Четвертая обезьяна - Баркер Джей Ди. Страница 30
34
Эмори — день первый, 17.00
Музыка умолкла.
Вдруг, неожиданно.
Только что у нее над головой громыхала «Милая наша Алабама», как будто там разбушевался ураган, — и вдруг наступила тишина.
Правда, совсем тихо не стало. У Эмори звенело в ушах, и, хотя она понимала, что это последствие оглушительной музыки, звон как будто доносился из мощных динамиков. Мощность не увеличивалась и не уменьшалась; она оставалась неизменной.
Звон в ушах.
Мисс Барроуз предупреждала ее об опасности громких звуков почти три года назад, прежде чем отпустить на первый концерт, группы Jack’s Mannequin. Она хотела ее напугать; теперь Эмори понимала, что это было очевидно. Мисс Барроуз рассказала, что, если долго слушать слишком громкую музыку, особенно в замкнутом пространстве, можно оглохнуть. Она подробно рассказывала о каких-то ворсинках во внутреннем ухе, которые повреждаются, как перегоревшие проволочки, из-за чего мозг начинает слышать звуки, которых нет. Кажется, она еще говорила, что чаще всего такие явления временные и постепенно проходят.
Чаще всего.
Когда мисс Барроуз перед ее походом на концерт вручила ей затычки для ушей, Эмори взяла их, не споря. Правда, вставлять их она не стала: не хотелось, чтобы друзья видели ее с дурацкими розовыми затычками. Они лежали у нее в кармане, и в конце вечера у нее действительно зазвенело в ушах — почти как сейчас.
«Никакого сравнения с тем, что ты испытываешь сейчас, дорогуша! Разве ты не помнишь? То было едва слышно и продолжалось совсем недолго. В конце концов, концерт шел совсем недолго, да и музыка была не настолько громкой. Не то что пытка, которой тебя подвергли только что. Сколько времени гремела музыка? Пять часов? Десять? У тебя уже нет одного уха; уверена, что это не поможет».
— Заткнись! — попыталась крикнуть Эмори. Но слова вышли приглушенно и спутанно; пересохшему горлу трудно было их произносить.
«Я только хочу сказать, что затычка для уха пошла бы тебе на пользу. Одна сторона у тебя плотно забинтована. Если ужасная музыка начнется снова, попробуй оторвать кусок бинта и заткнуть им здоровое ухо. Как говорится, лишняя осторожность не помешает. Если ты выберешься отсюда, у тебя останется только одно ухо, а его лучше поберечь. Тебе так не кажется? Ты знаешь, что хуже, чем девушка с одним ухом? Знаешь?»
— Пожалуйста, замолчи.
«Знаешь, что еще хуже?»
Эмори закрыла глаза; мрак вокруг стал еще кромешнее. Она начала мурлыкать себе под нос «Это моя вечеринка» Джесси Джей.
«Хуже девушки с одним ухом может быть только девушка с одним ухом и без глаз. По-моему, глаза могут стать следующей остановкой в твоем маленьком путешествии, милая, потому что, если музыка умолкла, значит, ее кто-то выключил».
У Эмори перехватило дыхание, а голова слегка закружилась. Она едва заметно повернула ее справа налево, потом в другую сторону. Перед глазами как будто стояла черная стена.
Глаза продолжали привыкать к темноте, но до полной победы было далеко. Как и раньше, она различала лишь неясные контуры, и больше ничего. Эмори сидела на каталке, подтянув колени к груди, но не видела даже собственных ступней. Сверкающая сталь каталки казалась всего лишь тусклым размытым пятном. Это не значило, что вокруг не было никакого движения. Вокруг нее все шевелилось и двигалось. Темнота клубилась волнами, наползала и окружала ее; мрак был таким густым, что его можно было ножом резать…
Эмори вздрогнула. Может быть, сейчас он где-то рядом с ней, а она даже не догадывается! Может быть, он стоит в шаге от нее с ножом в руке, готовый вонзить острие ей в глаза и вырвать их. У нее не будет времени ответить или оттолкнуть его, пока он не начнет вырезать ей орган зрения.
Эмори продолжала мурлыкать, но мелодия и ритм сбивались.
— Я танцую, я т-танцую, — тихо пела она. — Так поставь пластинку и крути, пока я не скажу: «Хватит!»
Она вытянула перед собой свободную руку и медленно поводила перед собой, вглядываясь в темноту.
— Эй… ты здесь?
Перед своим мысленным взором она видела похитителя — высокого, худого мужчину, который прислонился к дальней стене с ножом в одной руке и ложкой в другой. Его пальцы крепко сжимали рукоятку, и он проводил лезвием по краю ложки. И нож, и ложка были в бурых пятнах, оставшихся после ее предшественниц… Несмотря на мрак, она понимала, что он ее видит. Он видит ее отчетливо. У его ног на полу стояла белая коробка, и бечевку он тоже приготовил заранее. На правой руке он развел указательный и средний пальцы в виде буквы V, ткнул себе в глаза, потом нацелился в ее глаза. Его сухие, потрескавшиеся губы расплылись в ухмылке. Он нарочито медленно провел по ним языком.
— Здесь не на что смотреть, — низким голосом произнес он. — Твои молодые глаза уже запятнаны злом этого мира; нужно их вытащить. Это единственный способ перестать видеть — единственный способ очистить тебя, сделать тебя чистой.
Эмори чуть отползла назад, крепче прижавшись к металлической каталке.
— Ты ненастоящий, — сказала она себе. — Я здесь одна.
Ей хотелось, чтобы музыка вернулась.
Если он все же здесь, если правда стоит в этом помещении и собирается причинить ей боль, Эмори не хотелось слышать, как он приближается. Так будет лучше.
Звон в ушах утих, и она заставляла себя не обращать внимания на бешено бьющийся пульс в поврежденном ухе, заставляла себя прислушиваться к тому, что творится вокруг.
Неужели она слышит его дыхание?
— Если хочешь сделать мне больно, давай скорее, чертов псих! — крикнула она. Точнее, хотела крикнуть; в горле так пересохло, что голос стал высоким и надтреснутым.
Она услышала звук.
Был ли он раньше?
Откуда-то доносилось ритмичное кап-кап.
Но откуда?
После того как пришла в себя, она обошла всю свою темницу по периметру, ощупала ладонями все стены. Она шла босиком — если бы где-то что-то протекало, если бы где-то была лужа, она бы наверняка нашла ее…
При мысли о воде у нее заболело горло.
«Возможно, ты слышишь воду, потому что очень хочешь пить, дорогуша. Мозг иногда выкидывает странные номера. По-моему, если бы он хотел, чтобы у тебя была вода, он дал бы тебе воды».
Эмори закрыла глаза и вслушалась. Понимала, что это глупо; она все равно ничего не видела. И все же после того, как зажмурилась, стало легче. Звуки стали чуть громче, чуть отчетливее.
Кап… кап… кап…
Она наклонила голову, выставив вперед здоровое ухо и медленно поворачивая его, найдя такое положение, при котором капало отчетливее. Когда звуки снова начали утихать, она остановилась и медленно повернула голову.
Звуки доносились слева.
Эмори соскользнула с каталки и встала на ледяной бетон. По коже побежали мурашки; она обхватила себя левой рукой, стараясь хоть как-то согреться. Правой рукой она дернула каталку.
«Не забывай о крысах, дорогая. Эти малыши, наверное, сейчас так и снуют вокруг тебя. Возможно, они уже давно нашли воду; теперь хотят запить ею небольшой обед, кусочек девичьего мяса. На месте крысы я бы, наверное, обосновалась рядом с водой. Я бы и охраняла эту воду; я бы охраняла ее ценой жизни».
Эмори с трудом шагнула вперед, волоча за собой каталку. Шаг… другой…
Отдаляться от стены не хотелось. Стена ее успокаивала, как большое одеяло. И все-таки она шагала прочь. Оставив стену за спиной, она сделала еще шаг, точнее, маленький шажок. Не зная, что перед ней, большего она не может себе позволить.
«Ты представляешь, а вдруг он рассыпал здесь битое стекло? Или ржавые гвозди? А может, в полу дыра? Если ты упадешь и сломаешь ногу, тебя ждет масса неприятностей — тебе будет гораздо хуже, чем в теперешнем положении, это уж точно. Кстати, не люблю приносить дурные вести, но мне кажется, что кое о чем стоит упомянуть. Ты уже поняла, кто выключил музыку? Потому что, если он поблизости, сейчас тебе стоит в первую очередь думать вовсе не о том, как бы поскорее напиться».