Записки Черного Властелина - Дихнов Александр. Страница 41

В общем, если бы таких результатов в руководстве надеждой мира достиг какой-нибудь другой волшебник, Скиталец назвал бы его самонадеянным растяпой, которому нельзя доверить и стадо овец пасти. В реальности же Бьорн обошелся без определений, а лишь неблагосклонно проинспектировал подведомственное хозяйство и не обнаружил никаких перемен, за исключением разве что неразборчивого шепота, доносившегося со стороны вяза. Это Бьорн откомментировал так: «Радуйся, старый пень. Хоть в чем-то не ошибся!»

Однако и здесь волшебник был прав лишь отчасти. Нетрудно догадаться, что у Элли с Эриком, по сути, впервые оказавшихся наедине за время похода, нашлось что друг другу сказать, но далеко не все из произнесенного ими стало противными для трезвомыслящих ушей романтическими бреднями. Напротив, с некоторого момента их беседа вызвала бы у Бьорна неподдельный интерес (и разумеется, в его присутствии ни за что не состоялась)…

Хотя до поры разговор шел традиционно. Обмен полагающимися вопросами, клятвенные заверения в положительных ответах, откровенные выражения радости по поводу несостоявшейся разлуки, чуть более сдержанные надежды на процветание отношений в будущем… Короче, классический ассортимент с классическим количеством повторений. Притом ни особой выдумкой, ни вспышками темперамента они не блистали, присутствовала известная дежурность и оба это чувствовали. Что послужило тому причиной: физическая отдаленность (они хоть и сидели на одном дереве, но совсем не на соседних суках, и отправляться друг к другу в гости никто не решался), усталость, обеспокоенность (хорошо бы вниз не свалиться) или все-таки нечто посерьезнее – утверждать не возьмусь. Но так или иначе, а в одной из нередких и затягивающихся пауз Эрик попытался сменить тему межличностных отношений и спросил:

– Слушай, Элли, а ты веришь во все это?

– Во что «во все»? – довольно живо переспросила она, и приободренный Эрик защебетал не думая:

– Ну как, в Черного, в волколаков, в то, что сказал волшебник…

– Ясно. Знаешь, милый, в волколаков трудно не верить. Сразу видно, что нас внизу не волки караулят. В Черного… Ну, в Черного тоже, пожалуй, верю. Старые легенды, понятно, здорово брешут, на то они и легенды, но не совсем же… это… от балды их выдумывают. А Черный во всех есть, которые не про любовь. Да и в этих во многих…

– М-м… – высказался Эрик, не сильно хотевший возвращаться на ниву чувств, но, как выяснилось, его девушка тоже туда не стремилась:

– А вот Скитальцу не очень-то верится. Вообще мало ли чего можно сказануть…

Эрик ответов такой сложности не ожидал, поэтому мозги пока еще не включил и вынужден был переспросить:

– Ты это к чему?

– Ни к чему. – Элли чувствовала, что тема скользкая, и попыталась уклониться от обсуждения, но Эрика это не устроило:

– Нет-нет, погоди! Ты тоже считаешь, будто волшебники всегда врут?

В интонации молодого барона слышался явный вызов, но Элли ответила честно:

– Не обязательно.

– Тогда что?

– Ох… Милый, это же так просто. Любые слова могут быть правдой. А могут не быть. Все зависит от намерений, с которыми их говорят.

Эта, в общем, довольно избитая мысль показалась Эрику внове, но когда он ее разжевал и добрался до смысла, то взвился пуще прежнего, даже голос повысил:

– Да ты чего, Элли? Совсем, что ли? Считаешь волшебника дураком, не соображающим, что говорит?

– Тише, успокойся! Ничего я не считаю. Да и какая разница? Важно ведь, не кем считаем его мы, а кем считает нас он.

Надо заметить, что Элли, ввязавшись в этот разговор, не собиралась просто потрепать языком или поспорить о достоинствах Бьорна Скитальца. Нет, ей хотелось подкорректировать взгляды своего возлюбленного на происходящее в целом и главу их экспедиции в частности, но она прекрасно сознавала, что в лоб к таким вещам не подходят… И в этом плане последний ход оказался удачным – Эрик окончательно перестал понимать логику собеседницы и недовольно сказал:

– Это-то тут при чем? Странно слышать, конечно, что мы герои и все такое, но волшебнику виднее…

Элли едва не прошлась насчет того, что с таким зрением волшебнику надо работать впередсмотрящим на корабле уродов, но слишком уж хороший шанс подвернулся для перехода в нужное русло.

– Вот-вот! Только учти, что бы и зачем бы он ни говорил, мы сейчас полностью от него зависим. И ему нужен герой. Понимаешь?

– Нет, – честно признался Эрик после минутного раздумья, и девушка сообразила, что взяла грубовато. Однако отступать было поздно, и она вкрадчиво и где-то даже нежно спросила:

– Милый, почему бы тебе не побыть героем?

– Мне?!

Похожий на сдавленное карканье возглас показал, что борьба будет трудной, но Элли была к ней готова. Прекрасно изображая удивление, она продолжила:

– А почему нет? Чем ты хуже других?

Правильная постановка вопроса абсолютно отбивает у оппонента желание спорить. Но протест Эрика был столь велик, что он быстро извернулся:

– Дело не в том, хуже я или лучше. Просто я не герой, и все!

– Откуда ты знаешь? Волшебник, которого ты так любишь, и тот точно не знает. Да и кому быть героем? Не Бугаю же в самом деле. Разве герои бывают немые?

– Бугай не немой, – машинально возразил Эрик, но это было проигнорировано.

– Или, наверное, ты хочешь, чтобы героем оказался Джерри, да?

Молодой барон не очень понял, почему имя их товарища было произнесено с таким презрением, но с не меньшим удивлением обнаружил, что, если по-честному, то нет, он не хочет видеть героем Джерри…

– Но я быть героем тоже не хочу.

Это был больше ответ на собственные мысли, но пропустить такое Элли, разумеется, не могла. «Ну и придурок!» – она оставила при себе, но и вслух выступила довольно резко:

– А кем хочешь? Покойником?

– Не заметил, что выбор здесь у всех именно такой, – Эрик, как известно, умел огрызаться, но эскалация конфликта девушке была не нужна, и она тотчас затеяла очередной маневр:

– Милый, я же не про сейчас говорю. Дела серьезные творятся, мало ли как оно повернется… Да и не пойму я, чего ты так противишься? И кстати, а кем ты хочешь быть?

В такой редакции вопрос ставил Эрика в тупик. Если без ругани, что ответить? Он всегда хотел быть рыцарем. Или думал, что хочет. Или, еще точнее, ему сызмальства предписывалось стать рыцарем, и другие варианты он просто не рассматривал. Между тем (и он это признавал) его поведение в Сонной Хмари не вполне соответствовало рыцарским стандартам, а причиной была как раз Элли… Но если не принимать это во внимание, как в общем-то хотелось, что тогда? Все-таки в рыцари подаваться? Но ведь герой – это и есть рыцарь, только очень крутой…

Элли правильно оценила затянувшееся молчание и сказала, как будто подводя итог:

– Ну вот видишь! Ничего тебе не мешает.

Эрик нисколько не чувствовал себя убежденным, но спор вроде как проиграл. Странное ощущение, неприятное. Однако не начинать же канючить по новой.

– Может, и не мешает. Только зачем вообще куда-то лезть? Пока не все ли равно? А там поди волшебник сам разберется, кто есть кто.

Вообще говоря, Элли надеялась не касаться данного вопроса. Легко было объяснить, зачем это нужно было ей, и куда труднее придумать, зачем ему… Но заговорила она без промедления, уверенно:

– Милый, неужели ты так ничего и не понял? Это чтоб на ветках сидеть, все равно, кто герой. Но потом может оказаться поздно, место займут… А «потом» обязательно наступит. В одном волшебник точно прав: мы попали в историю, и герой в ней – главный человек. Он всегда на виду, его все уважают, ему достаются слава, деньги… – Элли чуть не ляпнула «его любят девушки», но вовремя остановилась. – Скажи, что в этом плохого?

– Ничего. Ровным счетом ничего, кроме того, что самые увесистые тумаки и шишки тоже достаются ему. И потом – кто эти все, о которых ты говоришь? Я вижу одного волшебника.

– Да? А когда мы бежали, ты не заметил черных магов и светоносцев? Как думаешь, они-то зачем в нашу дырень заявились? Скажу тебе: им тоже нужен герой!