Кондотьер (СИ) - Мах Макс. Страница 19
— Ты ее знаешь? — спросила Натали, прерывая молчание и резко меняя тему.
— Прошу прощения? — обернулся к ней Генрих. Смотрел спокойно, ни обиды за то, что прервала, ни удивления. Одна только вежливость.
— Ты Ларису Ланскую знал… в молодости?
— Вопрос о том, спал ли я с нею? Ведь так?
— Допустим.
— Ты ревнуешь меня к прошлому?
— Я? Тебя? Что? — ей едва не снесло крышу. Генрих умел провоцировать. — Глупости! Мало ли кого ты там трахал! Мне-то какое дело! Подумаешь переспали, экая невидаль!
«Слишком много слов! — она понимала, что попалась, как ребенок, но ничего поделать с собой не могла и объяснить Генриху, с чего вдруг такая экспрессия, не могла тоже. — Слишком много слов. Слишком быстрый отклик. Слишком сильное чувство. Черт тебя подери, Генрих!»
— Да, мне кажется, мы были с ней близки какое-то время… — говорит осторожно, думает о чем-то своем, смотрит в спину извозчика, который от их разговора поменял цвет кожи с белого на бурый.
— Она была замужем?
— Да, похоже на то…
— Ольга думает, что это случилось еще до рождения Марго, ее старшей сестры.
— Да? И что? Это ее тревожит?
— Нет, просто любопытно.
— Давняя история.
— С Елизаветой Ростовцевой тоже давняя история?
— Я был молод, — прозвучало с ноткой грусти, — и весьма популярен.
«И это все, что ты готов сказать о двух женщинах, которые тебя любили? Сукин сын!»
Во всех хороших домах — а особняк на углу Мошкова переулка и Дворцовой набережной был из таких — есть свои приемные дни. Понедельники, скажем, вторники или среды — постоянные, словно религиозные праздники, и закрытые на манер английских клубов. Нелидовы традиционно принимали по четвергам. Это повелось еще со времен отца нынешнего главы семейства — Георгия Самсоновича, бывшего одно время даже вице-канцлером империи. В те времена Генрих бывал здесь часто, особенно в период увлечения младшей дочерью графа Нелидова Анастасией. Но случилось это давно, и не факт, что Павел Георгиевич знает об этом или все еще помнит. Да, если и вспомнит, это же история его сестры, а не жены. Есть разница, как говорится. Другое дело Софья. Ей много о чем есть вспомнить, и, слава Богу, если Павел об этом не осведомлен.
— Генрих, — Наталья приостановилась перед самой дверью, уже распахнутой перед ними вышколенным до полного автоматизма швейцаром, — а кто я сегодня?
— А сама, как думаешь?
— Наверное, баронесса Цеге…
— Я не спрашивал тебя, Тата, но, если ты носишь этот титул…
— Я сирота, Генрих. Титул принадлежит мне.
«Грустно, но этого следовало ожидать».
— Пойдем, — предложил он, — нас уже ждут.
И в самом деле, в вестибюле прогуливался, покуривая, генерал Бекмуратов.
— Добрый вечер, баронесса! Рад вас видеть, господин Шершнев!
«Ну, вот, все точки над „i“ расставлены, и не нужно гадать, кто есть кто, этим вечером в этом доме».
— Здравствуйте, генерал! Давно не виделись!
— Да, я тоже успел соскучиться, — холодная улыбка, благожелательный кивок. — Вечер в разгаре. Общество в сборе. Для многих ваш визит — из разряда полных неожиданностей, причем, даже не знаю, какого свойства. Приятных или напротив, однако надеюсь, никто глупостей не наделает, все-таки люди воспитанные. Вам стрессы тоже противопоказаны, как я слышал. От последней контузии, чаю, еще не отошли? Оно вам нужно?
— Ни в коем случае, но я ведь здесь не гусей дразнить и не буку показывать, я прав?
— Чуть позже подъедет Петр Андреевич…
— Варламов?
— Так точно, — кивнул Бекмуратов. — Вас, полковник, пригласят наверх, в кабинет Павла Георгиевича, там и поговорите.
— А Павел Георгиевич у нас нынче кто?
— Павел Георгиевич — губернатор Северо-Западного края.
— Губернатор? — не поверил Генрих, мысленно примеривая на Пашу Нелидова расшитый золотом мундир. Получалось нелепо.
— Не знали? — откровенно усмехнулся Бекмуратов. — Большой человек, не ссорьтесь с ним. Опасно.
— Спасибо! — кивнул Генрих. — Учту!
И, подхватив, Наталью под руку, увлек к лестнице.
— А как же профессор консерватории? — спросила она на половине подъема. Тихо спросила, заговорщицким шепотом, элегантно склонившись к невысокому своему спутнику.
Такими он их и увидел — себя и ее — в зеркале на вершине подъема. Натали казалась даже выше обычного.
«Смешно… — ему вспомнилось полотно одного мирискусника. Кажется, это был Николай Ульянов. А картина называлась, дай бог памяти, „Пушкин с женой перед зеркалом на придворном балу“. — Ну, я не Пушкин, да и Наташа — не Гончарова, так что…»
— Однако!
Генрих повернулся на голос, Слева на лестнице стоял мужчина в мундире дипломата. Седой, круглолицый, с нездоровым румянцем на белом рыхлом лице. Маленькие бесцветные глазки удивленно взирали на Генриха из-за поблескивающих в свете ламп стекол очков в тонкой золотой оправе.
— Прошу прощения, сударь?!
— Вы! — опешил мужчина. — Здесь?!
— Не знаю, право, о чем, вы! — пожал плечами Генрих, начиная, наконец, узнавать собеседника. — Разрешите представиться, Генрих Николаевич Шершнев.
— Генрих Ш…
— Баронесса Цеге фон Мантейфель, — продолжил между тем Генрих. — С кем имею честь?
— Пардон, месье! Как вы сказали? Шершнев?
— Полковник Шершнев недавно из-за границы, — холодно пояснила Натали, крепче сжимая руку Генриха. На его взгляд, несколько сильнее чем следовало.
— О, мой бог! Какой конфуз! — но, судя по всему, дипломат на столь откровенную ложь не купился. Просто отступил, чтобы не затеять ненароком скандал. — Разрешите представиться! Полонский, Эдуард Аркадиевич. Мадам, месье!
— Мадемуазель! — поправила Наталья.
— Миль пардон! — отступил Полонский, пропуская их наверх. — Прошу прощения! Обознался…
— Вашу карточку, сударь! — шагнул им навстречу мажордом в старорежимной ливрее.
— Я забыл наши карточки в машине, — процедил сквозь зубы Генрих, ему начинали надоедать неуклюжие маневры потенциальных нанимателей.
«Хуже китайцев, ей-богу!»
— Объявите просто… Полковник Шершнев и баронесса Цеге фон Мантейфель…
— … и баронесса Цеге фон Мантейфель! — объявил мажордом, и Генрих ввел ее в зал.
Общество на ее имя отреагировало довольно дружно. Она разом притянула все взгляды, кое-кто обернулся, другие повернули головы, и любопытство их случайным не назовешь: последний раз Натали выходила в свет, когда ей едва исполнилось восемнадцать, а сейчас…
«Почти двадцать четыре… Как быстро летит время!»
А ведь Мантейфели фамилия знатная. С историей и родственными связями, хотя и без денег, но это уже совсем другая история, поскольку происхождение и деньги не всегда идут рука об руку.
«И что теперь? Бить будете или обнимать?» — но мысль эта — всего лишь дань дурному настроению. Бить не стали бы, даже если бы узнали, кто она на самом деле. А вот обнять… Скорее всего, многие искренне рады тому, что она вернулась из небытия и безвестности. Другим — просто любопытно, но и любопытство — не порок.
— Натали!
— Екатерина Владимировна, милая!
«Ну, что мне стоит, в самом деле, пять минут побыть „душечкой“ и „лапушкой“!»
— Полковник! Баронесса!
— Рад вас видеть, дорогая! Душевно рад случаю познакомиться… полковник!
— Генерал!
К ним подходили. Им улыбались. Вокруг них вели хоровод. Заговаривали. Задавали вопросы. Ждали ответов.
— Как ты изменилась, милая! Тебя, Тата, просто не узнать! Красавица! — Нона Бернсторф говорит громко, без стеснения. На ухо шепчет тихо, обдавая жаром губ. — Блядствуешь? Он богат?
— Генрих! Вот так встреча! Вы по-прежнему увлекаетесь охотой? Присоединяйтесь! Я послезавтра на боровую дичь хочу выйти.
— У вас, граф, кажется, континентальные легавые?
— Хорошая у вас память… полковник. Точно так. Но я тут по случаю приобрел еще и ротвейлеров… Будет весело! И баронессу с собой берите! Ты же не обидишь, Натали, дядьку Федора отказом?