Четвертая обезьяна - Баркер Джей Ди. Страница 58

Не помню, как я заснул, но, должно быть, в какой-то момент я просто провалился в сон, потому что до того лежал на спине, а потом очнулся на боку, а на подушке рядом со мной растеклась лужица слюны. На мне по-прежнему была вчерашняя одежда, за исключением теннисных туфель, потому что нельзя ложиться в постель в туфлях, пусть даже на покрывало. Отец велел нам с мамой не раздеваться, чтобы можно было действовать быстро, если ночью вдруг вернется «мистер Джонс».

Судя по часам, стоявшим на прикроватной тумбочке, было начало восьмого.

Я встал, потянулся и подошел к двери.

Я почему-то знал, что мама больше не хочет сделать мне больно, но решил, что лучше все же быть осторожным.

Я вытащил ножку стула из дверной ручки — стул заскрипел. Потом осторожно вышел в коридор.

Отец снова спал на диване. Может быть, он отключился. На полу рядом с ним валялась пустая бутылка из-под рома «Капитан Морган», и он громко храпел.

Дверь в родительскую спальню была плотно закрыта. Скорее всего, мама тоже крепко спала. Оба они вчера долго сидели, обсуждая сложившееся положение. Я хотел остаться с ними, но отец отправил меня спать. По-моему, он просто хотел поговорить с мамой наедине.

Хотя я осознавал, что подслушивать нехорошо, тем более для растущего юного джентльмена, тем не менее я слушал. К сожалению, они предвидели мои действия, потому что говорили приглушенно. Из моей комнаты слов было не разобрать.

Наверное, их разговор ничем хорошим не закончился, потому что мама одна ушла в спальню, а отец вторую ночь подряд провел на диване. Если только он не решил нас охранять. Если он возложил на себя такую обязанность, то выполнял он ее плохо.

Мама в спальне, значит, она еще не говорила с миссис Картер. Тоже хорошо, потому что я хотел принять участие в беседе, если, конечно, мне позволят.

Отец тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок. Левая рука упала с дивана, задев бутылку из-под «Капитана Моргана». Он облизнул губы и снова погрузился в сон.

Я догадывался, что он скоро проснется, а по собственному недавнему опыту я знал, что у него, скорее всего, будет ужасно болеть голова, а вскоре разыграется аппетит, поэтому отправился на кухню готовить завтрак. Через двадцать минут я приготовил тосты с маслом, нарезал апельсины. На приставном столике в сковородке аппетитно шкварчала яичница с сыром.

Как ребенок на дудочку Крысолова, на запах из спальни высунулась мама; она зевнула и села за стол.

— Ты кофе сварил?

Да, я сварил кофе, поэтому поставил перед ней чашку и налил так, как она любит: с двумя кусочками сахара и капелькой сливок.

— Спасибо.

Отец снова тяжело вздохнул и на этот раз проснулся. Спустил ноги на пол и вытер усталые, красные глаза.

— Который час? — Голос у него был хриплый и раздраженный.

— Восемь ноль семь, — ответил я. — Отец, хочешь позавтракать?

Он кивнул, встал и потянулся у большого окна в гостиной.

— Ой-ой.

Отец смотрел на улицу; лицо у него было осунувшимся и бледным.

— Вы только посмотрите!

Мы с мамой подошли к нему. Мне показалось, что кто-то сжал мое сердце в кулак.

Перед соседним домом стоял «додж» Картеров. Обе дверцы были открыты, а одежда, которую я так старательно упаковывал, валялась на лужайке и на дорожке. Не только у них на дворе и на дорожке, но и на нашем дворе тоже. Я заметил рубашку, свисающую с большого дерева в углу нашего участка; теннисные туфли и шлепанцы украшали мамин розовый куст, а…

Ой-ой… отцовский «порше»! Крыша была опущена, пассажирская дверца стояла приоткрытая. Отец никогда не оставлял машину открытой на ночь, если машина не стояла в гараже, а уж оставлять открытую дверцу было недопустимо в любых условиях.

Отец поспешно выбежал на улицу. Я пытался его остановить, боясь, что те, кто это сделали (скорее всего, «мистер Джонс» и его приятель, но я не спешил с выводами), могут быть еще там, но мне не хватило сил, чтобы удержать его.

Подойдя к машине, я понял, что верх вовсе не опущен; его просто больше не было. Кто-то располосовал его ножом; рваные куски материи валялись на водительском сиденье.

Одним верхом ущерб не ограничился.

Все четыре колеса оказались спущены. Я осмотрел ближайшее ко мне и без труда увидел, в каком месте покрышку проткнули ножом. Разрезов было несколько. Два из них — точно сбоку, поэтому о заплатах и речи быть не могло. Придется полностью менять покрышку. Я предположил, что и остальные в таком же состоянии.

Обе фары оказались разбиты; осколки валялись на бампере и на дорожке. Задние фонари тоже. Кто-то бил по ним ногой или бейсбольной битой; трудно сказать, чем именно.

Как им удалось все проделать, не поднимая шума? Мы бы наверняка услышали…

На краске были нацарапаны слова — грязные слова, ругательства. А сиденья? Варвары располосовали ножом не только верх машины, но и салон. Набивка вылезла наружу…

Мы с отцом почти одновременно заметили, что капот машины приподнят, и вместе подняли его до конца. В нашей модели, «бокстер», мотор располагался посередине. Почти до всех жизненно важных деталей можно было добраться, только если приподнять машину домкратом. Но вредителей это не остановило. Они выдернули провода, ведущие к аккумулятору, выведя из строя всю электрику. Пахло серной кислотой. Ущерб от такого маневра был мгновенным, но вредители не пожалели времени и воткнули провода как попало, произведя еще больше ущерба. Аккумулятор потек. Серная кислота залила запаску и инструменты, которые отец хранил в переднем багажнике.

Задний багажник тоже был открыт. Вредители отвинтили и выкинули крышки масляного фильтра и бачка с охлаждающей жидкостью. Внутрь они всыпали почти по полкило сахара — явно не поскупились. Мы нашли сахар и вокруг бензобака.

Отец стоял молча, не произнося ни слова.

Он не сводил взгляда со своего любимого «порше», и его руки, упавшие вдоль туловища, дрожали.

Мамина машина оказалась не в лучшем состоянии; все четыре шины ее «форда-темпо» были проколоты, капот поднят.

Я огляделся в поисках зеленого «плимута», но его нигде не было видно.

Мама смотрела на дом Картеров. Парадная дверь была открыта.