Стратегия обмана. Трилогия (СИ) - Ванина Антонина. Страница 42

   - Разве я такое могу? - кисло отозвалась Алистрина, ибо не очень-то верила, что бомбы могут чем-то помочь католикам в этой войне.

   Прошло пять месяцев с тех пор, как власти похитили из собственных домов 342 человека. За это время они не то, что не освободили ни одного из них, но и продолжили арестовывать новых.

   - Надо собрать марш антиинтернирования, - заключил Шеймас после того как вернулся из концлагеря, где ему отказали в свидании с Финбаром. - Как обычно, соберём людей, нарисуем плакаты, транспаранты, и пойдем с ними маршем до лагеря. Пусть наши друзья видят, что мы о них не забыли. И солдаты пусть тоже видят.

   - Вот именно, - равнодушно произнесла Алистрина, - всё пройдёт, как и всегда.

   - Что тебе не нравится?

   - То, что толку от наших маршей - ноль.

   - Но это же лучше ,чем просто сидеть и ничего не делать.

   - А зачем делать, если нет никакого результата? Этот марш вам не разрешат проводить. Опять тебе пересчитают ребра дубинкой и разобьют очки. Так в чём смысл таких результатов?

   - Я вижу, - обиженно кинул Шеймас, - ты успела разочароваться в протестной деятельности.

   - Наверное, - согласилась она. - А ещё не хочу, чтоб ты загремел в больницу. Что я тогда скажу твоей матери?

   Шеймас ничего не ответил, и Алистрина поспешила уйти в свою квартиру.

   Через неделю за городом действительно состоялся марш против незаконных арестов. Стоило только людям с транспарантами в руках приблизиться к колючей проволоке, коей огородили тюрьму, как солдаты без предупреждения открыли огонь резиновыми пулями и пустили в толпу слезоточивый газ.

   - Ну что, сильно ты помог Финбару? - решила поддеть Шеймаса Алистрина, когда тот вернулся домой.

   - Через неделю пойдём снова, - лаконично ответил он, - теперь уже через Дерри. Хорошо бы, если б вдоль маршрута не было людей из ИРА, - как бы невзначай упомянул он, - чтобы не случилось провокаций, а то солдаты слишком нервные.

   Алистрина его намек поняла. Значит, он догадывается, что она изменила мирному демонстрационному движению с парамилитаристами. Но он не ругался и не подавал виду, что обижен. Значит, мальчик всё же понимает её, хоть и не знает об истинных причинах её поступков.

   Пожелание Шеймаса Алистрина настойчиво донесла до командования деррийской ячейки, и с ним согласились.

   В воскресенье к двум часам дня Алистрина пришла на площадь, откуда должен был начаться марш, и разыскала в толпе Шеймаса.

   - Как? - удивился он, - я думал, ты не должна приходить.

   Алистрина переняла из его рук плакат с надписью: "Любой человек считается невиновным, пока его вина не доказана", и ответила:

   - Сегодня я хочу быть таким же мирным активистом, как и ты. Можно?

   Шеймас тепло улыбнулся и взял Алистрину за руку. Это было примирением.

   Марш двинулся на север. Впереди на малой скорости ехал грузовик с углём, а за ним следовали тысячи демонстрантов. На каждой улице к маршу присоединялись всё новые и новые прохожие. Никто в Свободном Дерри не остался равнодушным к призыву освободить невиновных.

   Зря Шеймас боялся провокации со стороны обеих ИРА - это из рук простого школьника на армейские баррикады полетел первый камень. За десять минут марш превратился в бедлам - людей поливали из брандспойтов, обстреливали резиновыми пулями, травили слезоточивым газом.

   Алистрине стало даже весело. Мокрая с ног до головы она поняла, что за три с половиной года участия в маршах такое с ней власти ещё не делали.

   - Что ты смеёшься?! - с укором кричал ей Шеймас, тяня за руку прочь. - Что смешного?!

   А Алистрина всё смеялась. Как это нелепо, стоять посреди улицы в конце января вымокшей до нитки и даже не думать о том, что надо идти домой. Ей хотелось продолжения боя, хотелось присоединиться к мальчишкам и запулить камнем в солдатскую каску. Всё нутро распирало от рвущейся наружу отваги, никакого страха не было и в помине. Но она не успела ничего сделать.

   В толпе демонстрантов раздались отчаянные крики. Казалось, вся улица окрасилась красным. Люди падали на дорогу, а их кровь текла по мокрому асфальту. В страхе Алистрина крутила головой по сторонам, не зная, куда деться. Рука Шеймаса потянула её вниз, и невольно Алистрина упала вслед за ним. Из его груди хлестала кровь, а губы вздрагивали в беззвучной мольбе.

   Она знала что делать, ведь не зря два года была госпитальной медсестрой. Алистрина спешно стянула с себя куртку, чтоб зажать его рану. Два внезапных толчка толчка ударили в спину и плечо, и она невольно повалилась на Шеймаса.

   - Ничего, ничего, - глядя его по голове приговаривала она, - сейчас всё закончится, и мы отвезём тебя в больницу...

   Она хотела сказать больше, но не дал острый кашель. На асфальт брызнула чёрная кровь. Только сейчас Алистрина поняла, что ранена, как в 1942 году, когда красноармейцы стреляли в зимнем лесу, сидя на деревьях. А сейчас английские снайперы, видимо, открыли огонь с крыши дома напротив.

   Мимо лежащих на дороге людей проехал БТР - военные прорвали баррикады и вошли в Свободный Дерри. Воздух пронзали крики и звуки выстрелов, а Алистрина обнимала Шеймаса, заслоняя его неподвижное тело своим. Ещё один раненый мужчина стонал по ту сторону дороги. Алистрина собиралась помочь и ползком двинулась к нему, но ту же получила пулю в шею. Кровь хлестала из горла, Алистрина не смогла крикнуть, предупредить - один из демонстрантов размахивал белым платком, пригибаясь, шёл к ним, к раненым. Она увидела только, как фонтан крови вылетает из его виска и он замертво падает рядом со стонущим. А потом глаза закрылись и в голове вспыхивали лишь звуки боя.

   Алистрина открыла глаза только когда почувствовала, как кто-то пытается перевернуть её на спину. Это был врач скорой помощи.

   - Ему... - прохрипела она, протянув руку в сторону Шеймаса, - он ранен.

   - Не разговаривайте, - оборвал её медик, прижимая скрученную марлю к шее.

   На лице его читался испуг, видимо от происходящего вокруг и непонимания того, что же он видит сейчас перед собой. Алистрина набралась сил и отвела его руку от себя.

   - Не трогай меня, - злобно произнесла она. - Иди к Шеймасу.

   - У вас тяжелое ранение, - настойчиво произнёс он, не сводя глаз с почерневшей материи.

   Алистрина замахнулась для удара, но врач увернулся.

   - Я не разрешаю тебе помогать мне. Понял?

   Больше он не рискнул приближаться в ней. Кругом было немало людей, кому он был куда нужнее.

   Шеймаса отвезли в госпиталь. Когда один из медбратьев помог Алистрине подняться на ноги, она согласилась ехать с медиками, но только, чтобы быть рядом с Шеймасом. Она чувствовала холод от мокрой одежды и как влажная корка крови запекается на спине. Она чувствовала свербящую боль в легком, как саднит плечо и покалывает в горле, но упорно не давала врачам себя осмотреть.

   В госпитале от медсестер Алистрина узнала, что во время бойни одну из машин скорой помощи остановил военный патруль. Солдаты арестовали всех медиков, а раненого забрали с собой в военный госпиталь, но привезли его туда уже мертвым - скорее всего, убили по дороге.

   Ранение Шеймаса было тяжёлым, но он оставался в сознании. Алистрина просила докторов сказать ей правду - если необходимо купить нужные лекарства, она сделает всё, что нужно. Её успокаивали и призывали ждать.

   - Я видел... - шептал Шеймас, пытаясь сфокусировать на Алистрине подслеповатый взгляд, - в тебя попали.

   - Не страшно, - говорила она, поглаживая его руку, - только поцарапало.

   - Нет... я видел... у тебя совсем чёрная кровь...

   Алистрина наклонилась к самому уху и успокаивающе прошептала:

   - Тебе показалось. Ты спи. Я приду завтра. Каждый день буду приходить.

   Вечером в штабе деррийской ячейки ВИРА командир был готов рвать и метать:

   - Ты попросила, чтоб мы не совались на марш, вот мы и не совались. Довольна?! тринадцать гражданских убиты и четырнадцать ранены. Убили шестерых подростков, почти детей!