Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография. - Кузьмина Эдварда. Страница 28
Обычны в этом переводе не только интонационные, но и смысловые сдвиги.
«Слова „мистер Иден“ – вот что заставило его вздрогнуть» (с.8), – повторенное дважды thrill здесь отнюдь не дрожь («дрожь восторга» было бы пересолом и фальшью, но суть именно в радостном изумлении, а «вздрогнул» воспринимается как испуг!).
И в другой сценке так же неуместно и неверно взят штампик: «всё еще содрогаясь после столкновения с зятем» (с.33). У Лондона with blood still crawling – в Мартине еще все кипит, бурлит. Это не испуг и даже не омерзение, а гнев, который он ради сестры сдерживает, не дает ему выхода.
«Остановил ее движением руки» (с.9) – вместо he waved his hand deprecatingly, т.е. небрежно махнул рукой, отмахнулся от похвалы.
«В известном смысле он переживал целую бытовую революцию» (с.46) – в подлиннике in one way, he had undergone a moral revolution, – революция тут, конечно, ни при чем, и переворот этот отнюдь не бытовой, и вся фраза в переводе – суконная, невыразительная, – бесконечно далека от авторской.
«... очень много думал о себе и анализировал свои чувства» (с.172) – канцелярит и калька уже не удивляют, Руфь, например, на с.158, боясь, что влюбилась в Мартина, тоже не просто «не пробует разобраться в себе», а «не анализирует свои чувства». Но тут хуже, чем калька: у Лондона после «he had spent many hours in self-analysis» сказано еще: and thereby learned much of himself – это совсем. совсем не то, что «много думал о себе»! Очень важный оттенок смысла потерян.
На первой же странице книги, в первом же абзаце сказано: «На нем была простая, грубая одежда, пахнувшая морем», буквально понятно «clothes that snacked of the sea», между тем смысл этого «разило» явно переносный: по одежде сразу можно узнать моряка, бросается в глаза, что парень – матрос.
«... холод стали на шее» (с.10) – тоже совсем не передает английского the sting of the steel in the neck, – даже не поймешь, что речь – об ударе ножа!
«В разрезе его глаз не было ничего замечательного» (с.251) – на самом деле: «глаза как глаза, не то чтобы какие-то громадные», речь именно об их величине (size).
«... прервал свой панегирик только для того, чтобы перевести дух» (с.273) – упор оказался не на том: paused from his rhapsody, only to break out afresh, примерно – «перевел дух и снова стал изливать свой восторг».
«Когда я был беден, я не смел даже приблизиться к его сестре» (с.355) – получается, как будто сам Мартин робел перед Руфью, а на самом деле не то: ее брат Норман и все семейство пошлых буржуа Морзов считали Мартина недостойным даже появляться рядом с нею (I was not fit to be seen with his sister...).
Думается, всего сказанного больше чем достаточно. Разного рода примерами, подобными уже перечисленным, изобилует весь текст. Снова издавать роман в таком виде, вне всякого сомнения, нельзя – необходим новый перевод [70].
14/VI-81.
6. О новом переводе романа Дж.Д.Сэлинджера «Catcher in the Rye»
(«Над пропастью во ржи»)
Уже само название предложенного нового перевода – «Обрыв на краю ржаного поля детства» – вопиет о совершенном непрофессионализме автора этой попытки, о полнейшей его глухоте. Даже если бы все это было в английском подлиннике, это была бы антихудожественная калька. Тем недопустимее такое тяжеловесное многословное разжевывание образа, уместное разве что в комментариях. Тут нет краткости, яркости, образности, необходимой для названия художественного произведения – того, что четверть века назад нашла в своем устаревшем, по мнению претендента, переводе Р.Я.Райт. В одном только новом заглавии сошлись сразу несколько недостатков: характерное для неумелого переводчика нагромождение родительных падежей, никак не обязательное повторение названия классического романа Гончарова плюс прямая отсебятина, литературоведческое домысливание («поле детства»).
И это не случайность. Уже на второй странице переводчик опять ставит точку над i, досказывая за автора, что вовсе не свойственно порывистой, сбивчивой, а отнюдь не обстоятельной речи героя! Вполне достаточно сказать, что брат «продался», как было и у Р.Я.Райт, и вовсе незачем разжевывать: «кинобоссам», чего нет в оригинале.
Очевидно, главное желание претендента было – переписать заново перевод на нынешнем жаргоне. Это он и делает, не стесняясь в средствах. Да, он вполне владеет современным жаргоном: «обалденный», «бабки», «предки» (кстати, и «предки», и «балдеть» – были и в переводе Р.Райт). Но не хватает вкуса, такта и чувства меры, смешиваются словечки из разных пластов, временных и стилевых. Так, пресловутое «е-мое» сегодня отнюдь не молодежный жаргон, а просто уличная брань, текст Сэлинджера и тон героя совсем ее не требуют (в оригинале просто – Boy, и эта интонация прекрасно у Р.Райт: «Ух и звонил же я») .
Но главное – и это характерно для непрофессионала, – претендент не понимает, что живая разговорная речь героя создается не отдельными самыми лихими жаргонными словечками, а всем выбором слов, всем строем фразы. Поэтому рядом с жаргоном неубедительно звучат канцелярские штампы вроде: «действительно» – в первой же строке (тут уместнее: и впрямь, и вправду), «их личной жизни» (прямо из месткомовской открытки к празднику: желаем успеха в труде и в личной жизни!). Неестественны для речи подростка и гладкие обстоятельственные синтаксические конструкции – педантичное «которая» на первой же странице – это прекрасно можно просто опустить, или занудное «Это тоже повлияло на то, что...».
Кстати, аксиома для профессионала – принятый в английском курсив в переводе лучше передать самой интонацией, строем фразы. В данном переводе это сделано лишь один раз совершенно правильно: «он ведь мой брат, а не кто-нибудь», хотя курсив, при этом уже излишний, сохранен. В остальных случаях оставлен чисто механически курсив, ничего не говорящий читателю.
Автор этой малохудожественной попытки не понимает основного смысла художественного перевода: передать, «перевыразить», по слову Пушкина, мысль, чувство, стиль автора, а не самовольничать.
И последнее. Да, существует практика «обновления», замены устарелых переводов. Приходилось и мне по просьбе издательств переводить иные книги заново. Но для этого должны быть веские основания. Р.Я.Райт была бесспорно мастер высокого класса. Вытеснить ее перевод можно было бы разве что новым, подлинно незаурядным. Заменять же ее перевод подобной дилетантской поделкой наивно, да и небезопасно. Это может вызвать и резкий отпор переводческой общественности, да и прямой протест ее дочери и наследницы, кстати, тоже переводчицы [71].
Из переписки с издательствами
*******
Опубликовано впервые в сборнике «Нора Галь».
1. Издательство «Молодая гвардия», редактору Б.Клюевой
Уважаемая Белла Григорьевна!
Вот первая партия [72] – все 3 рассказа из сб. «Золотые яблоки». Кое-где я, как видите, правила, наверно, буду мазать немного и в верстке. Но если бы мне получить через небольшое время Ваши замечания, мб, я смогу их учесть, дорабатывая сейчас остальные рассказы. Основной тон, кажется, верный – как по-Вашему? Я ведь видела некоторые старые переводы и сперва поразилась их легкости и динамичности. Оказалось, там были и сокращения и упрощения. Сюжет налицо, а вот раздумья, настроения, оттенки – психологические, философские, поэтические – подчас теряются. Не знаю, удалось ли все это сохранить мне. Во всяком случае, пытаюсь. К Новому году сдам вам всё. Кстати, я понятия не имею, когда должна выйти эта книжка?