Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси. Страница 87

Несколько лет я был отрезан от внешнего мира. Поэтому сначала жизнь показалась мне резкой и порывистой, начисто лишенной какой-либо синхронности. От всех этих звуков, движений, разноцветья, сваливавшихся на меня одновременно, — телевизор, телефон, радио, разговаривающие люди, которые ходят тут и там, звонки в дверь и телефонные звонки — от всего этого голова шла кругом. Обычная жизнь казалась мне лихорадочной и хаотичной и абсолютно подавляющей. Мне даже пришлось выяснять, что есть и в каком часу отправляться спать. В тюрьме все это решалось за меня.

Прогулка по улицам стала для меня неописуемым переживанием, самым интимным из всех тех, что я ощутил, оказавшись на свободе. Кругом были люди, он узнавали меня, приветственно махали мне руками. Я навещал людей по всей общине. Многие из них удивлялись, так как они не ожидали меня увидеть живьем на улице после выхода из тюрьмы, разве что на экране телевизора или в Голливуде. Но я твердо решил вернуться к ним и быть среди них. Я ездил по Окленду, ездил в Беркли, Ричмонд и Сан-Франциско. Я ходил по Седьмой-стрит, Сакраменто-авеню, Портреро-хилл, Хантерс-поинт, Ричмонду, Северному Ричмонду, Западному Окленду, Пералта-стрит, Кипарисовой улице, Восточному Окленду и Парчестер-вилладж. Я заглянул в несколько баров, где набрал немало людей для нашей партии. И где бы я ни появлялся, реакция везде была одна и та же: люди недоумевали, почему я к ним вернулся. Я объяснял, что из тюрьмы меня вытащили не журналисты и не телевизионные камеры, народ освободил меня, и я пришел поблагодарить его и остаться с ним.

В церкви Св. Августина, где служил Отец Эрл Нейл, я поговорил с его прихожанами. Здесь меня тоже ждал теплый прием. Отец Нейл — это молодой чернокожий священник епископальной церкви. Он помогает общине и сотрудничает с «Черными пантерами» с момента своего приезда в Окленд. Мы считаем его своим священником. В начале 1960-х годов он участвовал в правозащитных акциях в Миссисипи, так что он не понаслышке знает о жестокости и насилии. Во время моего судебного процесса он часто приходил в зал суда поддержать меня.

Несмотря на теплый прием, все-таки для людей я был теперь в первую очередь символом. Наши отношения изменились. В них появился элемент поклонения герою, которого не было и в помине до моего ареста. Но я хотел, чтобы все было как раньше, до того, как я оказался в тюрьме. Другими словами, я хотел, чтобы наши отношения были основаны на равноправном диалоге, и были отношениями людей, которые вместе работают на одну цель — на выживание. Думаю, мне удалось восстановить их веру в меня и их доверие ко мне, хотя, возможно, наши отношения никогда не будут прежними: тесные семейные узы, существовавшие между нами в прежние времена, были ослаблены тем моим образом, который был создан в ходе огласки дела. Постарались здесь и средства массовой информации. Столько всего было написано, столько всего было сказано — это отдалило меня от людей, в наших отношениях возник холодок. С этим предстояло бороться.

Все это время я испытывал огромное давление извне: на меня так и сыпались приглашения на интервью, выступления, на ток-шоу и в различные телевизионные программы. За полгода я не принял ни одного из этих предложений. Я даже получил пакет из одной голливудской студии. Там были газетные вырезки со статьями обо мне, а также письмо, где говорилось, что я теперь звезда или что-то в этом роде. Все это было бы на самом деле забавно, если бы это не была очевидная попытка капитализма внедриться в революцию. Слишком много так называемых лидеров движения были превращены в знаменитостей. Масс-медиа уничтожили их революционный пыл. Они попали в объектив Голливуда и утратили связь с реальными проблемами. Задача состоит в том, чтобы изменить общество. Сделать это может лишь народ — не герои, не знаменитости, не звезды. Место звезд — в Голливуде, революционер должен оставаться в общине, со своим народом. На киностудии создают вымысел, но партия «Черная пантера» все свои силы отдает тому, чтобы сказку сделать былью. Мы делаем революцию.

29. Восстановление

Вернувшись на улицу, я довольно быстро опять втянулся в решение жизненно важных проблем, которые определяют бытие негритянской общины. В то время самым ответственным заданием для нас было освободить Бобби Сила и Эрику Хаггинс. Они находились в тюрьме в Коннектикуте и ждали суда по обвинению в убийстве первой степени. [57] Бобби и Эрика не должны были и дня провести в тюрьме по этим нелепым обвинениям в причастности к убийству Алекса Рэкли. Добиться смертной казни для Бобби или запереть его в тюрьме было частью заговора Истеблишмента. Они пытались сделать это с момента основания нашей партии. После неудачи в Сакраменто и Чикаго Истеблишмент предпринял самую серьезную попытку и предъявил обвинения в убийстве в Коннектикуте. Чтобы одолеть Истеблишмент, нужны были серьезные и эффективные ответные действия. Кроме того, оставались еще Братья в Соледаде — Товарищи Джордж Джексон, Флита Драмго и Джон Клатчетт. Они тоже ждали суда. Их жизни висели на волоске из-за сфабрикованного обвинения в убийстве тюремного охранника. Партия уже сделала первоначальные взносы, чтобы адвокаты могли начать работу, но мы старались изо всех сил, чтобы еще больше поддержать товарищей. Мы также помогали обеспечить защиту в деле Лос-Сьете де ла Раца: семеро чикано находились в ожидании суда в Сан-Франциско, их обвиняли в убийстве полицейского. Продолжавшееся рассмотрение моего собственного дела казалось незначительным по сравнению с тем колоссальным давлением, которое Истеблишмент оказывал на наших доблестных воинов. При неблагоприятном раскладе мне грозило тринадцать лет тюрьмы, а вот моим товарищам всем до одного угрожала смерть.

Ряд других партийных вопросов тоже требовал соответствующих действий. Я вышел из тюрьмы в августе 1970 года, когда оставалось меньше месяца до предварительного съезда участников Революционно-конституционный съезд, который должен был проходить в Филадельфии на выходных перед Днем труда. [58] Второй съезд был назначен на День благодарения [59] в Вашингтоне, округ Колумбия. Идея провести все эти съезды принадлежала Элдриджу Кливеру. Я никогда не испытывал дикого энтузиазма по этому поводу, но раз партия поддержала Элдриджа, я выполнял ее указания. На съездах предполагалось обсудить положение негров и сформулировать новую Конституцию Соединенных Штатов. Я не видел особого смысла в том, чтобы тратить время и силы на написание Конституции, принятия которой мы все равно не сможем добиться. Элдридж был в Алжире, и мы несколько раз разговаривали с ним об этом по телефону. Я доказывал ему, что самым неотложным делом сейчас было обеспечить надежную поддержку Бобби и Эрике со стороны общины и не забыть про Братьев из Соледада. В какой-то степени Элдридж согласился со мной, поэтому мы договорились насчет того, что на съезд в Вашингтоне приедет и выступит там Кэтлин Кливер. У нее были большие возможности. Что касается меня, то выступление на съезде в Филадельфии было первым моим появлением перед широкой публикой после освобождения. Люди многого ждали от меня, поэтому я напряженно работал над текстом своего выступления.

Между тем, полиция Филадельфии намеревалась помешать проведению конференции. За несколько дней до предполагаемого начала этого мероприятия полицейские ворвались в штаб партии «Черная пантера» и арестовали большинство товарищей. Но община продемонстрировала свою сплоченность: за несколько часов мы все собрались, вернулись в наши офисы, сели на телефоны и продолжили подготовку конференции. Оказанная общиной поддержка явилась наглядным доказательством того, что мы никогда не сможем осуществить революцию без народа.