Гавань измены (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 21

Мэтьюрин запнулся. Их глаза встретились. Молодая женщина вымученно и притворно улыбнулась, ее подбородок задрожал, и, в конце концов, она горько разрыдалась. Он взял ее за руку, произнося ничего не значащие слова утешения. В какой-то момент она чуть не вырвала свою руку, но потом крепко стиснула и сквозь рыдания сказала:

— Мне встать на колени? Как вы можете быть настолько жестоким? Неужели я не смогу заставить вас полюбить меня?

Стивен подождал, пока она немного успокоится.

— Конечно, нет. Как вы можете быть так наивны, дорогая? Вам наверняка известно, что есть чувства, которые не имеют смысла, если они не взаимны. Вы не можете меня любить. Вы можете испытывать ко мне добрые чувства, и я искренне надеюсь на это, но что касается любви, вожделения или чего-то еще столь же сильного, этого, безусловно, в вас нет.

— Но они есть, есть! Я докажу.

— Послушайте, — твердо ответил Стивен, властно потрепав её по колену, — я медик и знаю, что вы не чувствуете возбуждения.

— Откуда вам знать? — вскричала она, вспыхнув.

— Это не имеет значения, но это факт, и я могу измерить степень вашего безразличия ко мне по силе моего собственного желания. Уж поверьте, я пылко жажду насладиться вашей благосклонностью, «обладать вами», как весьма странно говорят люди, но не на этих условиях.

— Совсем не хотите? — спросила она, а когда Стивен покачал головой, заплакала еще горше, по-прежнему цепляясь за его руку, будто это её единственный якорь.

Она не дала внятного ответа, когда Стивен спросил:

— Весьма очевидно, что вы хотите, чтобы я сделал нечто определенное. Чтобы такая дама как вы пошла на подобную ​​жертву, это должно быть нечто крайне важное и, конечно, очень личное. Расскажете мне, в чем дело?

Из её бессвязных слов он мог лишь разобрать, что она не может... не осмеливается... это слишком опасно... не о чем говорить.

Стивен скрючившись сидел на краешке дивана, поджав под себя ногу в чулке. Миссис Филдинг прижималась к нему. Время от времени её била дрожь. Скрюченная нога ужасно затекла, и Стивен страстно желал взять бокал вина, но ощущал, что кризис разрешится в течение пары ближайших минут, и продолжил вслух размышлять, что же это могли быть за услуги.

Его слова о медицинских заключениях, кровоснабжении, впечатлительных мужчинах и так далее имели целью немного её успокоить, чтобы она продолжила рассказ: мозг же Стивена был занят определением состояния ума и тела пациентки, потому что всего лишь по замечанию Джека и отсутствию портрета, он почти с полной уверенностью заключил, что нашел причину. Рыдания прекратились, девушка всхлипнула, задышала свободнее, но еще пока не размеренно.

— Это как то связано с вашим мужем, дорогая?

— Да, — в отчаянии вскричала Лаура, из её глаз снова полились слезы.

Да, его бросили в тюрьму — убьют его, если у нее ничего не получится, она не осмеливалась сказать им, что ничего не вышло — её принуждали поторапливаться — о, почему дорогой доктор Мэтьюрин не может быть к ней добрее, иначе они убьют её мужа.

— Чепуха, — произнес Стивен, вставая. — Они не сделают ничего подобного. Вас обманывают. Послушайте, у вас есть на кухне кофе?

За чашкой кофе с довольно черствыми кусками хлеба и оливковым маслом, вся эта несчастная история по кускам вылезла наружу: незавидное положение, в котором оказался Чарльз Филдинг, его письма, то, как Лаура собирала информацию (ничего опасного, что-то связанное с морским страхованием, но весьма конфиденциальное), внезапно гораздо более серьезное задание, от которого зависела жизнь её мужа — ей сказали, что у доктора Мэтьюрина есть связи во Франции, и он переписывается с тамошними людьми посредством шифра — это все связано с финансами и, возможно, контрабандой — от неё требовалось втереться к нему в доверие и заполучить адреса и шифры.

Да, она знает имя того человека, что принес ей последнее письмо от Чарльза: Паоло Морони, венецианец — она время от времени видит его в Валлетте и полагает, что он торговец, но не знает ни имен, ни наружности других людей, что с ней общались. Они менялись, их было трое или четверо. Иногда её вызывали, она также могла связаться с ними, оставив записку с указанием времени в лавке торговца вином.

От неё всегда требовали в условленный час приходить в церковь аббатства св. Симона, к третьей исповедальне слева, там передать свою информацию и получить письма, если для неё были таковые. Мужчина в исповедальне никогда не приоткрывал дверцу, как сделал бы священник, а говорил через решетку, поэтому она никогда не видела его лица.

Однако Лаура знала одного человека, потому что видела его разговаривающим с Морони на хорошем, но не идеальном итальянском с сильным неаполитанским акцентом. Постоянный посетитель исповедальни. Да, он определенно понимал, что она его знает. Безусловно, Лаура может описать его, но не станет до тех пор, пока Чарльз находится у них в руках: это может закончиться плохо. Лаура никогда не сделает того, что может навредить Чарльзу.

Миссис Филдинг беспокоилась по поводу его писем, в последние недели они выглядели странно, как будто муж болел или был чем-то расстроен. Что думает доктор Мэтьюрин по этому поводу? В письмах не говорилось ни о чем личном, приходилось отправлять их незапечатанными, Лаура не возражает, если он прочтет.

Мистер Филдинг писал разборчивым почерком с сильным нажимом, стиль казался простым, хоть его письма, намеренно сдержанные, давали ощущение незамутненной и искренней привязанности к жене. Стивен проникся к нему симпатией, не прочитав даже и двух посланий.

Но, как сказала Лаура, последние письма стали короче и, несмотря на то, что в них использовались те же фразы и обороты, казались вымученными. Мог ли ее муж писать против своей воли, под диктовку?

«Или это не он вообще?» — задумался Стивен. Если он умер или его убили, жизнь Лауры Филдинг не будет стоить и пенни, стоит ей об этом узнать. Ни один шеф разведки не позволит ей покинуть Мальту, будучи в курсе, о чем она осведомлена, и не может полностью ее контролировать; к тому же женщину так легко убить, что никто не будет подозревать какой-либо скрытый мотив, ведь убийство всегда можно связать с изнасилованием.

— Разумеется, я не знаю вашего мужа так же хорошо, как вы, но уверен, что виной всему простуда, легкое недомогание или упадок сил, — произнес он вслух.

— Рада, что вы так думаете, — заметила Лаура. — Уверена, вы правы: это простуда или легкое недомогание.

— Но давайте сейчас поговорим обо мне, — произнес Стивен после долгой паузы. — Этот Морони и его друзья совершили чудовищную ошибку, я никак не связан с финансами, контрабандой или страхованием ни на суше, ни на море. Даю вам своё слово чести, клянусь четырьмя Евангелиями и надеждой на спасение, что, посмотрев мои документы, вы никогда бы не нашли признаков тайного шифра или французских адресов.

— Ох, — вздохнула она, и Стивен знал, что, хотя его слова — чистая правда, Лаура почувствовала в них фальшь и не поверила.

— Но, тем не менее, — продолжил доктор, — полагаю, я знаю, почему возникло это заблуждение. У меня есть друг, деятельность которого связана с некими тайными мероприятиями. Нас частенько видят вместе, и эти люди, а скорее всего, их осведомители, перепутали нас, приняв одного за другого. В то же время, в том, как леди переживает за своего мужа-военнопленного, есть нечто трепетное, и я смогу убедить моего друга снабдить нас информацией, которая удовлетворит Морони.

Я не говорю, что она и в самом деле окажется для Морони полезной, но докажет его проницательность и убедит в вашем успехе. Также он убедится и в том, что я ваш любовник. Я буду приходить сюда, когда вы в одиночестве, вы же будете навещать меня в гостинице, возможно, воспользовавшись фалдеттой вашей служанки, и предоставите документы в качестве свидетельства своего успеха.

Когда Стивен уходил, восход уже озарил маленький дворик, но он был столь погружен в размышления, что не заметил этого, как не заметил и перемены направления ветра.