Зов странствий. Лурулу (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук. Страница 128
«Неужели? — удивился Малуф. — А что, в таком случае, пьют с таким удовольствием господа, сидящие за соседним столом?»
Официант вежливо повернулся, чтобы взглянуть на соседний стол: «Я вижу, чтó вы имеете в виду! Им доставляет такое удовольствие наш фирменный напиток «Двенадцатая марка» — между прочим, я тоже его предпочитаю».
«В таком случае, — сказал Малуф, — будьте добры, принесите мне кружку «Двенадцатой марки»».
Другие астронавты выразили такое же пожелание, и официант ушел выполнять заказ. Вскоре он вернулся с четырьмя кружками, проворно расставил их на столе и удалился.
Малуф приподнял кружку: «Выпьем в память десяти тысяч поколений пивоваров, чье настойчивое рвение и чья неувядающая изобретательность сделали возможным этот момент! Не могу придумать ничего лучшего».
«Благородный тост! — воскликнул Винго. — Позвольте добавить к нему послесловие. В последние секунды существования Вселенной, когда вечный мрак обступит со всех сторон последних людей, кто-нибудь встанет и провозгласит: «Остановись, мгновенье, чтобы я успел воздать должное отважным пивоварам, открывшим для нас золотистый путь славы, струящийся по меркнущим туннелям времени!» После чего — разве это невозможно? — в непроглядной темноте возникнет сияющая брешь, которая позволит пивоварам вырваться из энтропической западни в поисках лучшей Вселенной!»
«Вполне приемлемая гипотеза, — заметил Шватцендейл. — А теперь…» Четыре астронавта чокнулись, опрокинули кружки и сделали несколько жадных глотков.
И тут же Малуф ощутил невероятное потрясение, навсегда запечатлевшееся в его памяти. Он медленно поднял голову и пристально посмотрел на официанта; тот вопросительно наклонился в сторону капитана: «Да, сударь?»
Малуф спросил, тихо и невозмутимо: «Мы заказали пиво. Что вы нам принесли?»
Официант с чувством ответил: «Господа, вам подали наш лучший перловый настой!»
«Перловый настой?» — глухо переспросил капитан.
«Так точно. Причем я оказал вам полезную услугу. Этиловый спирт — чрезвычайно токсичное вещество; его употребление внутрь, в любой форме, строго запрещено на Архимбале».
Шватцендейл испугался: «Так что же, в Органоне нигде нельзя выпить пива?»
«Нигде».
Астронавты угрюмо рассчитались и вернулись в космопорт. Уже через час «Гликка» покинула Органон и взяла курс к следующему пункту назначения.
4
Продолжая следовать своему зигзагообразному маршруту, «Гликка» в конце концов вернулась в Коро-Коро на Флютере.
Сразу после прибытия звездолет окружили знакомые паломники. Капитан Малуф встретился с перрумптером Калашом и Полоскуном, который к тому времени успел стать «коадъюкатором». Капитан заверил их, что прежние условия оставались в силе, и что «Гликка» может без околичностей доставить их в Бесовскую Высадку. Калаш и Полоскун выразили удовлетворение таким положением дел, после чего, ссылаясь на свою принадлежность к религиозной организации, снова стали требовать предоставления им существенной скидки. Малуф пояснил, что, несмотря на преобладание религиозных предрассудков на некоторых перенаселенных планетах, они очевидно отсутствовали в космическом пространстве. и что в связи с этим — хотя существовали, конечно, и многие другие причины — никакие скидки религиозным организациям не полагаются. Ворча, раздраженные пилигримы взошли по трапу «Гликки». В то же время портовые рабочие снова загрузили в трюмы звездолета сундуки, содержавшие мешочки с освященной почвой. После этого «Гликка» вылетела из Коро-Коро и направилась к Бесовской Высадке на Кириле.
В пути Винго увлекся беседами с неким Эфраимом Кьюрегом, странствующим мудрецом и корреспондентом Института трансцендентальной метафизики, базирующегося в городе Бантрийское Болото на планете Монтрой. Кьюрег явно был высокообразованным и выдающимся мыслителем. Будучи чуть ниже среднего роста, он сохранял завидную атлетическую форму и отличался исключительной чистоплотностью. Шапка седых волос, резкие аскетические черты лица, постоянно сохранявшего слегка ироническое выражение, холодный взгляд серых глаз и гордая выправка позволяли предположить, что философ был отпрыском какого-то патрицианского рода.
Кьюрег путешествовал в одиночку и держался в стороне от паломников. В свою очередь, пилигримы считали его притворно-снисходительным выскочкой. Тем не менее, перрумптер пытался присоединить Кьюрега к своей группе и приглашал его участвовать в утренних собеседованиях паломников, но философ не принимал его приглашения. Полоскун разработал маловразумительную теорию, постулировавшую бесконечную последовательную регрессию божеств все более усложненной сущности. подчинявшихся таинственно породившим их предшественникам, и попытался изложить основные положения этой гипотезы Кьюрегу, но столкнулся с настолько безразличным, лишенным всякого выражения взглядом философа, что самоуверенная улыбка сползла с пухлого розовощекого лица теоретика-самородка. Полоскун тут же вспомнил, что его ждали неотложные дела.
Винго считал присутствие Кьюрега на борту загадочным обстоятельством, и стюарда снедало любопытство. Однажды вечером он пригласил Кьюрега выпить с ним чаю, заметив, что чай будет сопровождаться свежеиспеченными булочками, печеньем и экстравагантными пирожными. Будучи убежденным эпикурейцем, Кьюрег с готовностью принял это приглашение и явился в камбуз точно в назначенное время. С одобрением взирая на стол, украшенный множеством деликатесов, философ уселся на предложенный стюардом стул.
Поначалу их беседа носила церемонно-обобщенный характер, после чего, улучив удачный момент, Винго вставил вопрос: «По правде говоря, никак не могу понять, почему бы ученый с такой высокой репутацией, как ваша, решил отправиться на Кирил подобно одному из паломников, намеренных совершить утомительную «круговерть». Не могли бы вы объяснить свои побуждения?»
«Мог бы, — с прохладной улыбкой ответил Кьюрег. — Но не стал бы, так как вы, скорее всего, нашли бы мои соображения абстрактными и, возможно, превосходящими ваше понимание».
Озадаченный, Винго приподнял брови. По его мнению, необычное замечание Кьюрега никак не свидетельствовало о желании философа проявлять уважение к собеседнику. Тщательно выбирая слова, стюард выдержал паузу и сказал: «Разумеется, вы вправе делать любые допущения, хотя, с моей точки зрения, они чрезмерно пессимистичны».
Точка зрения Винго мало интересовала Кьюрега: «В самом деле?» Философ взял с блюда лимонное печенье и откусил половину хищным движением маленьких белых зубов: «Что ж, в любом случае это несущественно».
«С тем исключением, что осмысленное общение между нами стало невозможным — несмотря на то, что мы тут сидим, пьем чай и жуем пирожные».
«Как так? — слова стюарда привлекли, наконец, внимание его гостя. — Не совсем понимаю, что вы имеете в виду».
«Вот именно! — кивнул Винго. — Если люди желают обмениваться информацией, ясность имеет первостепенное значение. Если, однако, они желают приводить друг друга в замешательство, для этого существует множество приемов и тактик. Например, они могут выражаться бессвязно и неразборчиво, говорить на примитивном языке щелчков и хрипов, или же — в качестве последнего отчаянного средства — на эзотерическом жаргоне Института».
«Впечатляющий анализ! — заметил Кьюрег, хотя он явно не был впечатлен. — Но какое отношение он имеет к нашему чаепитию?»
Винго откинулся на спинку стула: «Вы считаете, что любые разъяснения, относящиеся к целям вашего посещения Кирила, могут только привести меня в замешательство. Подозреваю, однако, что, если вы будете пользоваться общепринятыми в Ойкумене идиомами, не нарушая стандартную синтаксическую структуру предложений, сущность ваших замечаний стала бы доступной моему пониманию».
«Осторожнее, Винго! — язвительно и насмешливо сказал Кьюрег. — В темных глубинах эпистемологических дебрей легко заблудиться! Неопытного новичка там поджидают западни, которые можно обойти только самыми странными путями, а в тенях притаились чудовища. Такой отважный странник, как вы, однако, сможет, по меньшей мере, постигнуть основную, предельно простую аксиому, непосредственно касающуюся темы нашего разговора. Она заключается в том, что полное взаимопонимание между двумя индивидуумами невозможно ни в каких обстоятельствах. Ваше лимонное печенье, между прочим, восхитительно».