Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина. Страница 188
Через несколько недель Матео позвонил Маноле и сообщил, что в личной аудиенции архиепископу Ромеро отказано. Но можно попытать счастье во время общей аудиенции, и Матео готов помочь архиепископу на неё попасть.
В условленный день глава сальвадорской Церкви прибыл в Рим, где его встретил отец Матео Мурсиа.
- Надеюсь, - заговорил архиепископ, - у меня будет хотя бы пару минут, чтобы поговорить с папой.
- Всё же вы глава национальной церкви, - отвечал ему отец Матео, - я уверен, папа не сможет обойти вас стороной.
- Да-да. Но почему же мне было отказано в личной аудиенции?
- Не имею ни малейшего понятия. Этим занимается Префектура папского дома. Кто знает, чем она руководствовалась.
Архиепископ согласно кивнул:
- Я возлагаю большие надежды на эту встречу. Может хоть так мне удастся обратить внимание на то горе, что происходит в Сальвадоре каждый день.
Отец Матео понуро потупил взгляд:
- Ваше горе безмерно, - произнёс он, - то зло, что происходит в Сальвадоре, будит в моей... - он запнулся и поправился, - будоражит воображение, вызывая образы злых сил, что издревле изводят род человеческий.
- Как вы правы, отец Матео, - поддержал его архиепископ. - Порой мне самому кажется, что языческие божества, которым пять столетий назад на сальвадорской земле поклонялись ацтеки, снова потребовали кровавой жатвы. Знаете, когда в городе, прямо на улице видишь несчастного, чье тело разрубили на куски и разбросали по тротуару, невольно вспоминаешь, как конкистадоры описывали кровавые ритуалы язычников.
- Да, - с грустью кивнул отец Матео, - помнится... В книгах описывали, как пирамиды стояли чёрными от засохшей на камнях крови, что лилась от сотни жертв с самой вершины рекой, а внутри храма жрецы хранили человеческие черепа с отрубленных голов, и не счесть им было числа.
От воспоминаний отцу Матео стало не по себе, как тогда, пять столетий назад в Мексике, когда он видел всё это собственными глазами. Тот языческий культ крови, призванный подпитывать солнца, чтобы оно не останавливало свой ход, ещё тогда показался ему подозрительным. Всё же отец Матео не побоялся и нашел тех "богов", что поднимались из подземных ходов под пирамидой по ночам. Они были до омерзения отвратительны - перепачканные засохшими бордовыми разводами от крови на белой коже. Не знавшие ни стыда, ни жалости, они рассказали, как однажды в незапамятные времена солнце исчезло, и наступила долгая ночь, что длилась годами. После того как чёрные тучи развеялись, единственное место, где они смогли жить, стали подземелья. А новым смертным, что пришли на замену зачахшим во время долгой ночи людям, они рассказывали, как однажды солнце умерло и может быть умрёт вновь, если смертные не окропят храмы своей кровью, что придаст солнцу хода.
Тогда отец Матео и узнал истинную причину кровопролития на ацтекских пирамидах, для кого на самом деле оно предназначалось. Но для кого ацтеки отрубали пленникам головы, для кого сдирали с них кожу, и для кого разрезали на куски? Как у богослова и квалификатора Инквизиции у него был чёткий ответ. Эти исконные враги рода человеческого, в отличие от гипогеянцев, невидимы человеческому глазу, но смрадный запах серы, что остается от их присутствия, распознать не сложно.
- Нет ли поблизости от Сан-Сальвадора древних пирамид? - спросил отец Матео.
- Нет, ничего подобного, - отвечал архиепископ Ромеро. - В соседнем Сан-Андресе есть одна. А у нас из всех достопримечательностей только вулкан к западу от города.
- Тоже плохо, - пробормотал отец Матео.
- Плохо? Ну да, сам он хоть и не извергается, но иногда потряхивает.
На следующее утро отец Матео провёл архиепископа Ромеро в зал папских аудиенций около дворца канцелярии Святейшего престола. Было одиннадцать часов утра, когда папа вошёл в забитый до отказа зал. Здесь были паломники из самых разных уголков мира. Для них папа зачитал подготовленную речь о доктрине воплощения. По окончании речи, когда папа прошёл вдоль вереницы страждущих для рук целования, он тут же обратил внимание на сановника в архиепископском облачении. Ромеро представился. Не сказать, что папа обрадовался, услышав его имя и название епархии. Отец Матео стоял рядом с архиепископом и потому мог услышать всю их недолгую беседу.
Архиепископ протянул папе фотографию, на которой был запечатлён человек с разрубленной и изуродованной головой, лежащий к луже собственной крови.
- Святой отец, - тихо произнёс архиепископ Ромеро, - посмотрите на снимок. Это священник Октавио Ортис Луна. Ему было всего тридцать четыре года. Я знал Октавио еще ребёнком и сам посвящал его в своё время в сан. Он в течение пяти лет исполнял священнические обязанности, преподавал катехизис крестьянским детям. 20 января сего года, когда отец Октавио выступал перед священниками и мирянами в центре обучения "Деспертар", туда ворвались солдаты. Они хладнокровно убили Октавио, а затем глумились над трупом. Это кошмарная смерть, святой отец.
- Но ведь он был мятежником, - безразлично ответил папа.
Архиепископ поднял голову и непонимающе захлопал глазами. Мурсиа и сам не понимал, как ответ понтифика может звучать так цинично.
- В мятеже его обвинило правительство, - пояснил архиепископ, - оно же и убило его.
Папа молчал. Тогда архиепископ Ромеро протянул ему папку с бумагами, которую он всё это время держал при себе:
- Взгляните, святой отец. Здесь собраны очень важные документы. Они неопровержимо доказывают, что кампания обвинения в подстрекательстве к мятежу, развернутая против меня средствами массовой информации, была тщательно подготовлена и направлялась из самого президентского дворца.
- У меня нет времени читать всё это, - отмахнулся папа, и немного помолчав, добавил. - Вы должны вести себя с правительством так, чтобы не давать никакого повода для конфликтов.
- Но, святой отец, - теперь уже воскликнул окончательно растерянный архиепископ, - правительство преследует народ Сальвадора. Армия и полиция убивают ни в чём неповинных людей. Посмотрите, что случилось на паперти кафедрального собора. Святой отец, бедняков бесцеремонно убили только потому, что они выступили за профсоюзные права. Церковь не может поддерживать добрые отношения с таким правительством.
- Вы должны договориться с правительством, - упрямо повторил папа.
Архиепископ покачал головой:
- Но для меня это абсолютно невозможно, - в отчаянии произнес он, - перед Господом нашим, невозможно, ведь Иисус говорил, что не мир Он принёс, а меч.
- Не преувеличивайте, монсеньор, - был ему безразличный ответ.
На этом короткая беседа закончилась, и папа пошёл дальше пока не покинул зал.
В этот день отец Матео провожал архиепископа в аэропорт. В ожидании рейса Мурсиа сидел с ним рядом, пытаясь поддержать в трудную минуту. На архиепископа Ромеро было больно смотреть.
- Что я сделал не так? - бессильно вопрошал он, - почему папа не понял меня? Отец Матео, может, вы мне объясните? Что я сделал не так? Я приехал в поисках поддержки, а встретил осуждение. Почему?
Отец Матео мог бы сказать архиепископу все то, что недавно говорил по телефону Маноле - про Польшу, США, политику холодной войны, но не стал. Не это сейчас хотел услышать архиепископ.
- Мне кажется, - произнес Мурсиа, - осуждение понтификом теологии освобождения невольно заставило его неправильно оценить ваши стремления.
Отец Матео бы мог добавить, что почитание канона застлало папе глаза настолько, что он не способен понять, что человеческие жизни намного важнее. Но отец Матео промолчал. Хотел бы он сказать, что при прошлом папе такой безобразной сцены на аудиенции не могло бы произойти в принципе, но тоже не стал. Иоанн Павел I хоть и не был родом из коммунистической страны, но понимал, что правая тирания в Латинской Америке губительна. Поэтому после инаугурации он и отчитал аргентинского генерала, что был ответственен за пытки и убийства неугодных без всякого суда. А сегодня Иоанн Павел II отчитал архиепископа за то, что тот противится пыткам и убийствам неугодных властями Сальвадора людей. Если учесть традицию, что новый понтифик берёт имя того своего предшественника, чье дело и начинания он хотел бы продолжать, тогда не понятно, зачем кардинал Войтыла взял себе имя, которое придумал кардинал Лучани, если всё в своей политике он делает ему наперекор.