Бирит- нарим (СИ) - Медведникова Влада "Emy Olwen". Страница 13

  В храме солнца, куда Лабарту привели любопытство и неосторожность.

  -- Ты должен остаться здесь, -- сказал хозяин этих мест.

  -- Я ничего не должен, -- ответил Лабарту.

  Он нина миг нежелалзадерживаться в храме, открытом всем ветрам, где пятеро пьющих кровь поклонялись солнцу. Четверо младших звали друг друга братьями и сестрами, а своего хозяина, Гэра, -- старшим среди братьев. Речи, которые они вели, были безумны, и Лабартуне слушал их больше.

  -- Это твоя земля, -- сказалон.

  Гэр молчал. Должно быть,онродился в этих краях, статью и лицом не отличался от здешних людей:длинные волосы, заплетенные в косу, густые брови и непроницаемый взгляд. Остальные стояли у него за спиной, неподвижные как статуи, -- две женщины с лицами натертыми пеплом,и двое мужчин, светловолосых, похожих друг на друга. Они казались совсем юными, но Лабарту знал, что уже не первая дюжина лет миновала с тех пор, как Гэр оживил их своей кровью.

  -- Мне не нужна твоя земля, -- продолжал Лабарту. Взгляд Гэра по-прежнему был неподвижен. -- Мне есть, где жить.

  -- Ты останешься здесь, -- повторил Гэр, и дети его сердца шагнули вперед. -- Ты, как и мы, избран для того, чтобы служить Солнцу.

  -- Да? -- усмехнулся Лабарту.Такие слова он слышал впервые, но разве прежде он говорил с безумцами?-- Это вы меня избрали?

  -- Тебя обратили и избрали, -- тихо сказал тот, что стоял справа. --Солнце дает тебе силу, и ты должен служить ему.

  -- Силу? -- Лабарту обвел их взглядом.Вот они, отрешенныеи серьезные, будто жрецы настоящего храма, а не пятеро дикарей на краю земли. -- Кровь тоже дает мне силу. Я не служу тому, что ем. -- Он снова усмехнулся и плюнул на землю.

  Не успел заметить ни жестов, ни слов, ни единого взгляда. Одно стремительное движение, -- и слуги солнца схватили его. Он рванулся, но позади была холодная глыба камня, а впереди стоял Гэр, и в руках у него змеилась веревка.

  И вновьдвижение--стремительней ветра, быстрее мысли.Лабарту не успел вымолвить ни слова, не успел ощутить прикосновение страха.Лишьмиг -- и все пятеро отступили к огню, а он остался возле камня.

  Это обман, видение и чары.Разве могли они они связать его? Разве посмели бы?Я слишком долго смотрел ему в глаза, и он...

  Лабарту дернулся изо всех сил,--был уверен, что выйдет из пелены колдовства,--и взвыл от боли. Тонкая, почти невесомая веревка впилась в тело, словно раскаленное серебро. Стоило шевельнуться -- и она сжимала все сильнее, прожигала, казалось, до самых костей.

  Я связан,не могу порвать путы!

  Младшие молча вышли из-под каменного свода, один за одним. Никто из них не обернулся--тенямирастворились в сгущающихся сумерках. Гэр же задержался возле костра и, наклонившись на миг, опустил руки в огонь, будто в воду, а потом заслонил глаза ладонями.

  -- Я уйду, -- сказал Лабарту. Его голос был слабым, слабее звука дождя -- боль все еще билась в жилах. -- Никогда не приду. Мне ничего не надо. Отпусти меня.

  Гэр выпрямился, не взглянув на Лабарту, и бесшумно покинул храм. Остался лишь потрескивающий огонь, следы на земле и шум дождя.

  Они оставили его привязанным к каменному столбу, одной из четырех опор грубогосвятилища. Примотали, вывернув руки ладонями вверх, так что были открыты запястья. Веревка обвивала тело, и последний виток проходил по горлу. Лабарту боялся сделать глубокий вдох, -- ему казалось, что глотает он не воздух, а пламя. С детства ему говорили, что жажда терзает сильнее любой боли. Но жажда гложет изнутри, и Лабарту всегда знал, чем погасить ее.

  Но не знал, как совладать с тонкой веревкой.

  Колдовство.

  Он закрыл глаза. Ужас бился в сердце, грозил вырваться наружу, затопить разум.Страшась колдовства людей бежал из прекрасной страны. Прошел через горы, леса и поля, полные дичи.Приходил в жилища многих людей и покидал их так же легко... Лишь затем, чтобы такие же, как я сковали меня колдовством?

  Боль отступила, сползла вниз, ушла в холодную землю.

  Где-то там, за пеленой дождя, было море, как и прежде пело голосом свободы. И где-то в лесу была Кэри--слишком близко от его боли, слишком близко от безумцев.

  Но она пообещала ждать возвращения Лабарту или придти на его зов.

  Я не должен произносить ее имя.Он зажмурился крепче, заставлял мысль звенеть по слогам, пытался отдать приказ самому себе.Пока не освобожусь, не должен думать о ней.

  Ничего не оставалось сейчас-- лишь стоять в путах и ждать.

  Совсем не это я думал найти тут...Был уверен, законы едины для всех, но у них свои правила, и я нарушил их.

  И слуги солнца наказали его болью. Не смогли связать словами и связали заколдованными веревками.

  Лабарту мог лишь ждать, когда они вернутся.

3.

  Слуги солнца пришли в полночь. Костер давно превратился в угли, а с моря дул ветер, холодный и полный дождя. Где-то внизу выли волки, но не смели подняться на холм. Волки боялись этого места, отмеченного солнцем и кровью.

  Гэр остановился у входа, меж двух огромных камней, а четверо младших разожгли огонь. Двигались они, словно тени, не глядя по сторонам, не говоря друг другу ни слова. Лабарту тоже молчал. К каким словам прислушаются слуги солнца? Он не знал.

  Гэр заговорил, и Лабарту готов был поклясться, что голос его звучит отовсюду, хотя сам Гэр по-прежнему стоял неподвижно, за пределами огненного круга.

  -- Мы проводили закат твой. Наступает полночь, и мы одиноки.

  Младшие склонили головы, и на какой-то безумный миг Лабарту показалось, что он понимает их.Он чувствовал жажду, и они тоже. Солнце весь день не показывалось из-за туч, путь был далеким.А раз Лабарту ощущает чужой голод, то, значит, и они...

  -- Но ты даровал нам отражение свое, -- продолжал Гэр, и голос его звучал все громче. -- Дал нам полночное солнце, и за это мы восхваляем тебя и будемвечнослужить тебе!

  Младшие повернулись, как по приказу. Все четверо смотрели на Лабарту, но словно не видели. Лабарту хотел заговорить, но не сумел, --он узнал этот взгляд, ведь и сам смотрел так тысячи раз. Так не смотрят ни на друзей, ни на врагов, ни на союзников, ни на рабов, ни на пленников. Когда так смотрят, видят кровь.

   Они видели в нем только кровь.

  Слуги солнца подошли совсем близко, и их голод был ярче пламени костра. Женщина в ожерелье из кожаных шнурков взяла Лабарту за руку, повернула ее ладонью вверх. Лабарту дернулся, сжав кулаки, и веревки вновь обожгли его.

  -- Так нельзя, -- только и сумел выговорить он. Слова застревали в горле вместе с болью.

  Женщина наклонилась, ее голос скользил по воздуху, она почти пела:

  -- Кровь -- лучи полночного солнца, и за это мы благодарим тебя.

  -- Так нельзя! -- закричал Лабарту, но никто не слушал его. Кто станет слушать жертву? -- Я же не человек! Я же... Так нельзя!

  Женщина склонилась еще ниже, ее губы почти нежно коснулись его запястья, а потом она укусила.

  Лабарту рванулся изо всех сил, и в водовороте боли потонул мужской голос повторяющий те же слова.

  Они пили его кровь. Это против правил, никогда не должно было быть такого, но слуги солнца подходили к нему, один за одним. Веревки словно превратились в жидкий огонь, но Лабарту рвался в этой сети, не в силах смириться.Моя кровь!..Никто не должен...В глазах темнело, мир заслоняли пляшущие круги, но Лабарту видел, как женщина выпрямилась, вытирая рот ладонью, стирая с губ кровь.

  Последним подошел Гэр и, не сказав ни слова, склонился над его рукой. Уже не было сил кричать, и Лабарту лишь судорожно глотал воздух, по-прежнему сжимая кулаки. Младшие хором повторяли молитву, пока хозяин утолял жажду. Их нестройные голоса сливались с треском огня и шумом ветра, и Лабарту уже не понимал смысла слов. Ни в чем уже не было смысла.