Метод 15/33 - Керк Шеннон. Страница 22
— Да, сэр, — ответила я, не глядя на своего похитителя.
Я не собиралась заручаться его одобрением.
— Если он не справляется, я его заменю и займусь этим сам. Так что скажи мне честно, пантера, он на самом деле приносит тебе еду?
Я не хочу, чтобы ты его заменял. Я не хочу начинать все расчеты заново. Мне некогда изучать новые повадки. Слишком поздно. День казни слишком близок. Нет, я не допущу того, чтобы ты его заменил.
— Да, сэр.
— Милая милашка, он всего лишь часть хорошо отлаженного механизма, — произнес Брэд и захлопал в ладоши, напоминая заводную обезьяну с цимбалами. — Ладно, я продолжу. Этот несчастный целый год просидел в камере. Вышел на свободу ровно в 07:02 год спустя. Каждый день папочка заставлял его писать: «Дьявол засекает мое время. Он топчет меня, когда я опаздываю». Он исписал этой фразой 365 тетрадей. По одной в день. Когда мой братец наконец вышел на свободу, он подошел к папочке и сказал: «Спасибо, сэр». И это был единственно правильный ответ.
Мой тюремщик в упор смотрел на меня. Теперь, когда я узнала о его тьме, его угрожающая медитация переключилась на какой-то более глубинный уровень зла. Морг. Морг. Морг. Выражение его лица говорило о том, что он будет беспощаден, потому что ему не нужна была моя жалость. Жалость означала бы то, что он слабак и его папочка прав. Морг. Морг. Морг. Жалость говорила о том, что он недостаточно хорош, существо низшего порядка. Его моргание начинало внушать мне страх. На то, чтобы подавить поднимающийся у меня в душе ужас и отключить эту эмоцию, у меня ушло целых десять секунд. А затем пришлось отключить ее еще раз. Морг. Морг.
Кто-то толкнул мою тарелку.
— Ешь овощи, пантера, ты нужна нам здоровой, — произнес Брэд.
— Ешь, потому что я уже почти готов вырезать из тебя этого ребенка, — произнес мой похититель.
Брэд не стал его одергивать. Вместо этого он одобрительно кивнул головой.
Я сделала глоток молока, которое налил мне Брэд, представляя себе, как я могла бы выхватить столовый нож из-под его торчащего в сторону мизинца и воткнуть лезвие в его окутанную шарфом шею. Я была уверена, что красный цвет очень хорошо будет сочетаться с пурпурным шелком шарфа.
С обедом было покончено, и со стола убрали посуду, Брэд выбежал из комнаты и вернулся с куском яблочного пирога специально для меня.
— Пэнти-пэнтертон, возьми этот пирог с собой. И спасибо, что согласилась со мной отобедать. Мне нравится время от времени знакомиться с нашими кормилицами. — На словах «время от времени» он поболтал из стороны в сторону кистью свободной руки.
Кормилицами? Ты хотел сказать, с беременными девушками? Ты хотел сказать, с будущими мамочками? Ты так болен, что я не способна даже разозлиться. Ты болен. Настолько болен, что просто смешон.
Когда Брэд поднял руку, чтобы потереть большим и указательным пальцем мочку моего уха, мне захотелось дернуть его на себя и, используя инерцию движения вперед, вывернуть ему руку и опрокинуть его на спину. И все это используя его собственную силу. Затем я раздавила бы ему трахею пяткой. Это уже была бы моя сила. В точности как учил меня мой папочка. Завершив эти маневры, я бы схватила стоявшую слева от меня кочергу и нанизала бы на нее своего похитителя, который стоял бы, глядя на все происходящее выпученными глазами. Но опять же, мое положение значительно снижало мои шансы на такое очевидное и простое решение. Поэтому я просто взяла предложенный мне кусок яблочного пирога.
Я вернулась к себе в камеру с десертом в руках. На моей голове снова красовался пакет, а на пятки мне наступал мой похититель.
В другое время он просто втолкнул бы меня внутрь. На этот раз он остановился и смерил меня взглядом.
— Ты смотришь на меня сверху вниз, сука. С первого дня ты даже не моргаешь. Позволь, я тебе кое-что расскажу. Я вспорю тебе пузо. Тебе меня не победить. Так что можешь не подсмеиваться над этой дурацкой историей, которую тебе рассказал мой брат.
Он оскалился в мерзкой ухмылке. Пожелав мне таким образом приятных сновидений, он вышел.
Пожалуй, я постараюсь вести себя хорошо, чтобы он не вздумал менять свои поведенческие паттерны.
Глава 9. Тридцатый день в плену
Как и ожидалось, аромат пекущегося хлеба в 7:30 утра ознаменовал начало четвертого дня приготовления пищи Кухонными людьми. Вскоре задрожал пол — это внизу включили вращающийся потолочный вентилятор — и раздался свист и скрежет миксера. Я представила себе, как устройство салатно-зеленого цвета взбивает в густую высокую массу тесто для брауни. Аромат запекающегося шоколада заполнил комнату и поднялся к потолочным балкам, сменившись запахом растопленного сыра и маслянистой корочки. Мой нос начал подергиваться, рот заполнился слюной, а живот заурчал. О, как мне хотелось облизать чашку из-под теста и отломить уголок вынимаемого из духовки пирога. Я свернулась калачиком на своей тюремной койке, стараясь не издать ни единого звука. Мой похититель закашлялся в коридоре, прислонившись спиной к двери, заходившей ходуном от его свистящего кашля. Сегодня утром он снова пригрозил мне пистолетом, толкнув меня на кровать и швырнув туда же ведро.
— Сиди, сука, здесь и не вздумай издавать хоть какие-то звуки, или ребенок получит пулю уже сегодня, — прошипел он.
Дуло пистолета упиралось мне в пупок, возможно, в голову ребенка. Я похолодела, как если бы он и в самом деле нажал на спусковой крючок, и еще долго после его ухода не могла прийти в себя. Я даже не шевелилась, внутренне содрогаясь при мысли о куске металла, разрывающем моего малыша. Эта жуткая галлюцинация преследовала меня, отказываясь покидать, подобно настырному жужжанию комара.
Сейчас, семнадцать лет спустя, я читаю цитату, которую написала как напоминание самой себе и приклеила к стене над письменным столом. «Чего бы ты ни ожидала, будь готова». Я хотела этим сказать, что если ты чего-то ждешь, не надо этого просто ждать, предпринимай шаги к осуществлению своего желания. Один камень, один слой раствора, еще один камень, и так шаг за шагом — к вершине пирамиды своей цели. Эмоция за эмоцией. Кирпичик за кирпичиком. Эта цитата — постоянное напоминание мне самой, что необходимо жить так, как будто то, чего я жду, обязательно наступит, несмотря на сомнения, законы физики или, хуже всего, время.
Время, тикающее время, подобно воде, неумолимо сглаживающей острые камни, притупляет решимость. Оказавшись в выемке, которую, издевательски усмехаясь, выдалбливают секунды, необходимо найти любой не развязанный узел, любую трижды не перепроверенную карту, любую неизмеренную тень, любую задачу, любую задачу… видит Бог, подойдет все, что угодно, — буквально любая задача, лишь бы она была направлена к той единственной цели, которую вы себе поставили.
Многие дни я провела почти в коматозном состоянии, отсчитывая капающие, долбящие в одну точку секунды. Мне не удавалось придумать больше ни единой задачи, и я впадала в ступор, глядя на струганные дощатые стены своей тюрьмы. Потолочные балки превращались в ветви деревьев, потолок в парящие в небе белые облака. Затем скрип пола и его шаги за дверью вновь призывали меня к действию, и мой рассудок принимался лихорадочно искать себе задачу. После безуспешных поисков я обращалась к своему единственному утешению — тренировкам. Чего бы я ни ожидала, это требовало подготовки, а потом еще подготовки, затем еще десяти повторов, после чего я начинала все сначала, чтобы еще тысячу раз отработать все с нуля.
Я люблю олимпийцев. Особенно в индивидуальных видах спорта. Тех, кто сражается не за команду, а только за себя. Пловцов и звезд легкой атлетики. И я обожаю читать их истории, в которых они подробно рассказывают о своих нечеловеческих усилиях и работе с четырех утра и до полуночи. Подобно Джеку в коробочке, эти атлеты вскакивают и падают, вскакивают, падают, вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз, не отрывая ног, намертво закрепленных на полу коробочки. Наконец, звучит гонг или выстрел пистолета, и они срываются с места, мышцы колотят по воде, ноги перемахивают через препятствия, всплеск — и они умчались, промелькнули, и снова их нет. Как длиннохвостые скаты, проносятся они мимо раскисших соперников. Вспышки, опережающие скорость света. Всякий раз, когда побеждает тот, кто должен был победить, я не могу удержаться от криков одобрения. Они работали ради этого. Они это заслужили. Сливки поднимаются наверх, особенно сливки, которые взбивают себя сами. Целеустремленные и решительные, они упорно работают, отрицая саму смерть. Они одержимы духом борьбы, соревнованиями, стремясь во что бы то ни стало победить в той игре, в которую они играют. Я их всех обожаю.