Кондотьер (СИ) - Мах Макс. Страница 21

— Полагаете, Статс-секретарь Государственного совета недостаточно серьезная фигура?

— Зависит! — Генрих достал папиросы и неторопливо закурил. Сигару он припас для другого случая. До того момента, когда удастся раскурить ее ради удовольствия, а не для дела.

— От чего же это зависит? — вывести Варламова из себя оказалось непросто, но попытка не пытка, не правда ли?

— От государства, например, — усмехнулся Генрих.

— Китайцы лучше? — улыбнулся собеседник, демонстрируя, что знает о Генрихе много больше, чем тому хотелось бы.

— Господин Сюжэнь серьезный собеседник, — пыхнул папироской Генрих. — Он сделал мне предложение. Я обещал его обдумать. И вот я здесь, в Петрограде. Думаю. Третий день. Между тем, всякая сволочь устраивает на меня покушения. Начальник штаба отдельного Корпуса жандармов ни мычит ни телится. Товарищ министра Внутренних дел выписывает арабески, да еще статс-секретарь Государственного совета… — последние два слова он подчеркнул интонацией.

— Значит, хотите определенности.

— Время деньги, Петр Андреевич, так, кажется, говорят голландцы?

— И бриты так говорят, — хмыкнул в ответ Варламов. — Но они нам, русским, не указ!

— Это они вам, русским, не указ, — поправил его Генрих. — А я деньги зарабатываю честным трудом.

— Честным трудом? — «Удивленно» поднял бровь Варламов. — А я думал, вы наемник, Генрих… Романович.

— Во-первых, если я сказал «достаточно», то так оно и будет! — Генрих был возмущен, но воли гневу не давал. Говорил нарочито спокойно. Разве что холодно, без эмоций, но это максимум того, что он себе мог позволить. Не унижаться же, в самом деле, перед каждым сукиным сыном?!

— Во-вторых, служба в наемном войске не позор. Во всяком случае, в старой России. И в-третьих, вы уж решите, Петр Андреевич, кто я для вас, Николаевич или Романович. Определитесь и тогда, милости просим, а пока, извините! Честь имею! — он небрежно вбросил дымящийся окурок в зев огромной бронзовой пепельницы, отвернулся и сделал шаг к двери.

— Постойте! — Все-таки он достал Варламова, и вот, что обидно, на ерундовый прием взял! Мелок оказался статс-секретарь, совсем не того пошиба фигурой, какую хотелось бы видеть во главе великой страны.

«Оперетка! Банановая республика! Ей-богу, за державу обидно!»

— Да, постойте же вы! — Харламов явно испугался, что Генрих уйдет и уедет служить в Китай, но Китай Генриху не родина, и от случая, послужить отечеству он так скоро не откажется. Вот только Варламову и иже с ним знать об этом не обязательно. Этот народ от власти наглеет, а вот чувства ответственности за взятые на себя обязательства, как не было, так и нет.

— Поговорим о деле!

— Уверены? — обернулся от дверей Генрих. — Или опять начнем плести кружева?

— Возвращайтесь, Генрих Романович, — приглашающий жест, вежливая улыбка. — Садитесь, пожалуйста. Поговорим серьезно. Выпьете?

— Я могу и всухую, но отчего же не выпить, если предлагаете? Что там у вас?

— Все, что душе угодно! — усмехнулся довольный поворотом разговора Варламов. — У Павла Георгиевича отменный вкус!

— Тогда… Это что там у вас? — прищурился Генрих, вглядываясь в недра бара. — Это виски Port Ellen?

— Сейчас посмотрю, — Варламов достал бутылку, осмотрел, поднес к глазам этикетку. — Да, Port Ellen, тридцать два года. Должно быть стоит целое состояние.

— Да, нет, — отмахнулся Генрих. — Восемьсот фунтов, не более. Разливайте! Итак?

— Правительство обеспокоено положением в провинциях… — Варламов открыл бутылку и стал разливать виски по хрустальным стаканом, но следил, кажется, больше за своей речью, чем за бутылкой.

— Провинции на то и существуют, чтобы беспокоить, — пожал плечами Генрих. — Сначала их приобретают, как триппер, а потом удивляются, что зудит.

— Это вы про Хазарию или Сибирское ханство? — Варламов не улыбался, он был серьезен.

— Вообще-то про Сянцзан и Афганистан, на худой конец, про Померанию и Мекленбург.

— В Сянцзане вы нам не нужны, — покачал головой Варламов. — Зачем? Уж всяко-разно две-три штурмовые дивизии Россия поднять еще может. Армия сдюжит, не сомневайтесь, даже при нашем нынешнем бардаке. А афганцев те же татары с жидами вырежут. Без проблем, как выражается нынешняя молодежь.

— Вот как! — задумчиво произнес Генрих. Он был удивлен, не без этого. Но все-таки не ошеломлен. Чего-то в этом роде он, на самом деле, от всех этих варламовых и ожидал, но даже ему, как выяснилось, не хватило цинизма, чтобы оценить их по достоинству.

«Татары с жидами… Н-да, те еще деятели!» — иудеев в Хазарии хорошо если набиралось процентов пятнадцать, да и те исторически носили прозвище жидовинов, а не жидов, как их европейские единоверцы. Но важнее другое — Хазария являлась частью России с пятнадцатого века, Сибирское ханство — с семнадцатого. Назвать эти земли — а их именования входили и в титулование российских императоров — провинциями все равно, что считать нацменами литвинов или поляков.

«Или малороссов…»

— Ну, а в Хазарии чем я могу быть вам полезен?

— Кое-где поднимают голову сепаратисты…

— Жандармерия разучилась ловить мышей? — оскалился Генрих, принимая у Варламова стакан с виски.

— Не разучилась, — покачал головой собеседник, — но даже самый большой кот не справится с армией крыс.

— Генерал Бекмуратов с такой оценкой отдельного Корпуса согласен?

— Не знаю, право, — пожал плечами Варламов. — Но в Сянцзане наши доблестные жандармы, мягко говоря, опростоволосились. И восстание, извините за выражение, просрали, и удар не выдержали. А ведь там стояла целая бригада! С артиллерией, между прочим, и бронетехникой. Каково!

— Да, удручающе, — согласился Генрих. — А армию, стало быть, вы боитесь использовать из-за ее, так сказать, национального состава.

— Именно так.

— И кем же я, по-вашему, должен командовать?

— У вас ведь есть свои люди? — прищурился Варламов.

— Есть, — кивнул Генрих. — Две-три бригады. Четыре, если вымести всех подонков Европы подчистую. Но это дорого вам станет, да и недостаточно для таких густонаселенных районов. Объявлять вербовку в обеих Америках? Долгая история, и не факт, что ваши «друзья» в Пруссии, Австрии или Голландии не захотят воспользоваться моментом.

— Об этом и речь! Тут медлить нельзя! — оживился Варламов. — Дело следует сделать быстро и решительно, чтобы ни здесь, ни там никто и чирикнуть не успел. Жандармерия, к слову, понадобится, чтобы наших либералов и социалистов утихомирить, а армия на границах потребна. В Европе неспокойно, и не мне вам об этом рассказывать. Сами знаете, небось!

— Все равно не пойму, с кем же прикажете приводить к смирению непокорные провинции?

— С народным ополчением! — судя по всему, иронии, небрежно спрятанной в вопросе Генриха, Варламов даже не заметил.

— С дружинниками Половцева и Семака?

— Их, между прочим, до ста тысяч набирается, и подготовку какую-никакую получили!

— Вот именно, какую-никакую. Мне рассказывали, что дружинники эти, скорее бандиты, чем солдаты.

— А для такого дела, Генрих Романович, солдаты и не нужны. Бандиты даже лучше. Мятеж следует не просто подавить, мятежников надо раздавить. И так это проделать, чтобы и другим неповадно стало. Вы ведь понимаете меня?

— На каталонский манер? — Генрих сделал аккуратный глоток виски и теперь закуривал. — Аля полковник Кейн?

— Скажете, плохо получилось?

— Вообще-то, плохо, — выпустил дым Генрих. — На мой вкус.

— А на мой вкус — вполне! — Варламов взял из потемневшей от времени деревянной, инкрустированной старым серебром сигарницы светлую «кохибу» и потянулся за настольной гильотинкой.

— Отчего же не пригласили его? — Генрих наблюдал за тем, как Варламов раскуривает сигару и думал о превратностях судьбы. Пару дней назад его чуть не убили, случайно перепутав с Кейном. Впрочем, случайно ли? И действительно ли перепутали? Начинало казаться, что нет.

— Кейн — чужой! — пыхнул дымом Варламов. — А вы мало что свой, доморощенный, так еще и с историей. И в Хазарии, может статься, человек не чужой.