Моя гениальная подруга - Ферранте Элена. Страница 39

— Наконец-то ты сделал хоть что-то полезное.

— Что?

— Подружился с Марчелло Соларой.

— Ни с кем я не подружился, папа.

— То есть ты хочешь сказать, что как был идиотом, так и остался.

Фернандо имел в виду, что в отношениях с Солара что-то сдвинулось с мертвой точки, и независимо от того, что об этом думал его сын, он обязан был поддержать эти изменения. Он оказался прав. Через пару дней Марчелло принес в мастерскую ботинки своего деда и попросил поставить на них новые подметки, потом пригласил Рино пройтись до «миллеченто», потом предложил научить его водить машину. Вряд ли это можно было назвать дружбой, но Солара явно стали выделять Рино из всех остальных.

Лила не участвовала в этих встречах — они происходили в мастерской, где она больше не показывалась, — но слышала о них и, в отличие от отца, не спешила радоваться. Сначала, вспомнив битву фейерверков, она подумала: «Рино слишком ненавидит Солара, он не купится на их уловки». Но вскоре ей пришлось убедиться, что внимание со стороны Солара льстит ее старшему брату даже больше, чем родителям. Она знала, что у Рино много слабостей, но то, что он, как последний дурак, повелся на посулы Солара, выводило ее из себя.

— Что в этом плохого? — попыталась я возразить ей.

— Они опасные люди.

— Здесь все опасно.

— Ты видела, что Микеле достал из багажника, когда была драка на площади Мучеников?

— Нет.

— Монтировку.

— А у тех были дубинки.

— Ты не видела, Лену́, а я видела: монтировка была заточена. Такой ничего не стоит пропороть человеку живот.

— Да ладно! Ты вон тоже пугала Марчелло ножиком.

Она рассердилась и сказала, что я ничего не понимаю. Возможно, так оно и было. Это касалось ее брата, а не моего, к тому же меня интересовали абстрактные рассуждения, а ее конкретная забота: она хотела, чтобы Рино прекратил общаться с Соларой. Она пыталась говорить с ним об этом, но он начинал злиться, орал ей, чтобы она заткнулась, а мог и ударить. Одним словом, дело успело зайти далеко. Как-то вечером в конце июня — я была у Лилы, помогала ей по дому, вроде бы мы складывали высушенное белье, не помню точно, отворилась дверь и вошел Рино в сопровождении Марчелло.

Рино пригласил Солару на ужин. Фернандо, который только что вернулся из мастерской, как всегда, усталый, поначалу встретил гостя сухо, но потом вспомнил, что ему оказывают большую честь, и проявил положенное радушие. О Нунции и говорить нечего: она пришла в жуткое возбуждение, долго благодарила Марчелло за три бутылки хорошего вина, которые он принес, и прогнала на кухню младших детей, чтоб не мешались под ногами.

Нас с Лилой привлекли к приготовлению ужина.

— Я подсыплю ему тараканьего яду, — пробурчала стоявшая у плиты Лила, и мы с ней засмеялись. Нунция на нас зашикала.

— Спорим, он пришел тебя сватать, — подколола я ее. — Будет просить у отца твоей руки.

— Пусть попробует.

— Почему? — заволновалась Нунция. — Ты что, хочешь ему отказать?

— Мам, я уже ему отказала.

— Да ну?

— Ну да.

— Быть того не может!

— Правда-правда, — подтвердила я.

— Только бы отец не узнал! Он тебя убьет!

За ужином говорил один Марчелло. Было очевидно, что он напросился на приглашение, а Рино, который не сумел ему отказать, за столом или молчал, или смеялся невпопад. Марчелло в основном обращался к Фернандо, но не забывал подливать Нунции, Лиле и мне воды или вина. Он говорил, что все в квартале уважают Фернандо, а его собственный отец считает, что такого мастера еще поискать и что ни один другой сапожник с ним не сравнится.

Фернандо, отчасти под действием вина, совсем размяк. Бормотал, что тоже всегда уважал Сильвио Солару, и даже снизошел до того, чтобы похвалить Рино за усердие и успехи в сапожном деле. Марчелло с готовностью подхватил эту тему и добавил, что нельзя останавливаться на достигнутом. Его дед, говорил он, начинал с торговли в полуподвале, отец расширил дело, а сегодня весь Неаполь знает бар-кондитерскую «Солара», куда клиенты приезжают со всех концов города, чтобы выпить у них кофе с пирожным.

— Прям-таки со всех концов города? — не сдержалась Лила, и отец метнул на нее убийственный взгляд.

Марчелло в ответ только кротко улыбнулся:

— Может, я немного и преувеличил, не спорю. Но главное, что я хочу сказать: деньги должны работать. Ты начинаешь с полуподвала, а потом, от поколения к поколению, все крепче встаешь на ноги…

Тут он переключился на идею шить новую обувь, чем вверг всех, особенно Рино, в смущение. При этом он безотрывно смотрел на Лилу вроде как на живой пример успешности нового поколения, но было ясно, что ему просто нравится на нее смотреть. «Если человек может что-то придумать, если у него это хорошо получается, почему бы не дать ему попробовать?» Он говорил на диалекте, приятным голосом, и не спускал глаз с Лилы. Было невооруженным глазом видно, что он в нее влюблен, что он буквально, как поется в песнях, мечтает ее целовать и дышать одним с ней воздухом, что она может делать с ним что хочет, потому что для него она — лучшая девушка в мире.

— Я слышал, — наконец сказал Марчелло, — ваши дети сшили пару ботинок. Сорок третьего размера… Как раз мой размер.

Повисло долгое молчание. Рино уставился в свою тарелку и не осмеливался поднять на отца глаза. Некоторое время в комнате не раздавалось ни звука, если не считать возни щеглов за окном.

— Да. Именно сорок третьего, — медленно проговорил Фернандо.

— Мне бы очень хотелось взглянуть на них, если вас не затруднит.

— Да я не знаю, где они, — пробормотал Фернандо. — Нунция, ты не знаешь?

— Они у нее, — сказал Рино, указывая на сестру.

Лила посмотрела прямо в лицо Соларе.

— Были у меня, — сказала она. — Но позавчера мама велела мне прибраться, и я их выбросила. Все равно они никому не нравились.

— Врешь! — вмешался Рино. — Иди и немедленно принеси ботинки!

— Быстро иди за ботинками, — добавил Фернандо.

Лила повернулась к отцу:

— Как я их тебе принесу? Я их выбросила! Они же тебе не понравились!

Фернандо хлопнул ладонью по столу так, что чуть бокалы с вином не подпрыгнули.

— Вставай и иди за ботинками, живо!

Лила неторопливо выбралась из-за стола.

— Я их выбросила, — тихо повторила она и вышла из комнаты.

Мы ждали, но она все не возвращалась.

Снова повисло тягостное молчание. Первым его нарушил Марчелло.

— Может, я был не прав? — обеспокоенно произнес он. — Мне совсем не хотелось создавать вам проблемы…

— Нет никаких проблем, — сказал Фернандо и прошипел, обращаясь к жене: — Иди посмотри, что там затевает твоя дочь.

Нунция ушла и через некоторое время вернулась в растерянности: Лилы нигде не было. Мы искали ее по всему дому, кричали из окна — она не отзывалась. Расстроенный Марчелло распрощался с нами. Не успел он уйти, как Фернандо набросился на жену:

— Клянусь, на сей раз я убью твою дочь!

К отцу присоединился и Рино, и Нунция заплакала. Я на цыпочках двинулась к двери, но только закрыла ее за собой, как услышала голос Лилы, окликнувший меня по имени. Она была на лестничной площадке последнего этажа, и я поднялась к ней. Она сидела съежившись в полумраке возле чердачной двери, на коленях у нее стояли ботинки. Они блестели под тусклым светом лампочки, свисавшей с длинного провода.

— Почему ты их не показала? — недоуменно спросила я.

Она замотала головой:

— Не хочу, чтобы он к ним прикасался.

Ее явно раздирали бурные чувства, совладать с которыми она была не в силах. У нее дрожала нижняя губа — я еще никогда не видела ее в таком состоянии.

Я долго уговаривала ее вернуться домой: нельзя же вечно сидеть перед чердачной дверью. На всякий случай я пошла вместе с ней, надеясь, что при мне ее отец не даст воли рукам. Но пара пощечин ей все-таки досталась. Фернандо кричал, что она выставила его дураком перед уважаемым гостем. Рино заорал, что ботинки принадлежат ему, что это его работа, и вырвал их у нее из рук. Лила заплакала. «Я тоже работала, — сквозь слезы сказала она, — но лучше бы я этого не делала! Ты вконец помешался!» Конец скандалу положила Нунция. Побледнев, она, всегда служившая образцом покорности, не своим голосом приказала отдать ботинки ей и забыть о них навсегда, иначе она сейчас выбросит их в окно. Рино безропотно отдал ей ботинки, и больше никто не промолвил ни слова. Я незаметно выскользнула за дверь.