Манифест Унабомбера - Качинский Теодор. Страница 5

Манера изложения мыслей автора Манифеста позволяет сделать ещё один вывод. Она однозначно говорит о том, что Качинский — фанатик. Но не истеричный и не «буйный», каким принято рисовать фанатика, а практичный, последовательный, рассчитывающий всё до конца, уверенный в своей правоте, и потому не склонный к проявлению эмоций. Качинский — не оголтелый фанатик из безликой толпы, рьяно исполняющий то, что теми ли иными методами вбили в его голову, но фанатик типа Великого Инквизитора, планомерно и без сомнений делающий всё, чтобы достичь своей цели. Такого действительно не остановишь.

Вместе с тем, текст Манифеста представляется и очень осторожным. Несмотря на резкую критику современной цивилизации, т. е., вообще говоря, всего, что нас окружает, Качинский нередко подчёркивает, что тем или иным своим высказыванием не хотел задеть того-то и того-то или, как минимум, намекнуть на такое-то и такое-то обстоятельство. Это с головой выдаёт его происхождение и формирование. Будучи борцом против системы Америки, Качинский остаётся американцем. Конечно, замечания такого рода можно классифицировать как проявление элементарной вежливости порядочного человека, но некоторые другие обстоятельства, особенно те места Манифеста, в которых заходит речь о т. н. «странах-изгоях» (параграфы 169, 195) и вообще о диктаторских режимах, говорят о том, что все эти осторожности являются отголосками неискоренимой американской привычки улыбаться своим избирателям.

Качинский даёт и другие поводы американским обывателям полагать, что он — один из них, пускай и совершенно отбившийся от рук, но всё-таки один из них: частенько он говорит «мы» (не в смысле FC, от имени которых публиковался Манифест), "наше общество", "наш мир", "наша культура", "наши жизни" и т. д. В этом смысле Качинский — настоящий революционер. Его не устраивает существующее положение вещей, он видит, что от современных условий жизни все только страдают, и поэтому он хочет всё изменить в лучшую сторону. Манифест он написал, чтобы и остальные люди увидели эту "лучшую сторону". В одном месте своей работы он даже предостерегает своих потенциальных соратников от нападок на обывателя (параграф 190) — это великодушный жест человека, стоящего над толпой и готового повести эту самую толпу к светлому будущему. Почти что Данко. Только такой, немного разозлившийся Данко. Психованный Данко.

Но если бы Качинский не был революционером, а был обыкновенным психом, он бы никогда не написал своего Манифеста и уж тем более не понёс бы его в массы. Поэтому злословят те, кто вешают на Унабомбера ярлык "серийного убийцы". Тед Качинский — революционер, быть может, далеко не первый в революции против технологии, но, несомненно, значительно продвинувший и ускоривший её процесс — ведь многие до его Манифеста даже и не знали о существовании такого рода революции.

При всём этом в образе действий Качинского не могут не присутствовать элементы социопатии. Постоянно твердя на протяжении всего Манифеста "наше общество", он в реальности разделяет само общество и людей, стоящих за этим понятием: общество должно быть уничтожено, люди должны продолжать жить дальше.

Строго говоря, Качинский людей не убивал: от его бомб гибли "элементы общества", его рабочие механизмы, но не люди. Не исключено, что левакам в его Манифесте достаётся больше всех именно потому, что они осмеливаются претендовать на несовместимость с обществом, тогда как сами являются его порождением и, мало того, работают на него (параграф 29).

Качинский не мог открыто сказать обществу "Я тебя ненавижу" — это противоречило его позиции и менталитету. Но своим Манифестом он сделал именно так.

Впрочем, мы всё-таки не уверены, что Тед так уж «любил» людей. Он — революционер, смотрящий в будущее, весь свой Манифест он отстаивает свободу "среднего человека" и даже призывает не «обижать» его, но разве может человек такого уровня, как Качинский, не раздражаться этим самым "средним человеком"? О многом говорит уже то обстоятельство, что в предлагаемой стратегии антитехнологической революции Качинский выделяет две категории людей, на которые должны быть направлены соответствующие формы пропаганды (параграфы 186–188) — это потенциальная элита революционеров и толпа. Просто толпа — без всяких потенциалов.

Читая Манифест, видно, что его автор — тонкий психолог, причём понимающий человеческую психологию благодаря своему уму и опыту, а вовсе не знаниям, которыми пичкают студентов в учебных заведениях. Познания Качинского в области психологии проявляются, кстати, не только в Манифесте, но и в терроре — только две его бомбы были обезврежены, во всех остальных случаях жертвы (не всегда, правда, намеченные) исправно открывали таинственные ящики, посылки, дёргали за заманчивые рукоятки, хватались за чуждые предметы и т. д. Его умом можно только восхищаться. Умом философским и умом криминальным — и в Манифесте, и в терроре у него всё рассчитано и продумано ("За прошедшие годы мы уделили такое же внимание развитию наших идей, какое и развитию бомб", — писал он редакции "New York Times"). Кроме, как это часто бывает у гениев, человеческого фактора — ему и в голову не приходило, кто его сдаст.

А какой, скажите, пожалуйста, человек в здравом уме, зная в совершенстве человека и его психологию, будит любить его? Великий Инквизитор тоже заботился о благе людей, тоже вёл их к светлому будущему, но любил ли он их?

Не раз и не два, анализируя в Манифесте вероятный исход «взаимоотношений» технологической системы и революции, Качинский указывает на неизбежные крупные человеческие жертвы. Как революционер он честен — он предупреждает людей о том, к чему их призывает. Но вот сожаления в его голосе не слышно: массы погибнут — это неизбежно, и всё.

Будьте уверены, если Качинский доживёт до революции против технологии и окажется в этот момент на свободе, он не остановится, если количество жертв будет гораздо большим, чем он прогнозировал. И для этого нужно не человеконенавистничество, а мужество. Мужество исследователя у Качинского точно есть — об этом говорит заключительный пункт его Манифеста (параграф 232). Да и мужества революционера ему не занимать — ведь он знал, на что шёл. (Отметим, что если некоторые наши утверждения относительно личности Отшельника противоречат друг другу, то это само собой разумеющееся явление, т. к. гениев нельзя полностью проанализировать и уж тем более разложить всё у них по полочкам.)

Последнее своё «криминальное» прозвище Тед Качинский получил, уже будучи лишённым свободы — его прозвали не иначе как "новым Раскольниковым". Да, разумеется, "кровь по совести", людишки, которые "никогда далеко не шагают" и проч., и проч. Но есть у Качинского и другой раскольниковский талант — нравиться людям и нераскаявшимся.

V. Манифест Унабомбера в России и для России

В России, как и во всякой технологической стране, к тому же мечтающей оказаться в разряде «развитых», Манифест так же необходим, как и в Америке, для которой он, собственно, и был написан. Несмотря на то, что в своей монографии Качинский рассматривает историю и проблемы исключительно американского общества, а не какого-нибудь абстрактного, которое можно было бы использовать в качестве лекала для обществ всех остальных стран (с точки зрения теории мировой революции так было бы правильнее), не так уж и трудно перевести анализ и выводы Качинского на российское общество.

У нас экологическое движение, и тем более радикально-экологическое — явление новое и всецело завозное, это, по сути, бездушный слепок с аналогичных движений в западных странах. Не то, что заботиться об экологии не в духе русского народа (народ — русский, а общество — российское), но то, что у нас сейчас делается, отдаёт явным западничеством. Впрочем, какие напасти, такие и средства.

Было бы весьма разумно, если бы наше только начавшее развиваться экологическое движение вобрало в себя хотя бы некоторые тезисы и умозаключения Качинского. А иначе рано или поздно оно последует вслед за своим западным прародителем — превратится в бессмысленную колотушку сторожа, которая своим стуком скорее заставляет насторожиться злоумышленника, чем отпугивает его и тем более причиняет ему какой-то вред.