Поворот к лучшему - Аткинсон Кейт. Страница 41

Пока Глория стояла в коридоре, слушая очередное сообщение («Грэм, где тебя черти носят? Я думал, мы сегодня играем в гольф»), в почтовый ящик протиснулись утренние газеты.

Что за человеком надо быть, чтобы откусить голову котенку? Что за человеком надо быть, чтобы зайти в сад за домом совершенно незнакомых людей, взять трехнедельного котенка и откусить ему голову? И не отправиться за это под суд! Глория с отвращением бросила газету на пол.

Какое наказание подошло бы тому (мужчине, естественно), кто откусывает головы трехнедельным котятам? Конечно же, смерть, но ведь не быстрая же и безболезненная? Такого подарка он не заслужил. Глория считала, что наказание должно быть под стать преступлению, око за око, зуб за зуб. Голова за голову. И как же откусить человеку голову? Если не удастся поручить это дело акуле или крокодилу, придется довольствоваться обычным отсечением.

В газете писали, что человек, откусивший голову котенку, находился в состоянии наркотического опьянения. Но это же его не оправдывает! За свою недолгую бытность студенткой Глория однажды выкурила косячок (больше из вежливости, чем из интереса) и в свое время употребила достаточно алкоголя, но она была твердо уверена, что, сколько бы запрещенных веществ ни приняла, ей никогда не захотелось бы откусить голову невинному домашнему питомцу. Корзинка с котятами — Глория представила пушистые комочки с бантиками на шейках, таких раньше изображали на коробках с конфетами. Крошечные, беспомощные. Невинные. Интересно, делают ли еще такие конфеты? Она купила на «Ибэе» чудесную картину — два котенка, корзина, клубки шерсти, бантики — все как положено, — но пока не придумала, куда ее повесить. И конечно же, Грэм обозвал ее «приторной», он больше разбирался в загнанных оленях.

Тот тип ни с того ни с сего завалился без приглашения на барбекю, «семейное барбекю», взял из корзины котенка и откусил ему голову, словно это был леденец на палочке. Неужели съел? Или просто откусил и выплюнул?

Того, кто откусил голову котенку, можно было бы посадить в клетку с тиграми и сказать: «Давай, вперед, откуси-ка вот им головы». Но сажать тигров в клетку — неправильно. У Блейка вроде было про тигров… Или про малиновок? [69]

Билл, садовник, возвестил о своем приходе, громыхая и бряцая инструментами в сарае, — как будто хотел дать понять, что он здесь, но не хотел разговаривать с хозяйкой, фамилия у него была Тиффани, как у основателя ювелирной фирмы. На тридцатую годовщину свадьбы Грэм купил Глории часы от «Тиффани» — на красном кожаном ремешке, с мелкими бриллиантами по контуру циферблата. Вчера она бросила их в пруд с рыбами. Всех рыб в пруду, кроме одной — большого золотого язя, — постепенно пожрала соседская цапля. Глория думала о том, идут ли еще часы, тикают ли себе в зеленом иле на дне пруда, отсчитывая последние дни большой оранжевой рыбины и Грэма.

Глория сварила еще кофе, намазала булочку маслом, включила компьютер. Она умела обращаться с компьютером. Выучилась, еще когда все работали на «амстрадах» — машинах с черно-зелеными экранами и дурным характером. Глория помогала вести бухгалтерию «Жилья от Хэттера». Грэм уже тогда мухлевал с отчетностью, но суммы были относительно невелики. «Жилье от Хэттера» оставалось семейным бизнесом, принадлежавшим Грэму и Глории. Они не размещали свои акции на бирже, никогда не подвергались строгим внешним проверкам. Аудит проводили их же бухгалтеры. Паутина заговора простиралась насколько хватало глаз: бухгалтеры, юристы, секретари, менеджеры по продажам (они же по совместительству любовницы). Глория всегда подписывала все, что бы перед ней ни положили, — векселя, документы, контракты. Она не задавала никаких вопросов, а теперь ее как прорвало. Наивность не равна глупости.

У Глории был маленький симпатичный ноутбук, подключенный к интернету по выделенной линии на кухне, — почему бы и нет, в конце концов именно там она проводит большую часть времени. Грэм никогда не пользовался ее компьютером, всю грязную работу он делал в офисе. Она представляла, как он ходит по порносайтам, пялится на женщин, выделывающихся у себя дома (бог знает в каком уголке мира) перед веб-камерой.

Почта Глории, как правило, состояла — если не считать редких посланий от детей — из предложений увеличить пенис и объявлений об акциях на boots.com. Она бы влезла в ящик Грэма, но не знала пароля. Глория начала биться над ним задолго до вчерашних событий, но сезам не желал открываться. Она перебрала все слова и комбинации, которые пришли ей в голову, включая, кстати, и «сезам». «Кинлох», «Хартфорд», «Бри-крофт», «Хоуптун», «Виллерс» и «Уэверли». Без толку. Это были шесть типовых домов «Жилья от Хэттера»: «Кинлох» — самый дешевый, «Уэверли» — самый дорогой, «Хартфорд» и «Брикрофт» — на двух хозяев. В последние годы Грэм строил куда больше отдельных коттеджей, чем раньше. Люди предпочитают иметь свой собственный дом, пусть и совсем крохотный. «Кинлох» был так мал, что напоминал Глории фигурку из «Монополии».

В следующем месяце Глории исполнится шестьдесят. По радио как-то сказали, что «шестьдесят — это новые сорок». Она в жизни не слышала ничего глупее. Шестьдесят есть шестьдесят, и незачем притворяться, что это не так. Кто обеспечит ее в старости? Для полиции и судей не имеет никакого значения, выживет Грэм или умрет, — «Жилье от Хэттера» будет ликвидировано. И поделом, но неплохо бы перед этим выбить себе небольшую пенсию. Глория представляла себе, что где-то есть большая черная книга, которая хранит все секреты Грэма, все его деньги. Книга Колдуна. Но Грэма об этом уже не спросишь, как и про капитализм.

Она оставила попытки подобрать пароль и проверила свой банковский счет. У них был общий счет, в основном для оплаты хозяйственных расходов. Глория полностью зависела от Грэма, и на осознание этого шокирующего факта у нее ушел не один десяток лет. Вот ты сидишь за барной стойкой, пьешь джин с апельсиновым соком, переживаешь, хороша ли собой, — а через мгновение тебе остается год до бесплатного проездного, и впереди маячат банкротство и публичное унижение. И шестьдесят — все те же шестьдесят, что и раньше.

Хозяйственный счет автоматически пополнялся со счета «Жилья от Хэттера», сколько денег с него ни снимай, столько же возвращалось обратно, то, что убывало за день, прирастало к утру. Словно по волшебству. Ежедневно сливаемые Глорией пятьсот фунтов никто пока не заметил. Это была ее заначка. Все совершенно законно, ведь счет общий, открыт и на ее имя тоже. Пятьсот фунтов в день, каждый день, кроме воскресенья, — по воскресеньям Глория отдыхала, повинуясь голосу своей баптистской совести. Новые законы против отмывания денег не позволяли оперировать крупными суммами, но пять сотен в день, судя по всему, оставались незамеченными как бухгалтерией «Жилья от Хэттера», так и банком. Она полагала, что рано или поздно кто-нибудь да спохватится и забьет тревогу, но к тому времени счета все равно будут заморожены, а Глория — если в мире есть справедливость — будет далеко-далеко со своей добычей в черном мешке. Семьдесят две тысячи фунтов — не ахти какая сумма, чтобы начинать новую жизнь, но лучше, чем ничего, не у всех в мире есть столько.

Глория вывалила вещи Грэма из пакета и разложила на сушильной доске из кленового дерева в комнате для стирки. Туфли, начищенные до лакричного блеска, пиджак, брюки, рубашка «Остин Рид», дорогие шелковые носки, которые кто-то, вероятно медсестра, скатал в клубок, трикотажная майка и трусы из «Маркс и Спенсер» — вид мужниного белья ее особенно удручил — и, наконец, скучный офисный галстук, безвольно свернувшийся на дне пакета унылой змеей.

Странно было видеть его вещи такими, плоскими и двумерными, как будто Грэм вдруг стал невидимкой. Вместо всего этого на нем теперь больничная рубаха, выставляющая напоказ его пообвисшие ягодицы и рокфорные ноги. А скоро вместо рубахи будет саван. Если повезет.