Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера - Митник Кевин. Страница 14

Одновременно с условным сроком я проходил психотерапию. Мне пришлось ходить в клинику, где лечили преступников, нарушивших закон на сексуальной почве, и прочих отпетых наркоманов. Моим социальным педагогом был врач-интерн из Великобритании, звали его Рой Эскапа. Когда я объяснил ему, что отбываю условный срок за телефонный фрикинг, он вдруг засиял. «А вы слышали об ITT (так называлась организация по международной телеграфной и телефонной связи)?» – спросил Рой.

«Конечно», – ответил я.

«А вы знаете, где взять коды?»

Он имел в виду коды доступа к каналам международной телеграфной и телефонной связи. Зная такой код, можно было просто набрать местный номер ITT и, добавив код доступа, позвонить на нужный междугородний или международный номер. Если вы пользовались чьим-нибудь чужим кодом доступа, оплата за ваш звонок зачислялась на счет того несчастного абонента, а вы не тратили ни цента.

Я улыбнулся. Мы с Роем отлично поладили.

Во время моих индивидуальных консультаций, которые по распоряжению суда назначили проходить в течение 1981 и 1982 годов, мы с Роем обычно просто болтали. Позже подружились. Рой сказал, что те вещи, которые я делал, были просто ангельскими по сравнению с преступлениями других его пациентов. Через несколько лет, в 1988 году, когда я снова попал в беду, он написал письмо судье, где объяснил, что я занимаюсь хакингом не из зловредных криминальных побуждений, а по причине компульсивного расстройства. По его словам, у меня была зависимость от хакинга.

Насколько могли судить и я, и мой прокурор, хакинг впервые охарактеризовали таким образом и он оказался в одном ряду с наркотиками, алкоголем, азартными играми и сексуальной зависимостью. Когда судья узнал а диагноз, согласно которому у меня была зависимость, и поняла, что я болен, она оформила наше соглашение о признании вины.

22 декабря 1982 года, за три дня до Рождества, около полуночи я сидел в компьютерном классе в Сальватори-Холл в кампусе Университета Южной Калифорнии (USC), который находился недалеко от центра Лос-Анджелеса. Компанию мне составил мой товарищ-хакер Ленни Ди-Чикко, высокорослый атлетически сложенный парень ростом примерно метр восемьдесят. Он стал моим близким и верным соратником, а позже предал меня.

Мы вламывались в системы Университета Южной Калифорнии через модемы с коммутируемым доступом, но нас страшно раздражала медленная скорость соединения. Небольшое исследование открыло нам интересный факт: в здании Сальватори-Холл стоял кластер мейнфреймов DEC ТОР-20, подключенных к Arpanet – сети, что была прародительницей Интернета. Пока мы находились в кампусе, могли позволить себе более быстрый доступ к другим системам.

Воспользовавшись недавно открытой уязвимостью (недостатком системы), которую Ленни удалось обманом добыть у Дэйва Компела на конференции DECUS (Общество пользователей цифровой вычислительной техники фирмы DEC) – мы посещали ее неделей ранее, – мы уже заполучили полные системные привилегии (их также называют корневыми) на всех студенческих компьютерах DEC 20. Однако мы хотели собрать как можно больше паролей.

Ничего сложного. Я принялся просматривать почтовые аккаунты сотрудников университета, которые имели корневые привилегии. Немного порывшись внутри системы, я нашел почту отдела учета, что отвечал за распределение имен пользователей и паролей. Когда я просмотрел почту этого аккаунта, она оказалась просто набита сообщениями, в которых имена и пароли указывались в незашифрованном виде. Джекпот!

Зная, что рискую, я отправил всю эту почту на принтер. Примерно через 15 минут после того, как я дал команду «печать», оператор сбросил толстую пачку испещренной символами бумаги в студенческий лоток для документов. Если вы в зале, полном студентов, которые работают за компьютерными терминалами, то как проверить, не следят ли за вами, причем не возбудить ни малейших подозрений? Я приложил все усилия, чтобы не привлекать внимания, собрал распечатки и отнес их к столу, где работали мы с Ленни.

В мгновение ока в комнату ворвались двое полицейских из охраны кампуса и рванули прямо к Ленни и ко мне с криками «Ни с места!»

Судя по всему, я уже стал известным преступником. Копы знали, кого из нас на самом деле нужно ловить, и еще знали мое имя. Позже мне стало понятно, что один из администраторов, Джон Соломон, был на том же собрании DECUS, которое мы с Ленни посещали несколько дней назад. Джон заметил меня в компьютерной лаборатории и узнал. Он позвонил Дэйву Компелу, тому самому члену шайки, который впервые подбил меня взломать в DEC отдел разработки операционной системы RSTS/E, когда я еще учился в средней школе Монро. Компел посоветовал Соломону вызвать полицию кампуса и попросить меня арестовать.

Полицейские забрали стопку распечаток со всеми этими паролями. Поскольку я уже отбывал условный срок, то меня ждали серьезные неприятности. Копы доставили меня и Ленни в опорный пункт, находившийся в кампусе, приковали наручниками к скамейке, а потом разошлись по кабинетам, оставив нас сидеть в одиночестве у самого выхода. Немного повертевшись, Ленни продемонстрировал мне свои руки без браслетов. Он предусмотрительно носил в кошельке ключ от наручников, и на этот раз ему удалось вытащить его и освободиться.

Он отомкнул и мои наручники, а потом сказал: «Нам есть что терять, сматываемся». Однако как я отсюда выберусь? Полицейские забрали у меня ключи от машины, и к тому же они знали, кто я такой.

Вдруг один из копов вернулся. За спиной я осторожно защелкнул наручники, но коп услышал и подошел посмотреть поближе, что творится. «Так, у нас тут Гудини [21]», – крикнул он в сторону кабинетов, а тем временем Ленни ухитрился незаметно бросить ключ на пол и отпихнуть его на несколько футов. Ключ заскочил в укромное место за автомобильной шиной, которая неизвестно почему стояла здесь, прислоненная к стене.

Разозленные копы потребовали: «Гони ключ!» Они выволокли нас в санузел, устроили досмотр с полным раздеванием и страшно удивились, когда ничего не нашли.

Прибыли полицейские из лос-анджелесского департамента полиции по борьбе с мошенничеством и подделкой документов и увели меня. Меня определили в камеру предварительного заключения в Паркер-Центре, где находилась штаб-квартира лос-анджелесского департамента полиции. На этот раз в камере, куда меня бросили, оказалась пара таксофонов. Первым делом я позвонил маме и рассказал ей, что стряслось, а потом – тете Чики. Я умолял ее, чтобы она как можно скорее пришла и забрала меня под залог. Это было очень срочно, так как мне нужно было забрать машину до того, как в ней пороются копы, поскольку там они нашли бы более серьезные улики против меня – записи и диски. Через несколько часов, примерно в 5:00, меня вызволил тетин коллега.

Мама, на которую всегда можно было рассчитывать, несмотря на то, как много дел на ней вечно висело, также приехала в участок и отвезла меня в кампус, где осталась машина. У мамы просто гора с плеч свалилась, когда она убедилась, что со мной все хорошо и я на свободе. Несмотря на то что по дороге я вполне мог получить заслуженную порцию ругани или нотаций, такие меры были не в стиле моей мамы. Она просто очень волновалась за меня и беспокоилась о том, кто из меня вырастет.

Итак, я вышел на свободу после того, как внесли залог, но эта свобода продлилась недолго. Когда я тем вечером собирался на работу, я позвонил маме в ресторанчик Fromin’s – в то время мы работали в этом заведении вместе – и спросил, не приходил ли кто-нибудь и не искал ли меня. «Не то чтобы…» – ответила она. Проигнорировав ее завуалированный ответ, я все же пошел на работу. Там меня уже ждала Мэри Риджуэй, моя надзирательница, которая присматривала за мной, пока я был несовершеннолетним. Вместе с ней – двое детективов. Когда она заметила меня, то сразу же объявила, что я арестован за нарушение режима пробации, а детективы отвели меня в дисциплинарный исправительный центр для несовершеннолетних, расположенный в Силмаре.