Имперская гвардия: Омнибус (ЛП) - Лайонс Стив. Страница 39

Площадь Его Истребляющего Величия была архитектурной гордостью Риума, и её важность как символа лишь укреплял тот факт, что она не была разрушена во время войны. Это нельзя было сказать о другой жемчужине Риума, полуторастаметровом колоссе, стоявшем на восточном краю бульвара Бдительности — статуи святого Каррина, исповедника Абидоса, сохранившего мир верным Имперскому Кредо в годы Чумы Неверия. Она получила ракетные попадания в правое плечо и левую часть головы. Теперь в небе города нависал готовый в любой момент рухнуть исполин, пугающее воплощение упадка.

В самом центре возвышения располагался широкий постамент. На нём стоял планетарный губернатор, лорд Антонин Шрот. Он стоял так неподвижно, не шевелясь, что мог показаться статуей на краю постамента — крошечным святым Каррином.

— Он хорошо справляется, — сказала мне Бренкен.

— Таков его долг, — ответил я. Он был частью зрелищ, воплощением торжества верности Абидоса. Но Бренкен была права. С нашего места в пяти метрах справа от Шрота я видел, как избороздили его лицо усталые морщины. Губернатор был немолод, и даже омолаживающие процедуры не могли полностью скрыть груз войны. Его сила была хрупкой. Он старел на глазах.

Рядом с губернатором, в трёх шагах позади и по бокам от него стояли два других чиновника. Слева была его кузина и старшая советница графиня Геррения Вернак. Графиня была чуть старше губернатора, и если лорд Шрот представлял собой лицо старой аристократии, то Вернак была гневом. Короткая стрижка серых как железо волос выделяла холодное, угловатое лицо. Шрот был тем, чего хотели жители Абидоса. Вернак была их судьёй. Его обширные владения к югу от Риума были опустошены во время боёв. Она вовсю участвовала в чистках, первым делом очистившись от милосердия.

По правую сторону от губернатора стоял его сын и наследник, Валентин Шрот. Если Вернак была лицом кары Абидоса, то младший Шрот выглядел как его надежда на будущее. Он стоял так же прямо, как и отец, но казался расслабленным, не противостоящим буре. Его лицо было открытым, широким, но не толстым, а улыбка — искренней. Он уверенно смотрел в будущее планеты.

Я не услышал выстрела.

Оружие явно было цельнопулевым. Пуля попала Антонину Шроту в глотку и вышла позади шеи. Рана была широкой. Его голова откинулась назад, колени подогнулись. Труп осел на поверхность постамента так, словно он упал от изнеможения. Кровь забрызгала сына лорда и графиню. Хлынула на мрамор, растекаясь в яростном свете солнца кровавым озером.

Толпу мгновенно охватила паника, захлестнувшая внезапной бурей океан лиц. Волны бегущих в разные стороны гражданских сшиблись. Но на площади было столько же солдат, сколько и зевак. Вот они опустили с плеч лазерные ружья и прицелились в толпу. Кто-то приказал дать очередь над головами, и это оказалось достаточно. Движение на площади прекратилось.

Я не был удивлён быстрым наведением порядка после убийства. Что меня, однако, поразило, так это сообщение, пришедшее через несколько минут после ухода гражданских. Убийцу поймали.

— Быстро они… — сказала столь же поражённая Бренкен.

Я кивнул. Мы переглянусь. Бренкен видела лишь последствия произошедшего на Мистрале, но она сталкивалась с интригами на Молоссусе. Она видела, как Проклятие Неверующих обрушили на планету ради выгоды фракции Инквизиции. На Абидосе мы были избавлены от встреч с развращёнными политиками, но арест спустя считанные мгновения после убийства был крайне подозрительным.

Мы спустились по ступеням с возвышения и подошли к основанию постамента. Отделение Адептус Арбитрес прибыло, чтобы сопроводить во дворец губернатора его родственников и его останки. Я отвёл в сторону одного из них, широкоплечего молодого человека. В своих доспехах он выглядел как ходячая стена и казался скорее возбуждённым, чем разъярённым.

— Мы слышали, что вы кого-то арестовали.

— Да, комиссар. Писца из Администратума по имени Хольтен.

— Как его поймали?

— Он сам выдал себя выстрелом. Хорош со снайперской винтовкой, плох в стратегии, — он указал на верхний этаж галереи. — Стрелял из своего офиса. И как он собирался уходить? Возможно, во время паники…?

— А почему не ушёл?

— Один из нас был рядом, — арбитр усмехнулся. — Плохой выбор времени для Хольтена. Хороший для карьеры рядовой Коваль.

Я верю в судьбу. Я верил в неё и тогда. Об этом позаботились самые страшные раны, которые я получил на Мистрале. Также я верю в заговоры, преступные сговоры и другие намерения. Однако совпадения и счастливые случаи — лишь химеры.

— Похоже, что Коваль в одиночку спасла порядок, ради восстановления которого мы так долго сражались. Я бы хотел пожать ей руку.

Позднее я один направился в окружной участок Адептус Арбитрес, и в широком приёмном зале меня встретил надзиратель Детлев Монден. Он, здоровый лоб, казавшийся ещё здоровее в броне, выглядел как человек, довольный, что день не оказался хуже, но ждущий подвоха. Он представил меня Люде Коваль — женщине тихой и сдержанной, не тратящей ни единого движения зря. Неудивительно, что её не заметил убийца. Коваль была из тех людей, которых практически никому не удаётся заметить, если они этого не хотят.

— Убийца использовал снайперскую винтовку круутов, — сказала мне Коваль.

— Не самое незаметное оружие, — заметил я. Впрочем, подходящее. Модифицированное оружие круутов обыкновенно использовалось во вспомогательных войсках людей. Такую винтовку можно было бы ожидать от тех, кто всё ещё сражался за дело чужаков.

Правый уголок её рта скривился, а затем распрямился так быстро, что я едва заметил.

— Подходящее для работы. Но не для скрытия потом. Я услышала выстрелы и увидела вспышку в дверях в нескольких шагах от меня, — она пожала плечами. — Он не боец. Взять его было легко.

— Ты решила его не убивать?

— Чему мы очень рады, — вставил Монден. — Возможно, он приведёт нас к другим уголкам сопротивления. И следует свершить правосудие так, чтобы видели это все.

Разумеется. Очередные необходимые зрелища…

— Я хотел бы увидеть арестованного.

— Разумеется, — Монден отпустил Коваль исполнять её обязанность и повёл меня к камерам.

— Что нам о нём известно?

— Достаточно, — Монден снял с пояса инфопланшет и начал читать. — Пауль Хольтен. Писец, Дивизио Агрикультура. Служил в пехоте Бастионов Абидоса.

— Снайпером?

— Нет. Простым пехотинцем.

Странно.

— Есть ли что-нибудь ещё примечательное?

— Нет. Особый интерес представляет лишь сообщение, что он выступал за «высшее благо».

— Серьёзно? — я поднял брови. Это было достойно осуждения и выдавало в нём предателя, принявшего философию тау. Это объясняло причины убийства губернатора. — Источник достаточно надёжен?

— Свидетелей было много. Похоже, что сообщение против него было прислано за месяц до вторжения тау, однако дело было не слишком важным.

— Понимаю, — учитывая бюрократию Империума и количество поступающих докладов об еретических воззрениях неудивительно, что такая информация была бы скрыта за более срочными делами, поскольку её важность можно было понять лишь теперь. Однако была одна странная деталь. — Он говорил о высшем благе до вторжения тау?

— Несомненно, это свидетельствует о заблаговременном проникновении, — кивнул Монден, тоже не особенно довольный.

— А были ли обнаружены другие свидетельства этого?

— Ещё нет, — Монден нахмурился ещё сильнее.

Мои подозрения укреплялись. Убийство было одновременно слишком лёгким и слишком грязным…

Монден привёл меня в камеру и оставил вести допрос. Я вошёл в крошечную скалобетонную комнатушку. Мебели не было. Пауль Хольтен сидел на грязном полу, прикованный за запястье к стене. Его правая рука была сломана. Раны промыли, похоже, чтобы он не умер от заражения до публичной казни. Роста он был среднего, очень худой. Волосы были тонкими, а цвет кожи свидетельствовал, что он редко выходил на солнце. Когда он посмотрел на меня, меня удивило выражение в запавших глазах. Я ждал страха, возможно решимости, возможно отчаяния или показушного раскаяния, но увидел надежду.