Незнакомка - Деверо Джуд. Страница 9
— Бианка, — прошептал он, — моя прекрасная Бианка.
Николь не сразу пришла в себя — слишком сильна была ее страсть. Но все же она начала осознавать, что происходит, кто этот человек и кто она.
— Прошу вас, — прошептала она еле слышно, упираясь ему в грудь рукой.
— Все хорошо, любовь моя, не бойся, — проговорил он глубоким чистым голосом.
Его теплое дыхание обдавало ее лицо, его волосы, источавшие запах земли — запах, который ей так хотелось ощутить, т — падали ей на грудь. Она снова закрыла глаза.
— Я так долго ждал тебя, любимая. Месяцы, годы, всю жизнь. Теперь мы всегда будем вместе.
Эти слова окончательно пробудили Николь. Глубоко интимные слова любви предназначались другой женщине. Она еще могла допустить, что ласка, которая заставила ее потерять рассудок, относилась к ней, но слова принадлежали другой.
— Клей, — тихо сказала она.
— Да, любовь моя. — Он нежно целовал шелковистую кожу под ухом, его большое сильное тело было так близко.
Николь почувствовала, что ждала этого всю жизнь. Казалось таким естественным крепче прижимать его к себе, и в голове мелькнула мысль, что она может сказать ему правду потом, утром. Но она знала, что это было бы жестоко и бесчестно.
— Клей, я не Бианка, я Николь.
Он еще продолжал ее целовать, но тут же его голова дернулась как от удара, тело напряглось, и одним движением он соскочил с койки. Еще секунду назад он лежал в ее объятиях, а сейчас ее руки сжимали пустоту. Внезапно ее пронзила нестерпимая боль утраты.
Клей быстро нашел свечу и зажег ее. В каюте стало светло. Николь села и смогла наконец как следует разглядеть лицо своего мужа. Что касается самоуверенности, то Дженни была права — это качество проявлялось во всем его облике. Волосы оказались светлее, чем она предполагала, — в густой каштановой массе вспыхивали золотистые искры. Тяжелые брови затеняли темные, глубоко посаженные глаза; крупный нос с горбинкой придавал его лицу выражение некоторой надменности. Красиво очерченные губы, которые умели быть такими мягкими, сейчас были сердито сжаты. Под тяжелой челюстью играли желваки.
— Кто вы такая, черт побери? — требовательно проговорил он. — И где моя жена?
Туман в голове Николь еще не рассеялся. Страсть, охватившая их обоих, казалось, покинула Клея в одно мгновение, но Николь все еще оставалась в ее власти.
— Произошла ужасная ошибка. Видите ли…
— Я вижу постороннюю женщину в каюте своей жены. — Он поднял свечу и оглядел сундуки у стены. — Это собственность Армстронга?
— Да. Если позволите, я вам сейчас все объясню. Мы с Бианкой вместе…
— Она здесь? Вы говорите, что путешествовали вместе с ней? Где она?
Объяснять что бы то ни было, когда он не давал ей закончить ни единой фразы, было довольно затруднительно.
— Бианки здесь нет. Она не поехала со мной. Если вы выслушаете меня, я…
Поставив свечу на комод, он придвинулся к ней, нависая как башня, широко расставив ноги и подбоченившись.
— Она не поехала с вами?! Что вы хотите этим сказать, черт возьми? Я заплатил капитану паршивого суденышка, чтобы он заключил брак по доверенности и доставил мне жену. Имею я право узнать, где она?
Николь тоже встала. Ее не пугало, что ее голова едва доходила до плеча Клея и что из-за тесноты каюты они стояли почти прижавшись друг к другу, только уже не как любовники, а как враги.
— Я только и делаю, что пытаюсь вам объяснить, но вы меня все время перебиваете. Ваша невоспитанность…
— Я жду объяснений, а не нотаций.
Николь охватил гнев.
— Вы грубый, невоспитанный… Хорошо, слушайте же: ваша жена — это я. Если вы, конечно, Клейтон Армстронг. Клейтон придвинулся к ней еще ближе.
— Вы не моя Бианка.
— Да, слава Богу, я не она. Не понимаю, как она могла согласиться выйти замуж за такого… — Она остановилась, стараясь взять себя в руки. В конце концов ей было легче — у нее был целый месяц, чтобы привыкнуть к мысли, что она миссис Клейтон Армстронг, а этот человек только что примчался на корабль, стремясь к встрече с возлюбленной, и обнаружил вместо нее другую. — Мистер Армстронг, мне очень жаль, что все так получилось. И я действительно очень хочу вам все объяснить.
Он повернулся к ней спиной и опустился на сундук.
— Как вы узнали, что капитан никогда не видел Бианки?
— Боюсь, я не понимаю…
— Думаю, что прекрасно понимаете. Вы, наверное, где-то услыхали, что он не знаком с ней, и воспользовались этим. Вы думаете, что я клюну на эту удочку? Что верно, то верно — вы знаете, как нужно встречать мужчину. И вы надеялись, что ваше красивое тело заставит меня позабыть Бианку?
Николь отшатнулась. Глаза ее широко раскрылись, сердце болезненно сжалось от оскорбления.
Клейтон окинул ее с головы до ног презрительным взглядом.
— Как я понимаю, вам нетрудно было убедить капитана провернуть это дельце, правда?
Она молчала, глаза ее были полны слез.
— А это платье? Оно новое? Как вам удалось обмануть Дженни? Значит, вы обновили свой гардероб за мой счет? Неплохо. Ладно, считайте эти тряпки своими. Может, это научит меня не быть таким доверчивым идиотом. Но больше вы от меня ни цента не получите. Вы поедете на плантацию вместе со мной, и этот брак, если он вообще действителен, будет расторгнут. А потом я первым же кораблем отправлю вас в Англию. Ясно?
Николь проглотила комок в горле и, глядя ему в глаза, с ненавистью проговорила:
— Лучше я буду ночевать на улице, чем останусь с вами еще хоть на минуту.
Стоя перед Николь, он некоторое время разглядывал ее при свете свечи, потом протянул руку и провел пальцем по ее верхней губе.
— А где ж ты ночевала до сих пор, как не на улице? — бросил он уничтожающим тоном и вышел, прежде чем она успела произнести хоть слово.
Николь привалилась к дверному косяку и отчаянно разрыдалась. Когда Фрэнк касался ее своими грязными руками, ее гордость осталась незапятнанной. Но с Клейтоном она действительно вела себя, как уличная девка. Дед всегда говорил ей, что в их жилах течет королевская кровь, ее учили ходить с высоко поднятой головой, она не склонила головы даже перед лицом страшных несчастий. И вот то, что оказалось не под силу ужасам французской революции, с легкостью сделал грубый, неотесанный американец. Она со жгучим стыдом вспоминала, с какой страстью отвечала на его ласки, обуреваемая желанием остаться с ним в постели.
Но хотя она едва не потеряла себя, необходимо во что бы то ни стало вновь обрести утраченную гордость. Она с болью глядела на сундуки. Они полны туалетов, сшитых на нее. Если она не сможет вернуть все ткани, то, может быть, сможет когда-нибудь за них заплатить.
Николь поспешно стащила с себя тонкое муслиновое платье и надела другое, попроще, из темно-синего миткаля. Аккуратно сложив снятое платье, она сунула его в сундук. Потом достала лист бумаги, перо и чернильницу и написала:
"Дорогой господин Армстронг, я надеюсь, что к тому времени, когда Вы получите мое письмо, Дженни уже сообщит Вам все, что ей известно об обстоятельствах этого крайне неприятного дела. Вы, без сомнения, совершенно правы в отношении одежды. Всему виной мое тщеславие, толкнувшее меня на этот постыдный поступок. Я сделаю все возможное, чтобы возместить Вам стоимость тканей. В качестве первого взноса прошу принять этот медальон. Это единственная ценная вещь, которой я располагаю. Я понимаю, что цена ее невелика, и прошу меня простить.
Что касается нашего брака, то я приложу все усилия, чтобы как можно скорее расторгнуть его, о чем пришлю Вам уведомление.
С совершенным почтением
Николь Куртелен Армстронг".
Николь перечитала письмо и положила его на комод. Трясущимися руками сняла с шеи медальон. Даже в Англии, когда она так нуждалась в деньгах, ей и в голову не приходило расстаться с этой вещью — овальным золотым медальоном с выполненными эмалью портретами ее родителей. Она не снимая носила его под платьем. Поцеловав портреты, Николь положила медальон поверх письма. Может быть, это даже к лучшему: пусть ничто не напоминает о прошлом. Она начинает новую жизнь в новой стране.