У кромки океана - Робинсон Ким Стэнли. Страница 65

– Не возражаешь, если я присяду?

Кевин промычал что-то неопределенное. Альфредо нерешительно стоял подле него. После нескольких секунд дурацкой паузы, когда оба они вдосталь насытились неловкостью ситуации, Кевин наконец шмыгнул носом, пожал плечами, махнул рукой и пробормотал:

– Пожалуйста…

Пришедший отодвинул стул из белого пластика и с видимым облегчением сел. Подошла Делия, неся пиво; Альфредо заказал Маргариту [21]. Кевин, хоть и находился в полном расстройстве органов и чувств, все же заметил, как Делил безуспешно пытается стереть изумление со своего лица. Да, они действительно были на устах всего города.

Официантка удалилась; Альфредо сдвинулся на краешек сиденья и положил на стол локти. Рассматривая свои ладони, начал:

– Послушай, пожалуйста, Кевин… Мне… Я действительно сожалею, что так все произошло. С Рамоной, ты понимаешь… – он звучно глотнул. – Дело в том… правда, что… – Его взгляд оторвался от рук и встретился со взором собеседника. – Я ее люблю.

– Ну… хорошо… – Кевин неловко отвел глаза. Услышал, будто со стороны, свои слова: – Верю.

Альфредо шумно откинулся на спинку стула, всем своим видом снова выказывая облегчение. Отпил половину из бокала, который принесла Делия, и вновь опустил взгляд.

– Я будто перестал видеть, слышать… Ослеп. – Альфредо говорил тихим голосом. – Мне очень жаль. Догадываюсь, что именно это было причиной всего, что случилось. Понимаешь… – Он, похоже, никак не мог закончить мысль. – Мне очень…

– Пожалуй, там побольше, чем только это, – сказал Кевин и допил пиво. Ему совсем не хотелось вдаваться в детали.

Разговор о любви между американскими мужчинами – дело нечастое и тягостное, даже если беседуют они не об одной и той же женщине. А уж в таком случае, как сейчас… Короче, Кевин ощутил настоятельную потребность заказать целый кувшин Маргариты – сгладить шершавость общения.

– Я понимаю, – вздохнул Альфредо, подавшись вперед. – Поверь, я не пытался отобрать что-то у тебя. Рамона совершенно расстроена тем, что… ну, тем, что наше… воссоединение, что ли, означает для тебя… и для нее.

– О… – нечленораздельно выдавил Кевин, полный ненависти к лепету, который издает любой влюбленный.

Прибыл кувшин с Маргаритой. Мужчины стали озабоченно наполнять и опорожнять стаканы. Встречаться глазами они избегали.

– Я был просто дурак! – воскликнул Альфредо. – Заносчивая тупая дубина.

Снова, будто с расстояния соседнего столика, Кевин услышал свой голос:

– Мы все иногда теряем чутье – перестаем разбирать, что важно, а что нет. – Ему вспомнилось, что говорила однажды Дорис. – Мы делаем то, что чувствуем.

– Мне просто очень жаль, что так получилось. Кевин шевельнул плечом:

– В этом нет ничьей вины.

Неужели он сам, а не кто-то другой произнес эти слова? Он совсем не был уверен в справедливости тех вещей, которые говорит кто-то его голосом, а он сам будто стоит рядом; но этот кто-то не желал прекращать и молол несуразицу. «А я здорово пьян», – подумалось Кевину.

Альфредо опорожнил стакан, налил снова и тут же выпил.

– Прости также за то столкновение на третьей базе. Кевин отмахнулся:

– Мало ли что случается.

– Понимаешь, я должен был проскользнуть, но не рассчитал, когда вошел и обнаружил, что ты стоишь там…

– Это спорт.

Они молча выпили.

– Что…

– Я…

Неловкий смех.

– Я вот что собирался сказать. – Альфредо, похоже, стал обретать дар связной речи. – Ты меня прости, пожалуйста, за то, что наши личные дела переплелись таким скверным образом. Прости также, что налетел на тебя на площадке. Это все так. Но вот чего я совершенно понять не могу – это твоей позиции по отношению к созданию первоклассного технического центра на Рэттлснейк-Хилле.

– Я как раз собирался задать тебе такой же вопрос, только чуть-чуть наоборот, – ответил Кевин. – Почему ты столь определенно решил строить свой центр на холме?

Альфредо замолк, и надолго. Кевин с интересом смотрел на него. Любопытно было видеть противника в новом свете, зная о его фирме, ААМТ и их взаимоотношениях.

– Не вижу здравого смысла, – увеличил нажим Кевин. – Если этот центр – такой, как ты говоришь, его лучше строить в черте города. А холм у нас – единственный с совершенно нетронутой природой. Это же просто чудо – холм оставался диким все годы, а тут вдруг стройка, нашествие людей… Я просто не понимаю.

Альфредо навалился на стол, чертя непонятные кривые на нем посреди испарины, просыпанной соли и пролитой жидкости:

– Я всего лишь хочу выполнить дело наилучшим образом. Люблю делать хорошо – такой уж я человек. Чем лучше будет созданный мною центр, тем лучше для меня. Может, это недостаток – лучшее враг хорошего, но не понимаю, почему я должен думать иначе. Подытожу: холм выбран мною из желания сделать дело как можно лучше.

До чего забавно было смотреть, как Альфредо, оправдываясь, философски шевелит красиво подстриженными усами, и видеть на дне его выразительных глаз, насколько он весь напрягся.

– Кое в чем я с тобой солидарен, – произнес Кевин. – Я тоже люблю быть первым из сотни, и мне нравится, когда работа сделана отлично. Но прекрасная работа предполагает также и ненанесение вреда городу, в котором ты живешь.

– Ты что же, хочешь сказать, что моя работа будет во вред городу? Построить центр, где передовое научно-техническое предприятие соседствует с рестораном, смотровой площадкой и концертным залом, – такая вещь планируется обычно на годы и годы. С холмом познакомится небывало большое число людей.

– Больше не значит лучше. Наш округ уже хорошо доказал это. После определенной точки больше – хуже. А мы миновали такую точку давным-давно. Потребовались годы, чтобы наш жизненный размах уменьшился настолько, что количество населения и уровень нагрузки на природу стали соответствовать возможностям здешнего бассейна. Ты считаешь подобного рода ограничительные меры само собой разумеющимися; однако система твоих ценностей – также результат этих ограничений. Сегодня ты, довольный собой и своей работой, говоришь, что неплохо бы снова запустить машину роста. Но хорошо от этого не будет. Холм является открытой землей, он останется глушью, даже будучи частью наших задних дворов. Он – один из ничтожных клочков дикой природы, оставленной нами, людьми, в покое. Именно поэтому гораздо полезнее для людей будет сохранить его в диком состоянии, а не строить там деловой центр.

Кевин остановился перевести дух и посмотреть, как Альфредо станет отбиваться. Тот качал головой:

– У нас огромная неурбанизированная зона в глубь материка – от водохранилища в каньоне Питера и до каньона Черная звезда, не считая Ирвинского парка. Между прочим, твой холм находится по другую сторону города, между ним и прибрежной равниной. Создание моего детища на вершине холма сделает город первым из малых центров Южной Калифорнии, а это принесет неисчислимые блага!

Кевин слушал в уверенности, что точно те же слова говорили Блэру деятели из ААМТ, крепко держа его за галстук.

А ведь забирает, аргументация-то! Кевин смог лишь покрутить отрицательно головой. Альфредо, хороший психолог и оратор, стучал кулаком по столу, пытаясь вбить свое мнение в мозги Кевина. Он даже громкости прибавил:

– Это должно сработать! Наш город перейдет в совершенно новый статус!

– Мне все равно, – отвечал Кевин. – Пусть мой город останется в старом статусе.

– Безумство! – воскликнул Альфредо. – Ему все равно, видите ли.

– Мне наплевать на эти твои идеи и разработки. Они выглядят сошедшими со страниц делового журнала. Или еще откуда-то. – Последние слова Кевин произнес очень многозначительным тоном.

У Альфредо прервалось дыхание, брови съехались вместе, и он впился глазами в Кевина; тот спокойно выдержал взгляд.

– Ну хорошо, черт, – выговорил Альфредо. – В этом мы и различаемся. Я хочу, чтобы Эль-Модена стала заметным городом. Я и сам хочу быть заметным. И хочу что-то сделать для этого.