Воспоминание - Деверо Джуд. Страница 58

Калли расхохоталась, и Эдит, услышав ее смех, тотчас остановилась и сделала ей выговор за распущенность.

Однажды Калли услышала звон мечей и тотчас кинулась в том направлении, но Эдит с удивительной быстротой догнала ее и схватила за руку:

— Леди не должны разговаривать с мужчинами без сопровождения компаньонок, — строго сказала она.

Так давайте все пойдем? — предложила Калли, что заставило Дороти захихикать.

На следующий день Калли чувствовала себя так, что ей казалось, что она готова взорваться. И, разумеется, стальной корсет, в который ее заковали дочери Джона, не добавлял ей хорошего настроения. Когда она ощутила, что стальные крючья обхватывают ее ребра, она едва не лишилась чувств. Прислонясь к оконной раме, она прошептала с трудом:

— Зачем?

Дороти без труда сообразила, что она имеет в виду. Зачем мучиться с этими ужасными корсетами, если у Калли нет бюста, который необходимо было бы поддерживать? Вот что Калли хотела спросить.

— Да мы все так, — Дороти махнула рукой. — В твои шестнадцать и у меня ничего не было. А потом за три месяца, все, что надо, появилось. — И она с нескрываемым удовольствием оглядела свою красивую округлую грудь: — Не беспокойся! Будешь как все.

Сначала Калли показалось, что не имеет смысла сравнивать себя с этими девушками, потому что она им не родственница. Она — дочь какого-то рыцаря по имени Гильберт Рашер, о котором никто не желает говорить, и она не может понять почему. Но постепенно, оглядывая всех пятерых незамужних дочерей Хедли, она сделала открытие, что на самом деле они похожи. Они такие же худенькие и бледные, как она. Даже двое мальчиков, которых она видела мельком в первый день, были того же типа. Талис, которому полагалось быть тоже таким же, в их окружении казался черным быком, ворвавшимся в стадо овец.

— Почему? Ну почему? Ну почему? — повторяла Дороти, облокотившись о подоконник и смотря во внутренний дворик. В свои восемнадцать лет Дороти еще не была замужем. И ей, как и четырем ее старшим сестрам, возможно, предстояло на всю жизнь остаться старой девой, потому что отцу было жалко денег на приданое. А ни одна из пяти не была такой красавицей, чтобы ее кто-нибудь взял без приданого.

Рядом с Дороти стояла Джоанна, самая некрасивая из всех, которой было уже двадцать шесть. Она грозилась сбежать с садовником, если отец не найдет ей мужа. Как-то раз она дерзко заявила это самому отцу. Джон равнодушно взглянул на нее и ответил:

— Только не с сыном главного садовника. Этот мне самому нужен.

Джоанна выбежала из комнаты вся в слезах.

— Красивее мужчины мне еще никогда не приходилось видеть, — вздохнула она. — Послушайте, а инцест — это смертный грех или нет?

— Джоанна! — воскликнула Дороти в притворном возмущении, на самом деле едва сдерживая смех.

Калли подошла к окну, чтобы выглянуть. Внизу она увидела Талиса. В его руках блистал меч, которым он делал выпады против противника в два раза старше его, но ниже. Та-лис сражался во всю мочь. Джон сидел на лошади и наблюдал за ним с оттенком неудовольствия.

— Отец, кажется, им не очень доволен, — сказала Эдит, походя к окну. — Я слышала, что, несмотря на свой рост, он не очень опасен. Вчера Филипп выбил его из седла.

Филипп был ее брат — тот, у которого были слабые легкие.

Когда Калли увидела Талиса, ноги ее чуть не подкосились, и она едва не упала. Как же ей сейчас хотелось обернуться птицей, чтобы вылететь из окна и быть с ним рядом. Два дня показались ей двадцатью годами. Она не просто скучала без Талиса — гораздо хуже! Ей казалось, ее тело кто-то разрезал пополам и унес ту половину, в которой было сердце.

Как будто зная, что она на него смотрит (он это и вправду знал), Талис быстро обернулся, поднял голову и поглядел на Калли. Хотя только вчера ей прочитали утомительную лекцию про эти бредовые правила приличия, в соответствии с которыми должна себя вести молодая леди, в ту же секунду это вылетело у нее из головы. Она высунулась из окна так далеко, что чуть-чуть не выпала на улицу.

— Я здесь! — закричала она, махая ему рукой. — Я здесь! Я здесь!

Крик Калли, столь неподобающий для благородной леди, поверг всех в Хедли Холле в шок. До сих пор никто вообще не слышал, как эта девушка произносит что-нибудь. Увидев ее два дня назад, все тут же о ней и забыли.

Из стоящих внизу особенно недоволен был Джон Хедли. Он почувствовал раздражение, что эта наглая девчонка отвлекает его драгоценного сына, и подумал было, что нужно сегодня вечером сделать ей выговор. Но Джон не ожидал увидеть такую перемену с сыном, когда он услышал голос Калли.

Как только Талис обернулся на крик Калли, Хью Келлон, немолодой и опытный рыцарь, с которым он боролся и которому до сих пор было вовсе нетрудно отбивать неумелые, слабые и неловкие выпады Талиса, стал его обходить из-за спины. Он хотел наглядным образом преподать этому молодому щенку урок жизни: девочки не должны отвлекать настоящего рыцаря от самого важного дела на свете.

Но Талис знал, что Калли на него смотрит, и это знание его преобразило. Когда противник уже был за спиной, Талис крутнулся вокруг своей оси и в одно мгновение атаковал блестящим ударом, выбив из рук Хью меч. Не ожидавший удара Хью оступился и упал на спину. Талис завершил нападение, приставив меч к его горлу.

Со свойственным ему тщеславным желанием произвести впечатление, Талис поставил ногу противнику на грудь и театрально взмахнул рукой, глядя с видом победителя вверх на Калли, которая немедленно начала ему аплодировать.

Трудно сказать, который из мужчин был удивлен более: Джон Хедли или Хью Келлон, чью грудь попирала нога Талиса. В нем закипел гнев: из-за унижения, из-за раздражения против этого молодого щенка и его глупейшей бравады. Но спустя секунду к нему вернулось чувство юмора. Много воды утекло с тех пор, когда он сам совершал подвиги, чтобы произвести впечатление на девушку!

Убирая ногу, Талис грациозно развернулся и отвесил поклон Калли и остальным зрительницам в окне, которые ему сдержанно аплодировали.

Эдит оттащила их от окна.

— Как вам не стыдно! Слушайте, что такое, в самом деле! Вы ведете себя как потаскухи какие-то. Да еще с собственным братом, что уж вообще никуда не годится.

— Это он вам брат, а не мне, — заявила Калли, как делала всегда в подобных случаях.

Эдит оглядела Калли, которая стояла между Джоанной и Дороти. Между ними было ясно видно сильнейшее фамильное сходство. Но она поспешила отогнать эту мысль. Родители сказали, что этот юноша — ее брат, а эта девица — не родственница. Раз так сказали родители, значит, это так и есть, и, во всяком случае, ей этого было вполне достаточно.

— Пойдемте-ка со мной. Сейчас у нас будет урок музыки.

Калли пошла за Эдит и остальными, но сердце ее осталось во дворике внизу.

26

— Что не по душе тебе, сын? спросил Джон Хедли Талиса, видя, как тот уныло мешает ложкой еду в своей тарелке. Джон старался ни на один момент не выпускать юношу из виду, так что ели они в апартаментах Джона, а не в общем зале. В первый же день, когда Талис узнал, что они будут обедать вдвоем, он попросил, чтобы оба его брата тоже ели вместе с ними. Ему показалось крайне странным, что отец явно предпочитает одного сына другому, и не испытывал от этого ничего, кроме неловкости и смущения. Кроме того, общество Филиппа и Джеймса доставляло ему удовольствие.

Ну скажи, как же ты намерен расти, если почти не ешь? — беспокоился Джон.

— А ему еще не хватит расти? — тихо спросил Филипп, наполовину просто чтобы сострить, а наполовину из-за ревности к отцу, который явно предпочитал им «нового брата». — Уже все лошади ржут от страха, когда видят, что он идет.

Когда он это заявил, Джон быстро замахнулся, чтобы отпустить подзатыльник непочтительному сыну, но Талис расхохотался и весело потянулся еще за одним куском белого хлеба. На самом деле, хоть он этого и не хотел говорить, зная, что Джон рассердится, но он скучал по тем блюдам, что готовила Мег. Он скучал по простой грубой посуде с незамысловатой привычной пищей. В этом доме уже дважды случалось так, что он никак не мог понять, что именно он ест. Все было очень изысканно, и даже сыру придавалась такая форма, что он был похож не на сыр, а на мясо.