Пленники судьбы - Монтефиоре Санта. Страница 80

Люк вошел на террасу. Там за столом сидела Козима и… Франческо. Люк опешил. На долю секунды ему показалось, что ребенок живой, настоящий, но затем он обратил внимание на то, что мальчик весь светился и, будто сотканный из прозрачной материи, переливался словно радуга. Однако Люк решил, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы упоминать о его присутствии.

Козима взглянула на него с отсутствующим видом. Между ними будто выросла стена, за которой она теперь отчужденно сидела, словно незнакомка.

— Мне так жаль, Кози. Все же следовало рассказать тебе о Фрейе.

— Я внимательно слушаю.

— Она мой очень-очень давний друг. Но я, признаться, дурно повел себя, когда мы виделись с ней последний раз. Я никогда не испытывал особой симпатии к ее супругу. Он осел. Поэтому я флиртовал с Фрейей, хотя прекрасно знал, что она замужем и не может мне принадлежать. Я сказал ей, что она единственная женщина, которую я когда-либо любил, и что теперь, находясь в разводе, я понял, что та, которую я всегда искал, все это время находилась прямо у меня под носом. А потом я приехал сюда и встретил тебя. — Люк потянулся к Козиме, однако она отдернула руку, положив ее на колени. Но он настойчиво продолжал: — А сейчас, когда Фрейя узнала, что ее муж завел роман на стороне, я пригласил ее к себе, чтобы хоть немного приободрить. Я не сказал тебе об этом лишь потому, что не хотел тебя расстраивать, и мне необходимо было выбрать подходящий момент, чтобы рассказать Фрейе о тебе, но так, чтобы не огорчить ее. Похоже, мне хотелось угодить вам обеим, а закончилось все тем, что я причинил боль женщине, которую люблю больше всего на свете. Там, на берегу, я признался Фрейе, что мое сердце больше не свободно, поскольку принадлежит только тебе. — Он перевел дыхание. — Не думал, что все получится именно так, — сказал Люк, вынимая небольшую коробочку для драгоценных изделий. — Я рисовал в своем воображении, что это событие произойдет в куда более романтичной обстановке. — Козима посмотрела на маленький футляр. — Я показал это Фрейе. Просто хотел, чтобы она знала, насколько серьезны мои намерения относительно тебя. — Затем он пододвинул к ней свой подарок. — Я люблю тебя, Кози. И никогда не лгал и не собираюсь лгать тебе. Я хочу провести остаток жизни с тобой.

Франческо наблюдал, как его мама взяла футлярчик. Козима прикусила губу, размышляя над тем, что делать дальше, но любопытство все же взяло верх, и она открыла коробочку. Не дожидаясь разрешения, Люк взял ее левую руку и надел кольцо на безымянный палец.

— Пожалуйста, прости меня, любимая. — Крупная слеза скатилась струйкой по щеке женщины. — Умоляю, скажи, ты выйдешь за меня?

Но Козима, отрицательно покачав головой, сняла кольцо и осторожно вернула его на прежнее место.

— Я не могу стать твоей женой.

Люк почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

— Не можешь? Но почему?

— Потому что я не смогу жить ни в каком другом месте, кроме этого.

— Почему?

— Потому что я не могу покинуть Франческо! — сказала Козима, с трудом сглотнув.

Призрачный Франческо печально смотрел на нее. Затем он взглянул на Люка своими карими огромными глазами, словно умоляя его о чем-то.

— Франческо сейчас сидит рядом с тобой, — мягко произнес он. — Вон там, на стуле.

Козима взглянула на пустое место возле себя.

— Перестань, Люк. Не надо…

— Но он здесь, клянусь, — настаивал он.

— Не терзай мою душу! — Ее лицо побледнело от ярости. — Не смей использовать моего сына, чтобы манипулировать мной.

Закрыв глаза, Люк сделал глубокий вдох. Он попытался абстрагироваться от всех мыслей, так, чтобы они не мешали духу мальчика заполнить образовавшийся вакуум.

— Поговори же со мной, Франческо, — сказал он. — Ты очень нужен сейчас своей маме, да и мне тоже.

Люк стал ждать. Козима, оставаясь безмолвной, недоверчиво смотрела на него. Сначала он слышал лишь, как стук его сердца с глухим шумом отдается в ушах. Если ему не удастся установить связь с духом ее сына, то Козима лишится последней надежды. Он просто обязан поговорить с Франческо, поскольку от этого зависит его судьба.

В пустоте его разума, освобожденного от всяческих мыслей, стали появляться слова, которые затем складывались в предложения, к которым Люк явно не имел никакого отношения. Медленно он начал повторять все то, что сейчас слышал. Он даже не открывал глаза, боясь прервать спиритический сеанс, и даже не думал о реакции Козимы, сосредоточившись исключительно на удержании потустороннего голоса. Люк весь трепетал от волнения, радуясь, что ему наконец-то удалось пообщаться с ее сыном.

— Я разбрасывал игрушки по всему дому, надеясь привлечь твое внимание, мама, но ты всегда винила в этом моего двоюродного братика и его сестер. Ты даже на минутку не могла вообразить, что это был я. Я изо всех старался заявить о своем присутствии. Я постоянно нахожусь рядом с тобой, каждый день и каждую ночь, не отходя от тебя ни на секунду, однако ты не видишь меня, и это меня очень огорчает. Мне так жаль, что я побежал тогда за перышком. В мгновение ока я очутился в воде, но уже в следующую минуту закричал тебе с берега, однако ты меня не увидела и не услышала. Я хотел сделать как лучше, поэтому и положил свою бабочку на твою подушку, но ты рассердилась на Алессандро, думая, что это сделал он. Ты не знала, что это был я и что таким образом я хотел попросить у тебя прощения. Алессандро видел меня, однако он побоялся признаться тебе в этом. Я попросил его передать тебе желтую розу, но ты так и не догадалась, что это от меня. Разве ты не помнишь, что желтый цвет мой любимый? Я положил белое перышко на столик для свечей в церкви, а также у твоих ног, когда ты молилась, опустившись на колени. Я уже исчерпал все возможности, пытаясь достучаться до тебя. Один Люк может видеть меня, да и то он сам не знает почему. Некоторые дети тоже меня видят, и это очень здорово, поскольку я чувствую себя таким одиноким. Я пытаюсь достичь света, но настолько отягощен твоей печалью, что не могу подняться достаточно высоко. Однажды ты тоже поймешь, что смерть — это не конец, а начало жизни, только в несколько ином виде. Теперь я знаю, что в тот роковой день настал мой час возвращаться домой. И это было предопределено судьбой задолго до моего появления на свет. Единственная вещь, которую мы уносим с собой из этого мира, это любовь. А твоя любовь, мама, всегда со мной. Она живет в моем сердце.

Франческо замолчал. Глаза Люка стали влажными от слез. Он взглянул на Козиму. Она сидела, приложив руку к губам. Ее пальцы дрожали. Никто из них не произнес ни слова.

Внезапно Франческо, пошевелив рукой, дотронулся пальцами до коробочки. Когда он стал толкать ее, перемещая по столу, движение этой вещицы сначала было едва заметным, но затем скорость немного увеличилась. Маленький футляр двигался прямо на их глазах, будто сам по себе, пока не замер, остановившись перед Козимой.

Франческо поднял глаза, взглянув на мать.

— Я так хочу, чтобы ты была счастлива, — произнес он.

Люк попытался заговорить, но вместо слов вырывались лишь какие-то хриплые звуки. Прочистив горло, он повторил то, что сказал Франческо.

— Спроси его кое-что, — шепотом попросила Козима. — Как называется его любимая бабочка?

Люку даже не нужно было спрашивать. Франческо уже отвечал:

— Мой морфино.

Козима заплакала.

— Он придумал это название специально для нее. Морфино… Скажи ему, что мне очень хочется надеяться, что на Небесах водится много таких же бабочек.

— Франческо говорит, что однажды ты тоже попадешь туда и убедишься в этом сама.

Открыв коробочку, Козима, не колеблясь, надела на палец кольцо.

— Я тоже хочу быть счастливой, — произнесла она. — Однако я не желаю покидать Инкантеларию.

— Так ты выйдешь за меня?

— Да, но при условии, что ты останешься здесь, со мной.

Люк взял ее за руку.

— Если ты хочешь остаться здесь, то поступай так, как тебе нравится. Мое счастье напрямую зависит от твоего, Кози. — Он засмеялся, когда Франческо положил свою ручонку поверх их. — Мы получили благословение твоего сына. Давай никому ни о чем не будем говорить, пока не получим благословения и моих дочерей.