Авторитет Писания и власть Бога - Райт Том. Страница 12

Именно благодаря уверенности в том, что история Израиля нашла свое логическое завершение в Иисусе, ранние христиане выработали глубокое, многослойное и богословски обоснованное прочтение Ветхого Завета. Они не подвергали сомнению тот факт, что Ветхий Завет был и остается книгой, дарованной Богом своему народу — народу завета, стоявшему у истоков осуществления Божьего замысла в отношении всего мира, из которого произошел Мессия, Иисус. Но они с самого начала читали древние писания по–новому. В частности, они признали, что некоторые части Писания не имели отношения к их дальнейшей жизни. Эти части не были плохи или менее богодухновенны, однако они принадлежали к более раннему периоду истории, которая теперь достигла своей кульминации.

Именно это помогает нам понять, как воспринимали Ветхий Завет ранние христиане и в каких целях его использовали новозаветные авторы. Вновь и вновь мы слышим обвинения в адрес авторов Нового Завета (а также их предшественников по устной проповеди и традиции) в том, что они, якобы, относились к Ветхому Завету как к коллекции лоскутков, из которой они брали понравившееся и отбрасывали все неподходящее. В последние десятилетия это утверждение используется в качестве аргумента в пользу такого же подхода к Новому Завету (не говоря уже о Ветхом!) его читателями. Однако эти заявления совершенно неоправданны и являются следствием недопонимания того, как ранние христиане воспринимали и использовали Писание.

Ранние христиане представляли собой обновленный Израиль — народ, преображенный в Иисусе и Святом Духе в многонациональное сообщество людей, не ограниченное географическими рамками и призванное служить всему миру. Поэтому они очень быстро пришли к соответствующему — и ни в коей мере не произвольному — осознанию как связи между ветхозаветными временами и их собственной эпохой, так и различий между ними.( Это, однако, не имеет ничего общего с фантазиями «диспенсационалистов» и с предпринятыми ими попытками периодизации) Эта тема нуждается в более подробном рассмотрении.

Первым христианам очень скоро пришлось задуматься о связи и различиях между двумя заветами. Ранние споры о праве язычников принадлежать к Божьему народу (следовало ли подвергать их обрезанию? следовало ли обязывать их cобладать иудейские законы касательно пищи и празднования субботы?) вылились в подробное выступление, озвученное Павлом во 2–й и 3–й главах Послания к Галатам. В нем говорилось, что Моисеевы законы, выделявшие иудеев из их языческого окружения, подлежат отмене, поскольку Бог исполнил обещание, данное им Аврааму, и образовал единую многонациональную семью верующих. Павел не отрицал пользы этих установлений, однако Бог дал их иудеям с особой целью, которая теперь оказалась достигнутой. Та же ситуация повторяется и в других случаях. Вступление в действие нового завета в Иисусе и Святом Духе заставило христиан задуматься, в каком смысле это было возобновлением уже существовавшего завета, а в какой мере «новый» означало «отличный от прежнего». Павел сам отмечал герменевтическую напряженность, возникшую в результате обновления завета: праведность Божья явилась независимо от закона, хотя о ней свидетельствуют закон и пророки (Рим. 3, 21).

Это помогает нам проследить связи и различия, которые ранние христиане отмечали между своей эпохой и древним Израилем. Связь, или целостность можно наблюдать, например, в том, что ранние христиане сохранили веру в божественное сотворение мира; во взятое на себя Богом нерушимое обязательство покончить со злом; в завет, заключенный с Авраамом, в рамках которого Бог собирался осуществить свой вселенский замысел; в призыв к святости, к истинной и обновленной человечности, противопоставленной бесчеловечному миру языческого идолопоклонства и безнравственности. Хотя, конечно, в первом веке многие считали, что святость эта требует строгого соблюдения иудейских законов. Но в этом случае она переходит в следующую категорию.

Очевидных примеров различий, или разрыва межзаветной целостности — бесчисленное множество. Древние иудейские законы об очищении потеряли свою значимость в сообществе, куда язычники были допущены наравне с иудеями (Мк. 7; Деян. 15; Гал. 2). Иерусалимский храм и происходившие в нем жертвоприношения перестали находиться в центре общения Бога со своим народом (Мк. 12, 28–34; Деян. 7; Рим. 12,1–2; Евр. 8–10). Более того, в Новом Иерусалиме даже вовсе не будет храма (Отк. 21–22 что еще удивительнее, поскольку в основании этого отрывка лежит кульминационный момент книги Иезекииля, в котором воспевается не что иное, как Храм). Закон о субботе отменен (Рим. 14, 5–6) и более того, его соблюдение противоречит евангелию (Гал. 4,10). Святой земли больше нет Рим. 4,13 Павел предлагает новую трактовку данного Аврааму обетования. Бог обещал патриарху не отдельный и клочок земли, а целый мир, предвидя обновление всего творения, как сказано в Рим. 8. Возможно, наибольшее значение имеет падение стены, разделявшей иудеев и язычников (см. все Послания Павла, в частности краткое обобщение в Еф. 2, 11–22). Осознать все это ранним христианам помогло отнюдь не желание бесцеремонно отбросить неугодные им отрывки Ветхого Завета. Им было свойственно глубокое, обоснованное как с богословской, так и с практической точки зрения понимание того, что Иисус Христос подвел итог всему Писанию (Мф. 5, 17 — отрывок, кратко обобщающий содержание всего Евангелия; Рим. 3, 31; 2 Кор. 1, 20). Бог уже заключил новый завет со своим народом, началось обновление всего творения, а значит, все теперь пойдет по–другому. Иоанн выразил эту мысль в предложении, которое до сих пор не дает покоя комментаторам. «Закон, — пишет он, — дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (1,17). Следует ли понимать эти слова как: «Но благодать и истина произошли чрез Иисуса Христа» или же более уместен союз «а»? Все содержание Евангелия указывает на то, что Иоанн намеренно оставил этот вопрос открытым.

Использование Ветхого Завета ранними христианами в точности отражает эту двойственную позицию. Ветхий Завет уже не мог выполнять свою прежнюю роль в христианском сообществе именно потому, что теперь в центре внимания находился неповторимый подвиг Иисуса Христа. Христианство не повторяет уже прочитанных страниц истории, та же как не повторяет оно и подвиг Иисуса. Мы благодарны за них и продолжаем строить на их основании. С самого чала в служении Иисуса и в деятельности Павла мы находим указания на то, что исполнение ветхозаветных пророчеств ознаменовало собой новый этап в истории, новое действие в пьесе. Тяжеловесные измышления Маркиона (якобы, в Ветхом и Новом Заветах речь идет о разных Богах), равно как и близкие к ним с богословской точки зрения заявления реформаторов (Строгое противопоставление закона и евангелия, сводящееся, по словам Лютера (который, впрочем, понимал, что все обстоит не так просто), к следующему утверждению: «Моисей не имел ничего общего с Христом».) не отдавали должного глубокому осознанию ранними христианами реальности продолжения жизни под властью всего Писания, но с учетом представленной выше многоступенчатости. Тем же недостатком страдают и прагматичные, безапелляционные заключения некоторых других писателей XVI и XVII веков, которые, признавая упразднение общественных и ритуальных законов, настаивали на сохранении законов нравственных, забывая о том, что большинство древних иудеев никогда не согласилось бы с подобным разделением.

 Попробуем проиллюстрировать то, как уживаются вместе связь и различия между двумя заветами: переплыв бескрайний океан и ступив, наконец, на долгожданный берег, путешественники оставляют корабль и продолжают свой путь по суше. Так происходит не потому, что корабль стал негоден или маршрут был выбран неправильно. Просто корабль уже исполнил свое предназначение. На новом же, сухопутном этапе своего путешествия его участники остаются —и об этом нельзя забывать — людьми, переплывшими тот самый океан на том самом корабле.