Ждать ли добрых вестей? - Аткинсон Кейт. Страница 35

Реджи, к собственному потрясению, внезапно извергла утренние тосты в унитаз. Дрожь прошла не сразу; похоже на грипп, но, наверное, просто шок.

Она проковыляла по лестнице — вся в холодном поту, сердце вот-вот из груди выскочит — и опять ворвалась в лавку мистера Хуссейна.

— Порядок? — спросил мистер Хуссейн, и она пробормотала:

— Нет, бардак. — Дурная шутка Билли, из детства еще. Даже тогда он был не смешной.

Рассказать мистеру Хуссейну? И что будет? Он заварит ей сладкого чая в задней комнате, позвонит в полицию, а эти люди вернутся и застрелят ее из воображаемого пистолета? Словами убьют? Они явно из тех, у кого пистолеты настоящие. Точь-в-точь как Билли.

— Побегу, мистер X., а то на автобус опоздаю.

Была бы со мной Сейди, думала Реджи, очень быстро шагая к остановке. Если у тебя большая собака, люди дважды подумают, стоит ли связываться.

— Когда рядом Сейди, перед тобой как будто Красное море расступается, — однажды сказала доктор Траппер, гладя псину по ушам. — Мне с ней всегда безопасно.

А доктору Траппер не хватает безопасности? Почему? Из-за ее истории?

Они что, правда искали Реджи? Перепутали пол (мужик, которого Реджи зовут)? Как так? Она ничего не сделала — ну, кроме того, что приходится сестрой Билли. Может, больше ничего и не надо. Она позвонила ему и услышала «абонент недоступен». Позвонила доктору Траппер, но телефон все гудел и гудел, а никто не подходил. Тебе смерт. Ей достается смерть. Смертей в ее жизни и впрямь предостаточно.

Штука-то в чем: когда звонил мистер Траппер, Реджи слышала в трубке, как лает Сейди. Доктор Траппер везде брала Сейди с собой — ну, кроме работы; а сейчас почему оставила?

— У ее тети аллергия.

— У тети Агнес?

— Да.

— А доктор Траппер не могла ей таблетку дать? Антигистамины какие-нибудь? Почему она к телефону не подходит, мистер Траппер?

— Реджи, оставь Джо в покое. У нее тяжелый период. Мало того что прошлое преследует, еще и ты по пятам бегаешь. Ясно?

— Но…

— Знаешь что, Реджи? — сказал мистер Траппер.

— Что?

— Хватит уже. У меня и так дел выше крыши.

— Да и у меня, мистер Т. Да и у меня.

Пропал без вести

Давным-давно, очень-очень давно, когда гораздо моложе был мир, да и Джексон тоже, ему на груди, прямо над сердцем, вытатуировали группу крови. Солдатский фокус, чтобы, если подстрелят или подорвешься, врачи тотчас могли тебя подлатать. Другие солдаты умножали свои чернильные галереи, добавляли женщин, бульдогов, британские флаги и — ну да, «мама», честное слово, — но Джексон никогда не был поклонником искусства татуажа, даже дочери пообещал тысячу фунтов наличными, если та доживет до двадцати одного года, не испытав потребности украсить кожу бабочкой, дельфинчиком или китайским иероглифом «счастье». Сам Джексон ограничился единственным практичным сообщением строчными буквами: «группа крови 1+», и до сего дня оно оставалось лишь поблекшим голубым сувениром из другой жизни. «1+» — прекрасная распространенная кровь, процентов у тридцати пяти населения такая же. Доноров — завались. А доноры, похоже, пригодились — драгоценные унции крови ему поменяли все до одной, спасибо братьям и сестрам по крови, не давшим ему исчезнуть из жизни.

— Мы сначала думали, все, починили вам артерию, а она все течет и течет. Раза с третьего удалось, — сказал ему веселый доктор. — Доктор Брюс, зовите Майком, — сказал он, присаживаясь у Джексона в ногах и лыбясь так, будто они только что познакомились в баре.

Зовите-Майком был слишком молод — не бывает таких врачей. Медсестры-то знают, что у них в больнице ошивается школьник из местной началки?

— Вы уж потрафите ему, — шепнула Джексону в ухо мутная — теперь не такая мутная — медсестра. — Он думает, что взрослый.

— Спасибо, — сказал ему Джексон.

— Нормалек, братан.

Австралийский школьник.

Интерн, «доктор Сэммз — зовите-Чарли» — вылитый Гарри Поттер. Что-то неохота Джексону лечиться у вылитого Гарри Поттера, но в его положении не поспоришь.

— Вас, я вижу, по голове шандарахнуло, — сказал мальчик, который выжил. — Раньше бывало такое?

— Не исключено, — сказал Джексон.

— Ну и зря, — отметил юный волшебник, словно получить по башке Джексон вызвался сам.

— Мутно, — сказал Джексон.

Это теперь было его любимое слово. Когда его дочь училась говорить, ее первым словом было «кот». Так она называла все — уток, коляску, молоко; все, что представляло интерес, было «кот». Однословный мир. Сильно упрощает жизнь, надо бы позвонить, рассказать ей. Джексон позвонит — вот только вспомнит, как ее зовут. И заодно — как зовут его.

Он заснул, а когда проснулся, у постели была другая медсестра.

— Кто я? — спросил он.

Тоже мне, нашелся философ-любитель. Однако вопрос отнюдь не метафизический. Ну правда, кто он?

— Вас зовут Эндрю Декер, — ответила она.

— Да? — сказал Джексон. Имя крошечным колокольчиком звякнуло в недрах черной дыры заброшенных воспоминаний, но Джексон не имеет к нему отношения. Он не ощущал себя Эндрю Декером, вообще-то, он никем себя не ощущал. — Откуда вы знаете?

— У вас в куртке был бумажник, — сказала медсестра. — В бумажнике права, там ваше имя и адрес. Полиция пытается кого-нибудь по этому адресу найти.

Его локтевая артерия была перебита, что привело к «массивному и стремительному кровотечению», сообщил двойник Поттера. Кровяное давление упало, случился шок. Мозгу не хватало кровоснабжения.

— Переутомление, одышка, озноб? — спросил Майк, австралийский летучий доктор. Вид у него такой, будто медикаментов жрет больше, чем пациенты. — Тошнота, общее замешательство, дезориентация, галлюцинации? Да?

— Я был в белом коридоре.

— Чуток избито.

— Не говорите, пока сами не попробовали, — сказал Джексон.

— Катастрофу вы, по всей вероятности, не вспомните, — сказал летучий доктор. — Скорее всего, в вашей долговременной памяти она не запечатлелась. Однако почти все остальное вернется. Вы же вспомнили, что у вас есть дочь.

Кто-то оказал Джексону первую помощь, спас ему жизнь на месте происшествия. Еще один человек, которого Джексон никогда не сможет отблагодарить.

Пришла женщина из полиции, села в ногах, терпеливо подождала, пока он сфокусирует на ней взгляд. Кто-то съездил по адресу, указанному в водительских правах, и тамошние жильцы сказали, что об «Эндрю Декере» впервые слышат. Старые права, без фотографии, — может, он забыл их продлить, когда переехал?

Джексон взирал на нее без тени мысли.

— Представления не имею.

— Ну, сейчас пока рано, — бодро сказала она. — Кто-нибудь непременно придет и вас узнает.

Очень странно находиться среди последствий катастрофы, о которой ничего не помнишь. Не помнишь, как поезд сошел с рельсов, не помнишь вообще ничего. Чистый лист бумаги, циферблат без стрелок. Теперь он жалел, что клеймил себя так скудно. Надо было вытатуировать имя, звание и номер, не только группу крови.

— Я своей кошке чип вставила, — поделилась медсестра. — На душе теперь легче.

— Я умер, — сказал он новому врачу.

— Ненадолго, — ответила она, будто отмахнулась: мол, вот если бы подольше — это бы произвело на нее впечатление. Доктор Фостер, женщина, которая сообщить свое имя не пожелала.

— Но, технически говоря… — сказал он. Слабость не позволяла спорить.

Она вздохнула так, будто пациенты целыми днями с нею собачатся, живы они или мертвы.

— Да. Технически говоря, умерли, — согласилась она. — Очень ненадолго.

У него началась новая жизнь. Сколько уже недель?

— Да восемнадцать часов, — сказала новая врачиха.

Он успел смотаться в ад и обратно (или, может, в рай и обратно) — и суток не прошло. Ничего себе. А когда его отпустят домой?

— Например, когда вы вспомните, где живете? — предложила доктор Фостер.