Рейз (ЛП) - Коул Тилли. Страница 7
Алик Дуров.
Под ним был адрес: Бруклин, Нью-Йорк.
Ниже, цель: Месть.
В самом конце была команда: Убить.
У меня не было никаких воспоминаний о жизни до того, как я попал сюда. Не знаю, была ли она у меня. Мой мозг блокировал все, кроме необходимости убивать, стирая любые знания, кто я, где я жил, и почему оказался в этом дерьме. Но одно было ясно. Я написал это имя, этот адрес, эту цель и эту команду. Когда я смотрел на буквы, вырезанные на стене прямо передо мной, то ощущал гнев каждой клеточкой своего тела. К тому же я, без сомнения, знал, что должен сделать то, что говорила надпись.
Но в первую очередь мне нужно выбраться отсюда.
Звук хлопнувшей двери эхом пронесся по коридору. Я бросился к решетке, чтобы увидеть, что, нахрен, происходит. Мне до чесотки хотелось выбраться отсюда и вступить в борьбу, чтобы отомстить.
Звук открывающейся двери заставил сердце биться быстрее. Руки сильнее сжали решетку.
— Вытащи меня! — сказал я, услышав тяжелые шаги, приближающиеся к моей камере. Прижавшись щекой к холодному металлу, я подвинулся, чтобы увидеть, кто идет. От напряжения раны на руках открылись, пошла кровь.
— Иди! Иди! — приказал мужской голос пленнику, и я услышал, как человек побежал. — Они нас одолели. Иди к восточным воротам.
Они нас одолели. Услышав эти, сказанные вслух слова, я вышел из себя. Огонь разлился по венам огненной волной. Подбежав к задней части камеры, я с силой бросился на дверь, вывихнув плечо.
Воспользовавшись правой рукой, вправил его.
— ВЫТАЩИ МЕНЯ ОТСЮДА! — рявкнул я. Мой голос звучал резко, как бритва.
Свет в камере постепенно погас, погружая меня во тьму, но это не имело значения. Я слышал все, что мне надо. Глухой стук по каменному полу подбирался ко мне. Мой рев и проклятия усилились.
Вдруг шаги остановились, и я смог услышать звук тяжелого дыхания около моей камеры.
— Выпустите. Меня. Отсюда, — предупредил я, ощущая с правой стороны нервное движение.
Двое мужчин.
Они со страхом смотрели на меня
— Это он, — прошептал один из них, и я в ярости сжал челюсти. — 818.
— Я не повторяю дважды. Выпустите меня, на хрен, или когда я найду вас, вырву вам позвоночник, — пригрозил я низким голосом, в то время как решетка задрожала сильнее.
Мужчины по-прежнему не двигались. Я чувствовал их страх, это бесило меня еще больше.
— Вытащите его! — приказал голос сзади. Внезапно я увидел знакомое лицо — 362 — мой главный соперник, но человек, которого я и многие другие уважали.
362 схватил ключ и открыл дверь. Его широкая грудь была голой, черные спортивные штаны обхватывали ноги, а длинные черные волосы висели за спиной. Он распахнул дверь, и я встретился с ним лицом к лицу. Его карие глаза впились в мои, при этом моя грудь тяжело вздымалась из-за перенесенного адреналина. Затем он ухмыльнулся и, смеясь, похлопал меня по руке. Покачав головой, я смерил взглядом двух мужчин, которые преградили мне путь, и улыбнулся. Я мог бы убить этих двух слабаков за секунды. Они бы не успели моргнуть, как я бы сломал им шеи.
Запах мочи ворвался в ноздри, когда двое мужчин, как статуи, посмотрели на меня. Напряженность момента была разрушена, когда наверху прозвучал выстрел.
362 обернулся.
— Мы пойдем через восточные ворота. Охранники были убиты, но они отправят в ближайшее время других. Мы последние, остальные уже ушли. Никто из ублюдков не пришел к нам, кроме этих двоих. Они понятия не имели, кто мы.
362 побежал по лестнице обратно наверх, оставив меня потрясенным у камеры. Я посмотрел на невидимую линию, которая отделяла меня от коридора, когда взглянул вниз, то увидел, что мои руки дрожали.
Они тряслись...
Я никогда раньше не покидал свою камеру по собственному желанию, никогда не был за пределами этой комнаты, если только не дрался, подвергался пыткам или ходил из одной комнаты в другую.
Я провел рукой вдоль всего тела по многочисленным шрамам, доставшимся мне от пыток. Я все еще чувствую боль, которую мне причиняли, если я пытался вспомнить прошлое. Охранники металлическими прутьями наносили удары до тех пор, пока я не терял сознание. Каждый раз, когда пытался вспомнить что-нибудь из своего прошлого, я ощущал боль, которая бушевала во мне.
Услышав крики наверху, мои кулаки сжались, я вернулся обратно в камеру, срывая с крючка на стене свой кастет. Наклонившись к баку с грязью, окунул в него два пальца и провел две грязные, черные полосы под глазами. Я всегда скрывал их. Не знаю почему, но я всегда это делал. Охранникам нравилось, думая, что это делало меня более порочным и приносили грязь. Они говорили, что так я напоминаю им больше животное, чем человека.
Пробежав взглядом по своему оружию, я провел пальцами по резной надписи на стене и прочитал свою мантру.
Алик Дуров.
Бруклин, Нью-Йорк.
Месть.
Убить.
Услышав на лестнице знакомый звук тяжелых шагов охранников, я набросил капюшон кофты на голову, засучил рукава, чтобы было легче драться и, стиснув зубы, побежал в полную силу, атакуя трех охранников, перекрывших мне дорогу.
Годы жизни в клетке, борьба насмерть ради развлечений больных ублюдков — мои удары были быстры и эффективны. Я — чемпион. Я — лучший, поэтому на меня всегда ставили ... Я — машина ... Я — смерть.
Кастетом продырявил грудь первому охраннику, а видимые теперь его сердце и легкие, были гарантией скорой смерти. Удар по голове второму — безжизненное тело упало на землю. Третий охранник ломанулся обратно, когда узнал меня. Он должен умереть. Этот ублюдок все время бил меня и пытал. Теперь моя очередь.
Он пробежал только четыре шага, когда я схватил его за плечи, подставил подножку и наклонял его тело назад до тех пор, пока позвоночник не разломился надвое. Бросив труп, я пролетел семь лестничных пролетов, даже не запыхавшись.
Месть.
Убить.
Месть.
Убить.
Алик Дуров.
Бруклин, Нью-Йорк.
Убить.
Эти слова занимали все мои мысли, пока я передвигался по узким коридорам, избегая тел под ногами. Впереди бежали другие бойцы разных возрастов... и маленькие дети, только что привезенные в этот ад. Вместе с другими я вырвался наружу, легкие горели, мне едва удалось справиться с незнакомым ощущением свежего воздуха. Ветер хлестал по лицу, кислород наполнил мои легкие.
Свежий воздух.
Я не был на улице... Я не знаю, как долго. Годы. Годы в клетке без проблеска дневного света, вдыхая застойный воздух из смеси сырости, плесени и крови....
И смерти.
Смерть имела неповторимый запах, неповторимый вкус. Я вдыхал его день и ночь так долго, что теперь на чистом воздухе мне было тяжело дышать.
Видя, что другие бойцы собираются бежать через восточные ворота, охранник расставил руки, пытаясь их задержать, и лишился жизни, получив ножевое ранение в живот. Глаза 362 кровожадно блеснули, с его сая (прим.перев. вид оружия) капала кровь.
362 подошел ко мне.
— Мы свободны, 818! — с волнением крикнул он.
Его слова эхом отзывались в моих ушах. Я сам не верил в это.
— Ч-что теперь? — спросил я, оглядывая двор, наполненный трупами. Земля тонула в крови, вдалеке были слышны вой сирены ГУЛАГа.
362 опустил напряженные плечи и подвинулся ко мне.
— Вот оно, 818. Это то, чего мы так долго ждали. То, ради чего жили.
Его глаза ярче заблестели, и он сказал.
— Пришло время отомстить.
М — Е — С — Т — Ь... Я проговорил каждую букву в голове, чувствуя, как гнев завладел мной. И я понял, что мой шанс наступил. После нескольких лет убийств, я собирался отомстить.
— Куда ты пойдешь? — спросил я 362.
— На запад, — ответил он мрачно. — Моя месть свершится на западе.
362 был тем, кто заставил меня писать имя Дурова на стене клетки, я не помнил, как он делал это, но он говорил об этом, когда я впервые прибыл. На его стене тоже было имя. Эти надписи всегда были с нами. Они подарили нам прошлое, когда не было ни одного, ни единого воспоминания в голове. Они подарили нам цель, чтобы жить.