Дела житейские - Макмиллан Терри. Страница 42

— Да, в покер я мастак.

— Может, и меня научишь?

— Но ты должна сделать ставку.

— Какую?

— Раздеться! Тащи карты!

Мне эта игра не понравилась, но кончили мы тем, что сбросили с себя всю одежду. После недельного перерыва в эту ночь мы как будто вновь открыли, что еще нужны друг другу. Теперь я знаю, что чувствовала Лиз Тейлор, когда встретила Ричарда.

Фрэнклин получил работу маляра в новом жилом комплексе. Мы оба от души радовались, что эта работа в помещении, потому что у меня сердце кровью обливалось, когда он возвращался замерзшим. В такие дни он выглядит совершенно разбитым, диву даешься, откуда у него силы встать утром, а он все-таки встает. Эта работа должна была продлиться весь январь, а может, и дольше. Во всяком случае, работает он уже неделю. Сегодня Фрэнклин ждал меня дома, и, едва я вошла, он поцеловал меня и вручил мне чек.

— Зачем он мне? — Я не хотела брать чек, ведь у него так давно не было своих денег.

— Мне будет неприятно, если ты не возьмешь. Выдай мне двадцать долларов, с меня хватит: и на сигареты, и на полбутылки в пятницу.

— Но, Фрэнклин, дорогой, это же твой первый чек за столько времени! Оставь его себе.

— Послушай, долгое время тебе приходилось за все платить самой, и ты еще давала мне в долг или просто так; так это же капля в сравнении с тем, что ты на меня потратила. Я понимаю, как ты устала от этого, но я готов дать тебе все, что угодно — ведь ты ни разу не пожаловалась. К тому же, надеюсь, наши дела идут на поправку. Звонил Винни: они начинают ремонтировать дом, и он приглашает меня в свою бригаду. Он сказал, что работенка продлится все лето.

Опять эти обещания! Но мне не хотелось портить ему настроение.

— Как твои ребятишки?

— А что мои ребятишки?

— Рождество на носу. Думаю, ты захочешь им что-нибудь подарить?

— Дорогая, я так закрутился, что, честно говоря, совсем забыл об этом.

— Ну, а я помню. Вот так мы и поступим с твоими деньгами.

Он смотрел на меня и улыбался.

— Господи, какой же ты чудесный человек, Зора! Ты даже сама этого не знаешь. За что только мне такое везение?

— Ну, раз уж нам пофартило, сделаю два предложения, — сказала я.

— Какие?

— Ты не хотел бы повеселиться сегодня?

— Всегда готов, дорогая. Каждое утро, как только я проснусь и посмотрю на тебя…

— Перестань, Фрэнклин!

— На что же ты намекаешь?

— Узнаешь. А сейчас послушай. У моей подруги Марии — ты помнишь Марию?..

— Не помню точно, как она выглядит, но она ведь комическая актриса, кажется?

— Да, и у нее сегодня премьера. Я обещала прийти. Пойдешь со мной? — О Господи! Пусть хоть раз согласится! Нам так нужно переменить обстановку, куда-то пойти. Мы уже целую вечность нигде не были, я уж и забыла, как это бывает.

— А что, это действительно весело?

— В последний раз было очень смешно.

— Ну, ладно. А что еще?

— Давай купим елку.

— Так, значит, тебе хочется елку?

— А что тут такого? У меня каждый год елка. Какое же без нее Рождество?

— Но ведь нас здесь не будет.

— Мы будем здесь и после Рождества.

— О Боже, я влюбился в большого ребенка!

— Конечно, и мне хочется сейчас же посидеть у тебя на коленях, Санта-Клаус.

Он посадил меня на колени.

— Ты была хорошей девочкой весь год? Да?

— Да, Санта-Клаус.

— Ну тогда скажи Санта-Клаусу, что подарить тебе на Рождество.

— То, на чем я сижу.

Фрэнклин выглядел настоящим красавцем. На нем был мой любимый красный с белым свитер, обтягивающий его широкие плечи. Голубые джинсы сидели на нем так, что мне хотелось ущипнуть его за ягодицу. Мы расположились за уютным столиком, и было замечательно, что мы вместе и у нас такое приподнятое настроение. Мы все время смеялись. Фрэнклин заказал выпивку и спросил, не голодна ли я. Мне не хотелось есть, я пила содовую и рассматривала публику. Народу было полно. Я прижала ноги к ногам Фрэнклина, а он положил руку на мою ладонь. Все было великолепно. Фрэнклин даже сказал, что нам стоит почаще выбираться из дому. На сцене появился конферансье.

— Леди и джентльмены, мальчики и девочки, мальчики и мальчики, девочки и девочки. Сегодня „Импрув" горд и счастлив пригласить вас прямо с улиц нашего разлюбезного, самого что ни на есть нижнего Манхэттена, лицезреть на этой сцене мисс Марию Сван, самую замечательную даму. Похлопайте ей от души одной рукой, двумя руками, нет — тремя руками!

Все смеялись и хлопали; на сцену вышла Мария. Я ее с трудом узнала. Мария — привлекательная девушка под метр восемьдесят, тоненькая и стройная мне на зависть, с веснушками и огненно-рыжими волосами, превратилась в отвратительную седую старуху в домашнем халате и шлепанцах. Чулки спустились, в руке была палка.

— Приветствую всех, — обратилась она к залу.

Все радостно заорали. Старуха уселась в старое кресло и попыталась положить ногу на ногу. Ей это никак не удавалось.

— Всегда одно и то же, — пробормотала она. — Джейк, бывало, любил, когда у меня не получалось. Может, только потому он так долго прожил со мной, помилуй его Господь! Он давным-давно преставился. Уж как я благодарна Богу! Вы спросите, зачем я все эти годы пыталась научиться класть ногу на ногу? — Публика одобрительно зашумела. — Когда этот бедолага видел, что ноги у меня раздвинуты, он тут же бросался на поиски сокровища, а найдя его, становился сам не свой. Конечно, с его восьмью или десятью сантиметрами делать там было особенно нечего, но Джейк находил чем заняться и вкалывал так, словно у него двадцатипятисантиметровый отбойный молоток. Бедный Джейк! Бедная я! К тому моменту, когда он кончал, у меня было такое чувство, будто по мне проскакал табун лошадей. Чтобы сдюжить все эти годы, я представляла себе, что он — Кларк Гейбл. Помню, как-то ночью я расчувствовалась и стала кричать: „Кларк! Кларк! Кларк!" А Джейк спрашивает: „Кто?" Я тут же переключилась и завопила: „Джейк! Джейк! Джейк!" Спасибо, скажу я вам, что времена изменились, а то, доведись мне узнать, какой ничтожный был у него инструмент и как он надрывался, работая, я бы ни за какие коврижки не вышла за него. А теперь уж мне и не пристроить свое сокровище. Ну скажите, кто из вас, молодые люди, хотел бы семидесятилетнюю пусси? Знаю, что не хотите, да и я не хочу, чтоб меня чмокал семидесятилетний пердун. Благодарение Богу, мы умеем мечтать, и признаюсь вам по секрету: Кларк ни капли не постарел.

Публика от души смеялась. Даже Фрэнклин покатывался от смеха. Мария переходила от одного к другому, и мы прямо надрывались от хохота, у меня даже живот заболел. Фрэнклин не допил свой первый стаканчик.

— Ну как? — спросила я Фрэнклина.

— Очень забавно, — ответил он.

Увидев нас за столиком, Мария подсела к нам.

— Я даже не надеялась, что ты придешь, — сказала она, глядя при этом на Фрэнклина. — А вы и вправду чертовски симпатичный. Не хотите зайти ко мне сегодня? Я покажу тебе, Зора, кое-что, о чем ты и не мечтала. Ну как? — И она склонилась над столом, облизывая губы. Видно было, что она сдерживает смех. Груди у нее выступали из трико, и Фрэнклин хоть и старался не смотреть, но смотрел.

Он вовсю хохотал. Несмотря на очень темный цвет его кожи, видно было, что он покраснел. Мы еще немного поболтали, и Мария пообещала забежать к нам выпить за Новый год. По дороге домой Фрэнклин сказал:

— А она мне понравилась.

Впервые с тех пор, как мы были вместе, я почувствовала укол ревности. Ну не смешно ли?

Мы приехали в аэропорт, чтобы лететь к родителям, а я была вне себя. Фрэнклин пил целый день. Мне, мягко говоря, не хотелось, чтобы от него несло, когда нас встретит папа. Маргерит волновала меня меньше.

— Ты бы не мог сбавить темп? — спросила я.

— Мне страшно, бэби.

— Чего? Папа не кусается.

— Боюсь лететь.

— Что? Я серьезно, Фрэнклин!