Зов странствий. Лурулу (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук. Страница 68

И еще одно неожиданное прозрение тут же осенило Мирона. Три темнокожие черноволосые девушки — кто они? Когда он решил рассмотреть их получше, они уже потихоньку исчезли, одна за другой, за дверью черного входа. Но и в этом случае напрашивался неизбежный вывод! Снук, Плук и Фрук выкрасили кожу, переоделись и напялили парики — так, что их почти невозможно было узнать! Но и в таком виде они были настолько притягательны, что воображение невольно дорисовывало головокружительные картины.

Монкриф ходил от стола к столу, встряхивая звенящее монетами блюдо и в то же время вступая в оживленные непродолжительные беседы с туристами из гостиниц Сонка, находившими его исключительно колоритной личностью. После того, как блюдо пополнялось достаточно щедрыми чаевыми, Монкриф переходил к следующему столу, и процедура повторялась.

Наконец находчивый шарлатан приблизился к столу Мирона и жалобным голосом произнес: «Сударь, перед вами бедный гармонист, родившийся в семье странствующих паяцев и обреченный вечно скитаться, зарабатывая тяжким трудом на скудное пропитание! Сегодня я сделал для уважаемых посетителей салуна все, что мог, услаждая их слух голосами очаровательных певиц. Наши благородные усилия заслуживают вознаграждения, и мы от него не откажемся. Проявите щедрость, несомненно присущую такому ценителю музыки, как вы! Не скупитесь! Черпайте обеими руками из карманов, полных монет — пусть прольется золотой дождь благодарности!»

Мирон бросил в блюдо одно сольдо, и Монкриф продолжил свой обход.

На веранду вышли Фрук, Плук и Снук. Они сняли парики и смыли с кожи темный пигмент — на них снова были голубые блузы с белыми отворотами и белые юбки в голубую полоску. Преображение было полным. Девушки подошли туда, где отдыхали Винго, Шватцендейл и несколько пассажиров «Гликки»; стюард и механик галантно нашли для них стулья и предложили им сесть. Через некоторое время явился и Монкриф, теперь уже в обычном костюме.

Официанты вынесли из вестибюля гостиницы длинный стол и поставили его на пляже неподалеку от очага, тлевшего в песчаной яме. Окружив этот стол стульями, они расстелили на нем скатерть и разместили на нем миски с зеленым острым соусом, блюда с караваями хлеба и свежими овощами, тарелки и столовые приборы. Монкриф спустился с веранды в сопровождении трех девушек. Фрук, Плук, Снук и их антрепренер расселись за длинным столом; вслед за ними с веранды стали спускаться другие, и вскоре за столом не осталось свободных мест.

Официанты принесли к пляжной жаровне широкую доску и перетащили на нее продолговатый сверток, коптившийся уже почти полтора часа. Доску со свертком водрузили на столе; когда обугленные банановые листья развернули, под ними оказался огромный морской червь-броненосец, диаметром почти с локоть и длиной два с половиной метра, окаймленный двумя противоположными рядами маленьких членистых ножек. Официанты отрубили передний хоботок и головные органы червя, а также хвостовые органы, выделявшие под давлением желтоватую пену. Отсоединив от туловища членистые ножки, они нарезали туловище на круглые ломти дюймовой толщины и разложили их по тарелкам клещевыми захватами. В каждом ломте содержался центральный слой кроваво-красных клеток, напоминавших зернышки граната; едоки выскребали этот слой ложками в миски с зеленым соусом, резали куски пополам и ели пикантную белую мякоть так, как едят мякоть арбуза, используя хлеб с зеленым соусом и красными зернышками в качестве гарнира.

К полуночи посетителям салуна, собравшимся возвращаться к «Гликке», выдали фонари и факелы, освещавшие пляж и в то же время отпугивавшие крылатых хищников-никталопов, нередко нападавших на людей. Защищенные таким образом, команда и пассажиры вернулись в космопорт и нашли безопасное убежище в своих каютах.

Поутру в трюмы загрузили еще несколько ящиков, после чего экспедитор сообщил, что дальнейшие грузы, нуждавшиеся в перевозке, должны были прибыть только через неделю. Капитан Малуф сразу же переместил «Гликку» на станцию C, в окрестностях городка Высадка Фелькера на Гамме.

~

Глава 11

Высадка Фелькера находилась на краю Необозримой Пропасти, пересекавшей континентальную толщу Гаммы. Из космопорта, на восточной окраине городка, тоже открывался вид на ущелье, в этих местах глубиной больше семидесяти метров, а в ширину достигавшее почти двухсот метров.

В пропасть спускались, расходясь и сходясь, бесчисленные шаткие мостки — так называемые «шпранги» — подвешенные, как сеть, на решетчатых фермах, нависших над обрывом; этими мостками пользовались сборщики орехов «кики», растущих на стеблях, тянувшихся ввысь из болота на дне ущелья.

Высадку Фелькера основали в незапамятные времена странствующие корреспонденты «Общества обличителей» — люди, у которых было мало общего с нынешними обитателями городка. Обличители прибыли на Марию, чтобы создать рациональное общество, основанное на гармонии с природой. Они надеялись сделать логику и целесообразную производительность инстинктивными привычками, автоматически выполняемыми функциями, подобными дыханию. Все их сооружения, например, должны были быть круглыми в плане, чтобы не образовывались углубления и углы, способствующие накоплению пыли и грязи. Каждый аспект человеческой жизни анализировался и упрощался таким образом, чтобы посредством приложения минимальных усилий достигался максимальный полезный результат.

Проходили века и тысячелетия; обычаи жителей Высадки Фелькера постепенно изменялись, их взаимосвязь с исходными принципами первопоселенцев становилась все более смутной и несущественной. Теперь правила и условности соблюдались строже, чем когда-либо, но их сущность поддавалась пониманию только посвященных. Различиями в покрое и расцветке одежды диктовались многие аспекты личных взаимоотношений — внешние признаки позволяли человеку демонстрировать, в общем и в целом, какую роль он намеревался выполнять сегодня, в зависимости от ожидаемых событий. Человек, желавший уклоняться от общения с другими, мог повязать голову черной лентой, что практически делало его невидимкой, так как никто не должен был его замечать, и все окружающие вели себя так, словно его не было. Достигшие половозрелости юноши носили головные повязки с голубой каймой, а девушки — с красной каймой; надев эти повязки, они становились друг для друга не более чем бесполыми призраками. Бракосочетания устраивались по расчету, и по завершении свадебной церемонии невеста и жених снимали друг с друга окаймленные головные повязки; предполагалось, что в этот момент они впервые «видели» друг друга — и во многих случаях, по-видимому, так оно и было. Этот ритуал был проникнут эротическим напряжением, равнозначным лишению девственности. Все присутствующие приходили в возбуждение. В момент «обнажения голов» от невесты и жениха требовалось изображение радостного изумления, после чего они исполняли традиционный танец, символизировавший посвящение в тайны супружеской жизни. Прочие участники церемонии с удовольствием пользовались случаем критически оценить исполнение танца, сравнивая его с танцами других новобрачных, критикуя ошибочные позы или обмениваясь похвалами в том случае, если танцоры соблюдали надлежащие хореографические предписания.

Центр Высадки Фелькера пересекала река Эймер; переливаясь через край Необозримой Пропасти, она распылялась водопадом. Северный берег реки считался «женским», южный — «мужским». Мужчина, желавший посетить северный берег, обязан был закрепить на переносице небольшую пунцовую кокарду. Сходным образом, женщина, направлявшаяся на южный берег — как правило для того, чтобы посетить одну из трех находившихся там таверн, «Просперо», «Черную пробку» или «Фазираб» — должна была наклеивать на щеки кисточки из голубых щетинок.

Помыслы горожан сосредоточивались главным образом на Необозримой Пропасти и опутавшей ее сети «шпрангов». Болото на дне ущелья сплошь заросло гигантскими черными папоротниками. Листья папоротников тянулись вверх метров на тридцать, а центральные стебли возвышались над ними еще на десять метров; стебель заканчивался большим шарообразным навершием, от двух до двух с половиной метров в диаметре. Поверхность навершия покрывали, как бородавки, многочисленные стручки — каждый содержал гроздь орехов «кики», от одной мысли о которых текли слюнки у всех гурманов Ойкумены.