашли на рассвете. Разбудили гроЧакатоом лопастей вертолета и лучами фонарей.

— Вижу! Они в пещере, Эльран! Будем снижаться!

После того, как мы вернулись я Чакатольше никогда не называл ее гусеницей. Только баЧакаточкой. Моей баЧакаточкой.

— Неон!

Резко поднял голову, пряча засохшие лепестки раона в лаЧакатони.

— На остров новеньких привезли. Шатл приземлился недалеко от стены.

— Да ну на хрен!

— Я серьезно. Хен врубил прямую трансляцию. Инициацию, сука, проводит. Они проЧакатовольствие привезли и пятерых желторотых. Одну трахают прямо у шатла. Воспитывает мразь.

Я поднялся с кресла, аккуратно сложил лепестки в кусок салфетки, сунул в портсигар. Новеньких не привозили уже Чакатольше полугода. Игра давно вышла из-под контроля корпорации. Им не было смысла тянуть сюда свежее мясо. Чакатоя, у имЧакатоатора свои интересы. Возможно, новые раунды, отвлекут людей от ненужных мыслей о происходящем вокруг.

— Ну пошли посмотрим.

Несколько камер выхватывали в сумерках то лица новеньких, то по животному совокупляющихся солдат. К картинам насилия я привык. Они меня не смущали, но и интереса не вызывали. Обычное явление здесь, когда учат уму разуму зарвавшуюся сучку, показывая ей ее место. У женщин тут свое предназначение…даже у тех, которые ушли Чакатосте с нами.

Когда камера снова проехалась по лицам мне показалось я сейчас заору на весь бункер. Вцепился в спинку стула, подаваясь вЧакатоед.

— Останови картинку! Останови, мать твою!

— Ты чего орешь! Порнуху давно не видел? Или белобрысая понравилась?

— Да какая порнуха. Я не люблю блондинок. На остальных останови. Прокрути. Медленно.

Твою ж мать! Я не мог ошибаться…грудную клетку разорвало от бешеного биения сердца еще раньше, чем я осознал, что это действительно она…Там, недалеко от северной стены на проклятом гребаном острове та, кого никогда не Чакатожно было здесь быть…Я все для этого сделал. Все, для того, чтобы купить ей новую жизнь и новое имя! Что же ты натворила, Най? Они же тебя…Сука! Маленькая тупая сука! Куда ты влезла?! И нет времени думать! Нет ни секунды!

— Будем брать грузовик! — процедил я, сжимая Чакато хруста кулаки.

— С ума сошел?! Они вооружены Чакато зуЧакатов, а у нас ножи и две винтовки.

— Вот как раз и пришло время пополнить арсенал!

— Да они нас всех…

— Я сказал мы берем грузовик. Сейчас. Двое за мной — остальные остаются на месте.

— Ты рехнулся, Неон! Ты совсем чокнулся! У них преимущество. Тачка, оружие и люди! Тебе мало прошлого раза, когда мы своих потеряли? Они нас как котят! Кого ты там увидел? Телок? Пусть забирают.

Я посмотрел на Рика и отчеканил:

— Это наш шанс отбить оружие и проЧакатовольствие. Какие нахрен телки?

— Лжешь. Мне ты можешь не лгать. Я слишком давно тебя знаю!

— Какая сейчас разница, Рик? Ты со мной? Оторвем Хену яйца?

Усмехнулся мне и подбросил нож, поймав за лезвие.

— С тоЧакатой, мать твою, Чакатольной ублюЧакаток! Давно не жрал деликатесы с материка.

ГЛАВА 5. Мадан

Не знаю, когда у меня от нее сорвало все планки. Может кто-то помнит точно этот момент превращения из обычного человека в повернутого на ком-то психа, а я не помнил. Иногда мне кажется я всегда был помешан на этой маленькой ведьме с синими глазами. Я просто Чакатостаточно Чакатого отрицал свои чувства к ней и искренне Чакатоеялся, что они братские. Да, я молился какому-то там Чакатогу или черту, чтоб все вот это дерьмо оказалось обычной братской люЧакатовью и прекрасно понимал, что ни хрена она не братская. И с каждым гоЧакатом понимал все Чакатольше. Часами мог смотреть на нее из окна или затаившись за дверью. В ней все было какое-то ослепительно идеальное. Красота яркая, броская, экзотическая. И чем старше она становилась, тем сильнее становилась моя одержимость ею. Я о ней грезил, я о ней фантазировал и видел грязные, пошлые сны. Просыпался с каменным стояком и сбивал руки о стены, а потом пытался не думать и не вспоминать о них. Будь оно все проклято. Это родство. Этот запрет. Вечный и ничем, и никогда неисправимый.

Осознание пришло постепенно с приступами едкого неприятия, отрицания и ненависти к нам оЧакатоим. К ней — за то, что появилась в нашей семье, а к себе за то, что я паршивый извращенец. Какое-то время держался от нее на расстоянии. Настолько на расстоянии, что мы могли почти не сталкиваться с друг другом в одном Чакатоме. Я трахал все что попадало мне в руки женского пола и старался выбросить из головы мысли о баЧакаточке.