Нора Галь: Воспоминания. Статьи. Стихи. Письма. Библиография. - Кузьмина Эдварда. Страница 38
Целую тебя. От Раечки сердечный привет.
Твоя Нора.
2/VIII-65
Женюша, дорогая, за несколько дней пишу тебе второй раз – вот что, оказывается, я тебя старше на целых три недели! А я-то еще с Лесной школы [119] привыкла к тебе относиться почтительно, как к старшей и мудрейшей! Но никакие открытия ничего не меняют, когда у людей этакий «стаж» самых добрых и дружеских отношений – четыре пятых нашей с тобой жизни. Вот какая арифметика. Поздравляю тебя, дружок, желаю тебе всего самого хорошего и тоже от души горжусь тобой, твоей великолепной энергией, твоими открытиями.
Счастливой работы, здоровья, успехов и радостей!
Целую тебя.
Твоя Нора
Май 1972
3. В редакцию газеты «Известия»
Уважаемые товарищи!
Вам пишет читатель, который любит нашу фантастику и следит за нею. Совсем не уверена, что Вы дадите мне возможность печатно ответить на опубликованную Вами 18/1-66 г. статью Вл.Немцова «Для кого пишут фантасты?», но не написать не могу. Статья эта глубоко меня возмутила.
Критику может нравиться или не нравиться та или иная книга, манера и стиль того или иного автора – это дело вкуса. Не надо только писать прямую и очевидную неправду, не надо передергивать.
О повести бр.Стругацких «Трудно быть богом» в статье читаю: «... некоторые действующие лица объясняются на таком фантастическом жаргоне: „Выстребаны обстряхнутся и дутой чернушенькой объятно хлюпнут по маргазам... Марко бы тукнуть по пестрякам“». Выдернув из контекста эту цитату, критик иронически добавляет: «Да, современным стилягам впору переучиваться».
Но ведь у Стругацких в том и соль, что два бандита – один от уголовщины, другой от политики – нарочно совещаются о тайной операции на воровском жаргоне, чтобы их не поняли, если подслушают! Это совершенно ясно. Привести и прокомментировать эту цитату с таким расчетом, чтобы человек, который повести не читал, вообразил, будто ее герои вообще разговаривают на таком тарабарском языке, – прямая передержка! И причем тут стиляги? Так можно слова и мысли любого мерзавца и негодяя из любой книги приписать самому автору! Малопочтенный метод критики.
Этой повести Стругацких Вл.Немцов выносит суровый приговор: она, мол, «скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития». Почему? А потому, что сотрудники земного института экспериментальной истории, присутствуя при рождении фашизма на далекой планете с феодальным строем, «видят пытки, изуверства фанатиков, ... но во имя чистоты эксперимента (подчеркнуто мною, – Н.Г.) не могут вмешиваться в ход истории, хотя и располагают для этого необходимыми средствами».
Но ведь в повести речь не о бесстрастном стремлении к «чистоте эксперимента» – речь о невозможности экспортировать революцию! Об этом, как известно, говорил Ленин! Неужели этого не понимает Немцов? /.../ Стругацкие пытаются осмыслить вопрос разносторонне, философски. Зачем же упрощать и подтасовывать? В повести перед нами не бессердечные наблюдатели, радеющие о «чистоте эксперимента», а трагедия людей думающих и действующих, но понимающих, что историю творит не одна наша добрая воля, что кроме вмешательства извне тут важны глубокие объективные условия, которые меняются не смаху, а в результате долгих и сложных процессов.
И смысл повести «Далекая радуга» вовсе не исчерпывается простой истиной, что в час опасности первыми надо спасать детей. Здесь тоже Вл.Немцов странным образом чего-то не понял, что-то упростил; речь идет и о развитии мысли, о путях науки, о будущих (думается, вполне реальных) ее противоречиях, о человеческой ответственности.
Так же упрощенно и искаженно выглядит у критика повесть А.Громовой «В круге света». Писательница якобы сводит священную борьбу героев французского Сопротивления к подвигу «супермена», «привносит телепатические бредни» в эту борьбу и «превращает их в оружие победы», – и это кощунство.
Думаю, читатели не так поймут А.Громову. У нее каждый патриот – участник Сопротивления, каждый узник концлагеря отдает борьбе все силы и способности, в том числе и фантастические. И почему Вл.Немцов так возмущен «телепатическими бреднями»? Разве установлены нормы: такие-то фантастические допущения законны, такие-то – запретны? Вряд ли Немцов возмущался бы, если бы герой поставил на службу борьбе какое-нибудь фантастическое изобретение в области техники. И ни то, ни другое никак не унижает подвиг героев Сопротивления.
Странно в статье о фантастике (да еще написанной фантастом!) читать снисходительные слова: «Можно примириться с тем, что авторы рассказывают о событиях, отодвинутых на сотни и даже тысячи лет вперед. И пусть происходят они не на грешной нашей планете, а в другой Галактике...» Но с этим как будто успешно «мирится» и Уэллс, и вообще вся фантастика от самого своего рождения.
Критик восклицает: «Герои должны быть понятны читателю, чтобы он мог их полюбить... Но за что их можно полюбить?» После этих слов ждешь доказательств, чем же плохи эти герои, но нет, критик не утруждает себя доказательствами. Можно ли назвать такие обвинения критикой?
Да, не повезло братьям Стругацким. Критик одобряет из всего их творчества лишь две ранние повести, в том числе самую первую, самую слабую, еще близкую к трафаретам «Страну багровых туч». А между тем как раз в продолжающих ее «Стажерах», в «Возвращении», в раскритикованной Вл.Немцовым «Далекой Радуге» герои своеобразны, самобытны, их запоминаешь и любишь.
Увы, в фантастике еще очень часто действуют люди-схемы. Даже пионер нашей современной фантастики И.А.Ефремов, которому великое спасибо за его «Туманность Андромеды», который думает интересно и глубоко, ставит разнообразные философские и научные проблемы, – даже он грешит схематичностью в описании героев, и не всегда вспомнишь, чем же внутренне отличается «рыжекудрый астронавигатор» от какой-нибудь другой красавицы-героини.
А братья Стругацкие, как и положено художникам, мыслят в образах. И образы людей Завтрашнего дня – то довольно близкого, то очень отдаленного – у них живые, не однолинейные. Их Быков – не только рыж и мрачен, Крутиков не только толст и добродушен, Юра Бородин – не просто наивный мальчишка. Все они, и Юрковский с Жилиным, и Горбовский с Вилькенштейном из «Возвращения» и «Далекой Радуги», и молодые ученые в «Стажерах», подчас выступающие всего на нескольких страницах, – это люди с характером, их друг с другом не спутаешь. По логике своих характеров они ведут себя на работе, на отдыхе и в час опасности, с друзьями и с врагами. Авторы не декларируют, а достоверно показывают истинную силу этих людей, отвагу и самоотверженность без «железобетонности», внутреннюю чистоту и доброту без слащавости, органическую, а не показную честность и принципиальность без громких слов, поэзию их труда, их живые, человечные взаимоотношения, их неизменный юмор.
Стало модой ругать Стругацких за слишком вольную, грубоватую речь героев, вот и Вл.Немцов не удержался – помянул «стиляг». Но насколько лучше, живей, богаче язык Стругацких – и авторская речь и речь героев, – чем канцелярит, царящий, к сожалению, во многих и многих фантастических (и не только фантастических!) книгах, где нет числа сухим, казенным оборотам, отглагольным существительным, «фактам», «ситуациям», «моментам» и прочей словесной трухе, вовсе неуместной в художественной литературе.
Мое письмо, конечно, далеко не исчерпывает всего, что можно было бы сказать о статье Вл.Немцова и о том, для кого, что и как пишут фантасты. Но, повторяю, промолчать не могу. Странно видеть, с какой легкостью и недоброжелательностью человек одним росчерком критической дубинки уничтожает талантливую и интересную работу сразу нескольких авторов. Вдвойне странны его приемы. Всякий, кто сам читал так бездоказательно и недобросовестно осужденные им книги, сразу обнаруживает неправду. Не может быть веры такой критике.