Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya". Страница 71

Почему я должен помнить их, если она предала меня? Если она лишала меня раз за разом жизни, а, переродок? Слезы стекают по щекам быстрее прежнего, а ноги слишком устали, чтобы продолжать бежать. Я задыхаюсь, но от того, что счастье наполняет меня до краев. Оглядываясь по сторонам, я замечаю вокруг котельную. А за ней только высокую, покрытую матовой пленкой, крышу Котла. Теперь я стараюсь идти, как можно медленней. Я не хочу спугнуть этот образ. Я хочу верить, что это правда.

Происходит что-то невероятное, но я замечаю в Котле шумящих людей. Все они перепачканы грязью, и кажется, слишком усталыми, но на их лица сияют улыбки. Они просят добавки, кричат и веселятся. Многие кажутся слишком пьяными, но даже они хвалят стряпню Сальной Сей: «великолепный беличий суп», «прекрасный гарнир», «зажарка была что надо». Здесь нет драк за еду. Здесь никто не обделен ни пищей, ни вниманием. Они обогреты и живы. Шлак объединился. Мы стали одной большой семьей…

Все это настолько по-настоящему, настолько по-старому, что когда один из рабочих замечает меня, меня обдает током, когда он кричит:

– Гляди-ка, Сей. Даже победители возвращаются, чтобы отведать твоих кушаний.

Сальная Сей отрывается от своих клиентов и замирает при виде меня. Кажется, она вот-вот заплачет, но вместо этого, она с несвойственной ей быстротой оказывается рядом со мной и по-матерински прижимает меня к себе.

– Мальчик… Мой милый мальчик… Победитель, ты, наконец, дома.

Счастлив ли я?

Моя рубашка мгновенно намокает от ее слез, и, кажется, она рыдает в голос, и все повторяет мое имя. Ласково путает мои волосы. Я улыбаюсь при мысли, что грязь с ее рук смешается с новомодным капитолийским гелем. Эта мысль настолько нелепа, что я начинаю смеяться. Я что-то говорю ей в ответ, но продолжаю смеяться и смахивать с ее опухшего, морщинистого лица материнские слезы.

К нам подходят мои односельчане. Многих я вспоминаю мгновенно. Других узнаю с трудом. Но они все – все до единого – ободряют меня, шутят. Некоторые плачут, другие смеются, третьи советуют завязывать с Голодными Играми.

И неожиданно из толпы, словно скрипучая, заезженная пластинка звучит его голос:

– Кто знал, что ты так быстро забудешь своего спасителя?

И руки Сальной Сей мгновенно отпускают меня.

Я узнаю спутанные волосы, оборванные штаны, выпачканную в грязи и рвоте рубашку, кривую ухмылку желтых губ и раскрасневшиеся глаза моего ментора. Он стоит, опираясь на несущую балку крыши Котла. Он по-прежнему сторонится людей, и кажется на этом празднике жизни лишним, но честное слово, я испытываю такое облегчение и счастье при виде него, что снова начинаю смеяться.

– Спасибо вам всем, вы не дали старому пройдохе спиться, – говорю я, и толпа разражается смехом.

– Радует, что ты не потерял свой острый язык, Мелларк, – кряхтит Хеймитч, – Но вопрос остается открытым: ты завязал с Играми, парень?

Теперь Шлак смеется надо мной. Я и сам искренне улыбаюсь ему в ответ. Какое-то бесконечное, теплое ощущение спокойствия среди этих людей, дает мне возможность не входить с ментором в перепалку.

– Ты как-то дал мне дельный совет, – говорю я, подходя к нему.

– Постараться выжить, – Хеймитч слабо ухмыляется в ответ.

– И я следую ему по сей день.

Ментор сгребает меня в охапку и хлопает по спине. Он не плачет, кажется, ему вообще плевать на меня. Но я знаю, что это не так. Что это далеко не так.

Всхлипы стихают и по Котлу разносятся громкие аплодисменты и свист. Они мне рады. Они моя семья. В голове слишком много мыслей и я понятия не имею, как это до сих пор не вызвало приступа. Но все спокойно.

– С возвращением, сынок, – Сипло отзывается он.

========== Глава 32 : Новая встреча ==========

От автора:

Дорогие мои, любимые читатели. Я так рада, что на этот Новый Год, я могу сделать вам, пусть небольшой, пусть слегка сумбурный и во многом непонятный, но подарок. Я очень рада, что смогла вернуться к “ВИП-у”. И честно говоря, по большей части это только ваша заслуга. Потому что даже разгневанные отзывы вроде “Где же прода?”, ” Автора обнаглел” и т.д и т.п, радуют меня как писателя. Желаю Вам в этом Новом Году получить как можно больше позитивных, настоящих и искренних эмоций. Обрести настоящую любовь, настоящих друзей. И вообще, побольше использовать слово “настоящий”. Ведь так важно не смотря на боль, страхи и отчаянье оставаться собой.

С любовью и обожанием,

Громова.

У нее одной был этот странный, наглый, шокирующий взгляд из-под полуопущенных ресниц. У нее одной получалось появляться из ниоткуда и исчезать в ночную, сказочную тень. У нее одной была походка мягколапой кошки, что в одно и то же мгновение может и шипеть, и греться у твоих колен. Тишина нагнетает обстановку, но я игнорирую этот факт. Я даже не замечаю пугливо-насмешливый взгляд нашего ментора. Хеймитч боится не за себя, а за нее. Эта девушка всегда была ему дороже. Злоба? Обида? Разочарование? Безразличие. Мне безразлична Девушка из Огня.

Она смотрит на меня не то с испугом и раздражением, не то с издевательским вызовом, что тлел огоньками в ее глазах.

Я пытаюсь понять, что со мной не так. Почему в этот момент я ощущаю себя исчезнувшим, пропавшим без вести человеком, который желал только одного – пустынного забвения, которое ему неподвластно. Но я уже знаю – лучше тысячи уколов и капельниц, новые пытки Капитолия, нежели этот тяжелый взгляд.

Ну, здравствуй, Китнисс Эвердин.

– Привет, Китнисс, – мгновенно обрываю переродка я.

Она переминается с ноги на ногу, опуская взгляд. Серые глаза больше не смогли видеть творение Капитолия. Я – искусство Панема. Как жаль, Китнисс, что ты об этом так мало знаешь.

– Привет.

Это звучит слишком неестественно и натянуто. Голос. Этот голос преследовал меня в кошмарах, только вместо слабых приветствий, он разрывал меня словами ненависти. Китнисс из моих снов желала мне смерти. Мечтала о ней. Грезила.

– Как ты? – ретируется девушка.

– Отлично. Вернулся из Капитолия десять минут назад.

Напоминает разговор двух друзей. Только это – Китнисс, а это – я. Человек, пытавшийся убить ее. Не единожды.

Она изменилась. Серая, почти неживая Китнисс была похожа на изнемогавшую тень. В движениях появилась непринужденная скованность. Резкие, краткие шаги, пугливый, настороженный взгляд, черные, как смоль, круги под глазами. Она сделалась хрупкой. Но не настолько, чтобы я сомневался в том, что это символ революции. Китнисс не стала больным человеком, она по-прежнему не нуждалась ни в чьей заботе, оставалась своенравной кошкой, что гуляет сама по себе. Единственное, чего она лишилась – жизненных, прежде струящихся в ней ключом, сил.

– И уже успел побывать в душе?

Сперва, вопрос застает меня врасплох. Ее детская непосредственность. Ее колющий голос, и чуткий, сосредоточенный, охотничий взгляд. Переродок откликается прежде, чем я успеваю возразить ему:

– Меня не выпустили за пределы города без фирменной прически. Новый стилист – отстой.

Тварь пытается быть с ней милой. Он овладевает моим сознанием за доли секунд, но так же быстро растворяется в потоке моих собственных мыслей. Разве возможно отследить его среди себя самого?

Но неожиданно внутри все теплеет. Становится ярким, живым и ясным. Я понимаю, что радость зарождается внутри меня не по приказу инородного сожителя. Это ее улыбка. Мимолетная, тающая, замершая на ее губах по ошибке, но это она – моя Китнисс. Не та, что тысячи раз убивала меня, а та, что раз за разом спасала меня у самого обрыва.

В комнате тихо. Но эта тишина не давит на уши, а приносит удовольствие. На мгновение я возвращаюсь домой. Ведь здесь меня все еще ждут.

– Китнисс, идем на кухню, – наконец вмешивается ментор.

Девушка откликается мгновенно. Ментор пропускает ее вперед и на секунду вновь поворачивается ко мне. Он улыбается и слабо кивает головой. Пусть желтые глаза и кривая ухмылка отпугивают прохожих, мне она подарила отцовскую благодарность.