69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой - Хоум Стюарт. Страница 13

Кладбище было обнесено стенами и располагалось прямо за деревенским отелем. Когда мы приехали туда, в наше поле зрения не попало ни одно человеческое существо. Рука Алана обхватила мою талию, и он сжал меня в своих объятиях. Он поцеловал меня в щеку, потом в губы. Мое воображение вспыхнуло, игры Алана становились все более разнузданными и откровенными, отодвигая все прочие обстоятельства на второй план. Его руки проникли под мою блузку и начали щупать возбужденные груди. По мере того как Алан становился более страстным, во мне росли вялость и податливость. Он поднял мою юбку и обнажил для обозрения бедра и роскошный пучок волос, казавшийся уютным гнездышком в сладострастной точке их соединения. Он повалил меня на спину, содрал трусики и расставил мои ноги. Затем разделил мягкие влажные складки моей кожи своими пальцами. Он сунул средний палец в мой любовный проход, и я начала извиваться от удовольствия. Вскоре место пальца Алана занял его член. Он вогнал его внутрь, и все мое тело пронзила дрожь наслаждения. Мы оба быстро кончили. За несколько секунд привели в порядок одежду и удалились.

Я припоминаю, что, покинув кладбище, мы поехали в отель «Мэрикалтер» и выпили там кофе. Алан заплатил, и, насколько я помню, цена меня ужаснула. Оглядываясь назад, очень трудно расставить все по порядку, мои собственные воспоминания стали спутанными благодаря тому, что рассказывал мне Алан, и тем инцидентам, о которых я читала позже в его книгах и дневниках. Я уверена, что мы пошли на кладбище до того, как поехали в отель, но не уверена, очутились ли мы в «Мэрикалтере» раньше чем в Портлефене. В любом случае в какой-то момент перед тем, как направиться назад к Гранитному Городу, мы посетили четыре каменных круга к западу от Портлефена. Крейгхэд Бэйдентоу стал первой остановкой в нашем списке. Эта часто посещаемая туристами фермерская земля принадлежала людям, владеющим сворами охотничьих собак. Мы постучали в дверь, и поскольку все собаки были уведены с поля в псарню, очень дружелюбная женщина устроила нам экскурсию к камням. Круг навевал приятные ощущения, вздымающаяся насыпь делала это место особенно заманчивым для ебли на свежем воздухе – хотя шанс заняться там сексом весьма небольшой, принимая во внимание, что вокруг почти постоянно рыскают собаки. Поблагодарив нашу спутницу за то, что она поделилась с нами знаниями об этом месте, мы спустились вниз с холма и через промышленный район направились к Кэйрнвеллу. Это булавовидное кольцо камней было передвинуто на несколько сотен ярдов, чтобы придать хоть какой-то шарм безликой промышленной территории. Алан таскал Дадли на своей спине к обоим этим кругам. Заправив машину, мы отъехали назад к Оучкухортиз, что всего в полутора милях от Крэйгхэд Бэйдентоу. Как-то раз мы занимались любовью под ущербной луной на этом памятнике. Но насколько я могу вспомнить, наш первый визит к этому каменному кругу состоялся, когда еще было светло. Мы не озаботились спросить разрешения фермера, чтобы пройти на поле, так как Алан в общем и целом предпочитал нарушать чужое право владения. Круг состоял главным образом из красных камней, хотя имелись и два гранитных, с кварцевыми прожилками – один лежащий и один боковой. Не более чем в трехстах ярдах находился Олд Боуртрибуш, и чтобы добраться до этого чудовищно изуродованного круга, надо было просто пересечь поле. Как раз на полпути между двумя этими древними монументами началась серия моих продолжительных бесед с Аланом о фильмах «ужасов» и порнографии. Ему нравились низкобюджетные кинофильмы семидесятых и восьмидесятых не только потому, что он вырос на этом трэше, но и из-за его болезненного интереса к тому, что аудитория этих картин – в основном мужская – идентифицировала себя с их героинями-жертвами.

Помню момент, когда я подошла к Олд Боуртрибушу с чревовещательской куклой Алана и, возможно, на меня подействовали прочитанные книги: я принялась навешивать на куклу травяные венки и попыталась найти корову, чтобы она их съела. Алан всегда возил куклу с собой в машине, и я полагаю, она была с нами в наш первый приезд к Оучкухортиз. Как бы то ни было, коровы не проявили особого интереса к поеданию куклы, несмотря на то что она была одета в прекрасный костюм из травы. Алан загадочно сказал, что я закончу тем, что съем его сама. Возможно, именно тогда я впервые выразила свое намерение устроить трапезу из останков Алана или по крайней мере начала вынашивать подобные планы. Здесь я забегаю вперед, но то, что Алан делал со мной своими разговорами о книгах и субъективностью, напоминало изнасилование и в большой степени убивало меня. Дело вовсе не в том, что я хотела убить Алана, просто его смерть была неизбежна по сценарию, в ней состоял общий смысл нарративной модели «изнасилование-месть» – насильник должен умереть.

К тому времени, как мы добрались до машины, Алан заговорил о романе под названием «Блюз Хэкмена» Кена Брюена. Хотя он считал, что книга была написана убедительно, его не интересовала возможность забраться внутрь сознания психопата-преступника, особенно когда рассказчик от первого лица ухитряется сделать себя центром внимания, хотя очевидно, насколько активно он сопротивляется буржуазным нормам. Какая-то собака завыла на луну, и тут Алан высказал свою настоящую претензию к книге Брюена. Рассказчик, у которого нулевой вкус по части выпивки, в какой-то момент заказывает «Гленфиддич», думая, что благодаря этому будет выглядеть как знаток. Алан мог потреблять виски Айлей в любой день недели. Я думаю, что именно тогда в машине, когда Алан распинался по поводу Кена Брюена, я решила посвятить свои зрелые годы воинственной кампании по освобождению проституток.

Фермер со своим разрешением был послан далеко и надолго, и мы двинулись прямо к Гранитному Городу. Поездка была недолгой, около семи миль, и, управляя машиной, Алан рассказывал мне о прочитанной им книге одного парня по имени Питер Мэйсон под названием «Дело Коричневой Собаки». Это был правдивый исторический отчет об истории памятника подвергнутой вивисекции собаки, поставленного в Лондоне в 1906 году. Статуя была расценена реакционерами провокационной, и ее установка привела к беспорядкам среди студентов-медиков в следующем году. На самом деле я не смогла постичь энтузиазм Алана по поводу этой книги и не могу до сих пор, хотя этот раритет, опубликованный за свой счет, стоит напротив меня сейчас, когда я это все записываю. С вершин Портлефена Гранитный Город протянулся под нами, как серебряная нить на льняном полотне. Этот вид напомнил Алану о книге, которую он однажды читал, называлась она «Крупица истины: воспоминания шотландского журналиста» Джека Уэбстера. Алан посмеивался над этим старым писакой, который совершенно сбрендил от пафоса, описывая свое возвращение из Глазго в родной Абердиншир.

Тем вечером мы ели в «Тихоокеанских ветрах», рекламировавшихся как самый элегантный и вместительный ресторан в Абердине. Китайская и тайская кухни, телефон 01224 572362, 25 Краун Террас, открыт семь дней в неделю, ленч с 12 до 2, ужин с 5.30 до 11 часов. Принимаются все основные кредитные карточки. Мы оба ели жареное мясо с орехом кешью, созерцая колдовскую луну. Даже больше чем едой, я наслаждалась доброжелательностью и обходительностью обслуги. Между первым блюдом и горячим Алан показал мне потрепанный экземпляр «Четырех квартетов» Т.С. Элиота. Я помню, как прочитала тогда в «Тихоокеанских ветрах» сделанную от руки дарственную надпись на пустых страницах в конце книги (я читала ее много раз с тех пор): «18 июля 1961 г. Этим вечером мы сидим на полукруглой глыбе красного песчаника на Олдгейтской автобусной остановке, ожидая автобуса Зеленой линии. Мы читаем, Любовь… исчезает…» Несколько лет тому назад я пролила на книгу кофе, и большая часть цитируемых поэтических строчек расплылась и стала нечитаемой.

Насладившись исключительными яствами и умиротворяющей легкой музыкой, я все же в достаточной мере владела своими критическими возможностями и могла осознать, что в заявлении Алана о реакционности Т.С. Элиота не было ничего поразительно оригинального. Также нетрудно было увидеть, почему Алан чувствует себя изнасилованным буржуазной культурой, которая вдоволь поизмывалась над ним во время занятий в лондонской средней школе. Он чувствовал, что нельзя подавлять воспоминания о жестком обращении с ним, и хотел понять, что произошло, почему он был единственным мальчиком в своем классе, выносившим это вплоть до поступления в университет. Алан был изнасилован теми, кто навязывал ему самоопределение буржуазного субъекта, но над его мучителями надругались в равной степени.