Ждать ли добрых вестей? - Аткинсон Кейт. Страница 37

Гараж был маленький — дом строили во времена, когда у людей обычно не было машин, тем более двух, — его впихнули сбоку позже, отделив от дома узким проходом. Большой «рейнджровер» мистера Траппера в гараж даже не влезал, и тот служил уютной норой «тойоте-приус» доктора Траппер. Реджи протиснулась мимо машины к корзине и достала любимую игрушку Сейди, старый красный резиновый мяч, такой пожеванный, что прыгал уже из последних сил.

— Ну пойдем, старушка, — сказала Реджи собаке, захлопнув дверь гаража.

Так всегда говорила доктор Траппер, когда они шли гулять. Очень странно отвечать за Сейди. Ни доктора Траппер, ни мистера Траппера, ни детки. Если вдуматься, Реджи еще никогда не оставалась с собакой одна. Они протиснулись через дыру в изгороди и вышли прямиком на поле, где сегодня паслись три лошади — стояли довольно окаменело, будто ждали, когда же что-нибудь произойдет. Реджи кинула мячик и побежала по полю вместе с Сейди, потому что Сейди больше всего любила играть так.

Штука-то в чем. Доктор Траппер ночью уехала в Хоз. Села в машину и уехала на юг, сказал мистер Траппер утром по телефону. Почему же тогда ее машина стоит в гараже?

Когда они вернулись, дом был заперт, а мистер Траппер исчез. Посреди кухонного стола, чтоб Реджи точно заметила, лежала записка: «Дорогая Реджи, я совсем забыл: Джо сказала, может быть, ты захочешь взять нашу общую подругу к себе — присмотреть за ней, пока Джо не вернется. Наверняка у тебя сейчас больше свободного времени, чем у меня. Спасибо, Нил». Реджи не сразу поняла, что речь идет о собаке. На бумаге мистер Траппер был совсем другой — по крайней мере, многословнее. О деньгах на собачий корм, отметила Реджи, он не упомянул.

Ведь вот в чем штука-то. Вернувшись с пробежки по полю, Реджи поднялась в спальню доктора Траппер — и мистера Траппера тоже, знамо дело, — ни за чем, просто оказаться там, посмотреть, побыть ближе к доктору Траппер. Понимала, что не стоит, но она же ничего плохого не хотела.

Доктор Траппер не возражала бы, — правда, мистер Траппер возражал бы очень сильно.

Постель не заправлена — у мистера Траппера «правит холостяк». В остальном довольно опрятно, хотя не так, как при докторе Траппер. Сейди крутилась по комнате, нюхала все подряд, точно ищейка, — простыни, ковер, пакет из химчистки, который доктор Траппер принесла вчера домой, — сейчас он висел на спинке стула. Реджи вынула почищенный костюм из полиэтиленового савана и повесила в гардероб к другим костюмам доктора Траппер. Большой гардероб, целая гардеробная, в него войти можно; одна сторона доктора Траппер, другая — мистера Траппера. Вся одежда на стороне доктора Траппер слабо пахла ее духами. На туалетном столике гладкий синий флакон, старомодная щетка для волос, сзади посеребренная, запасной ингалятор и фотография детки, на которой ему всего несколько дней и он будто ждет, когда же его надуют, как воздушный шарик. Реджи смочила духами запястья. «Je Reviens». Обещание. Или угроза. Асталависта, детка. Скоро вернусь.

А где третий костюм? У того, что уже в гардеробе, после химчистки на воротнике до сих пор розовая бирка на английской булавке — значит, не хватает того, который доктор Траппер надевала вчера. И нигде его нет. Она что, уехала в Йоркшир к своей таинственной больной тете, не переодевшись? Совсем не похоже на доктора Траппер, которая всегда переодевалась, едва входила в дом после работы, сбрасывала туфли, вешала костюм и натягивала что-нибудь простое — обычно джинсы. «Вот теперь это снова я», — порой говорила она, словно костюм — личина.

На ковре перед комодом — черные лодочки доктора Траппер, одна стоит, другая упала, точно доктор Траппер только что из них вышла. Сейди нервно обнюхала обе, будто ее вот-вот пустят по следу. Рядом с туфлями — снятые колготки мятой кучкой на полу, бледные и пустые, как сброшенная змеиная кожа.

Странно заглядывать в этот гардероб — немножко похоже на то, как Реджи смотрела на мамулину одежду в шкафу или на одежду мисс Макдональд в контейнере. На Сейди, видимо, подействовало так же: она легла на пол возле туфель и печально заскулила. Реджи хотела услышать голос доктора Траппер, услышать, как та говорит: «Я скоро вернусь, Реджи, не переживай». Реджи точно знала: если позвонить, доктора Траппер это вовсе не «побеспокоит». Она снова набрала номер, но, едва раздались гудки, к дому подъехала машина. Сейди навострила уши, вскочила, напружинилась. Реджи глянула в окно — ну да, «рейнджровер».

— Сахар, — сказала она собаке.

На одно безумное мгновенье она задумалась, не нырнуть ли в гардероб, но в фильмах ужасов это ничем хорошим не заканчивается. Тебя либо находят и убивают, либо из-за реечных дверей своего убежища ты наблюдаешь нечто страшное.

Штука-то в чем — набрав номер доктора Траппер (моя связь с миром), она услышала звонок и узнала сразу — «Ракоходный канон» Баха («Он так называется, — объяснила доктор Траппер, — потому что вторая тема — ровно те же ноты, что и первая, только наоборот», чего Реджи не вполне поняла, но улыбнулась, кивнула и сказала: «Ага, понятно».) Телефон звонил откуда-то снизу. В погоне за телефоном Реджи одолела пол-лестницы — кажется, Бах играл в кухне, — но тут мистер Траппер на своей обычной скорости влетел в парадную дверь — и замер, увидев Реджи.

— Ты все еще здесь?

— В туалет ходила, — беспечно сказала она; телефон перестал звонить через секунду после того, как ворвался мистер Траппер.

— У тебя что, дома нет? — спросил он.

— Еще б не было. — И прошагала мимо него наружу.

Сейди помчалась вперед, втягивая носом знакомые запахи на кромке дорожки, точно пылесос. У ворот Реджи свистнула, и собака потрусила к ней, крутя хвостом, — так она радовалась, когда находила сокровище. У нее что-то было в пасти — Сейди положила это что-то к ногам Реджи и послушно села, ожидая похвалы.

Когда Реджи увидела, что принесла собака, у нее чуть не остановилось сердце.

Деткин талисман, квадрат мшистого одеяла, явно втоптанный в грязь. Реджи подобрала его и оглядела: на ткани было пятно, пятно отнюдь не томатного соуса и не красного вина — пятно крови. Реджи теперь узнавала кровь. Она за всю жизнь не видала столько крови, сколько выдалось за последние двадцать четыре часа.

Поликлиника доктора Траппер был в Либертоне, и Реджи пошла пешком — неизвестно, как Сейди, которая никогда не ездила в автобусе, перенесет толкотню и ноги, которые ходят по ногам. Реджи и сама-то с трудом их выносила. Она съела «марс» и отдала бы огрызок Сейди, но доктор Траппер говорила, шоколад собакам вреден. Нужно добыть собачьих галет — главное, без сахара, доктор Траппер не кормит Сейди сахаром («Надо следить за старушкиными зубами»). Реджи купила пару банок корма в «Авеню» на Блэкфорд-авеню, и они уже оттягивали ей плечо. Все время приходилось менять местами свою сумку и сумку из «Топ-Шопа». Как верблюд, право слово. Мамуля вечно таскала тяжелые сумки — они никогда не могли позволить себе машину, — и говорила, что ее гены соединили с ослиными путем сплайсинга. Нет, не говорила она такого — мамуля не сказала бы «сплайсинг», она, пожалуй, и «гены» не сказала бы. Как же она говорила? Мамуля бледнела, отступала во тьму, куда Реджи последовать за ней не сможет. «Выведена из ослов» — вот как. Так? Все гуще тьма.

В конце концов Реджи совсем вымоталась, и остаток пути они ехали на автобусе. Для пассажира-новичка Сейди вела себя довольно прилично.

Поликлиника была большая, современная, одноэтажная, собаку оставить негде, поэтому Реджи очень властно сказала: «Сидеть!» и «Жди!» — таким тоном она говорила детке: «Нет!» — если он на всех парах устремлялся к смертоносной виноградине или монете. Когда Сейди была щенком, доктор Траппер водила ее к дрессировщику, и Сейди была лучшей выпускницей в группе. («Собачья школа», — называла это доктор Траппер. Прекрасно.) В доказательство таких успехов у Сейди даже был красный бантик, со временем пообтрепавшийся, — доктор Траппер приколола его на пробковую доску в кухне. Сейди была довольно умная собака, умела всякое: «сидеть», «ждать», ходить рядом, как на выставке «Крафтс». [99] «Моя победительница шоу», [100] — любовно говорила доктор Траппер. Еще Сейди умела, как выражалась ее хозяйка, «фокусы для публики» — кататься, прикидываться мертвой, подавать лапу, — и большая лапа в руке была неожиданно мягкой и тяжелой.