Дух трудолюбия (СИ) - Горн Андрей. Страница 68

Большая деревянная изба из тесаного бруса, стояла на высоком подклете, словно без всякого фундамента. Подклеть заканчивалась навесом по периметру фасада, крыша которого начиналась от окон. Дом, весь красиво украшенный замысловатой резьбой, словно показывал окружающим вкус и достаток своих хозяев. На коньке были вырезана фигура, похожая на морду коня, нависавшим над домом словно оберег. Резные наличники, с не менее изящными сюжетами, украшали все окна на фасаде. Художественные ставни были открыты, давая доступ солнечному свету. Крепкие деревянные ворота, висящие на кованых жиковинах, вместе с аркой, с вырезанными на ней злыми и добрыми фигурами, словно оберег, сторожили въезд во двор. Правда, забор-загородка подкачала. Сделанный из немного кривоватых жердей орешника, привязанных к не менее кривоватым горизонтальным брусьям, он давал возможность увидеть внутри всех живущих. Вот и сейчас, за загородкой раздалось сдавленное хихиканье. Это две малолетние девчонки, видимо соседские, ну как малолетние, около метра с кепкой ростом, пялились в щелку забора. Цыкнул на них и они, смеясь, убежали.

Когда я умылся и вытер себя, женщины пригласили обратно в дом. Там Лиза подала мне одежду переодеться. Мою матросскую одежду, исподнее и обувь. Пропахшая во время боя потом и солью, моя одежда теперь пахла свежестью и какими-то приятными травами. За время моей болезни и беспамятства, девушка успела ее постирать и порванные во время боя и моего падения места аккуратно заштопать. За что я был ей премного благодарен. На мой вопрос, откуда на мне чужое исподнее, за нее ответила ее бабка, сообщив, что вещи те старые, давнишние, достались ей от ее бабки. Лежали, мол, в сундуке, порывалась выбросить, да все руки не доходили. Вот и пригодились.

Там, переодевшись в свое и познакомившись заново, принялся расспрашивать женщин о том, что происходило со мной все последние дни.

-А долго ли я без памяти провалялся?

-У-у-у, да почитай с пару дней валялся. Как нашли тебя пораненного, висящего на ветвях и с Лизкой дотащили до дому, ты все время был в бреду. Весь в синяках и царапинах, простуда, жар был, горячка. Маменьку звал, домой просил забрать, капитана какого-то просил что-то не делать, герцогине что-то хотел сказать, порывался какую-то Аюми спасти. Аюми ведь твоя девушка?!

Вот блин. От этого нехитрого вопроса, как-бы между прочим сказанного, я чуть не выпал в осадок. Увидев мое смущение и наливающиеся краснотой щеки, женщины все поняли по-своему и усадив за стол, принялись ухаживать за гостем.

Нарезав свежевыпеченного хлеба, наполнив с горкой расписную плошку томленой пшенной кашей на молоке и налив в большую кружку свежего молока, Лиза, вместе со свежей сметаной, творогом, сливками и маслом, подала угощение гостю. Не прекращая искоса посматривать на юношу.

М-м-м, какое объедение. Услышав от гостя сладкие слова похвалы, женщины ненадолго засмущались, но лишь ненадолго. Потому что до самого конца завтрака, плавно перешедшего в обед, женщины пытались выпытать буквально все подробности моей городской жизни. Утаивать в целом я не стал. За исключением жизни ТАМ и истории с Йозефом. А так, рассказывал им все подробности, без утайки. И как попал под паровик, лишившись памяти, и приключения в полиции, и житие в приюте, и работу у Арбузова, и как сбежал в столицу с городскими перипетиями. И как попал во флот на военный дирижабль, вкратце рассказав о спасении капитана. И смешные случаи из службы. И про войну, и про последний бой, закончившийся гибелью “Новика”. На этой грустной ноте женщины, поохав, сразу принялись успокаивать юношу, говоря, что для него не все потеряно. Жив мол сам и ладно.

А так. Им было интересно все. И чем живет большой город, и что празднует, и что носят городские дамы, и цены на рынке, и видел ли я князя-императора или прочих членов их царственной фамилии. Услыхав, что видел и даже прихвастнув, что знаком, женщины немедля потребовали подробностей. Жадно внимая каждому моему слову, ни бабка Матрена, ни Лизка не прерывали меня и переживали за всеми поворотами и перипетиями из моей недавней жизни. Словно сериал какой им рассказывал. Если б я знал, что многое из моих слов они растреплют потом соседям, что не раз впоследствии ставило меня в тупик. Вряд ли бы стал рассказывать им столько подробностей. Но все это было потом.

Оказывается, о начавшейся войне они знали, так как в их деревню уже дошли слухи о неприятеле и творимых им безобразиях. Грабили и жгли катайцы дома, убивали не успевших убежать, попавшихся им или пытавшихся оказать им отпор, мужчин, угоняли в полон пригожих девок и малых детей. На мой вопрос, готовятся ли они к войне, женщины ответили отрицательно. Наивно доверительно сообщая в разговоре, что они далеко и в стороне от проезжих дорог и имперского тракта. Не доберутся мол. Я им не поверил, говоря, что они могут прибыть по воздуху. На что женщины по-простецки ему заявили, ежели что, то успеют сбежать. Ну-ну, какие глупости.

Сидя за столом, женщины комментировали мой неспешный рассказ:

- Прямо не верится, барчук, что такое бывает.

- Да вот, бывает. А что это вы меня барчуком называете. Я что вам, князь какой?

Бабка, улыбаясь, на меня так снисходительно посмотрела, мол знаем мы вас:

- Дак, Сергий, на тебе кольцо твое защитное магическое.

- Да что вам сдалось это кольцо? Кольцо свое мне мой капитан отдал, с возвратом вернуть на земле. Только...

- Нет уже твоего капитана, поняла. Только кольцо оно непростое и без согласия на то человека с руки не снимается. Так что барчук ты и не отказывайся...

-Да какой из меня барчук-то?

Когда я поблагодарил за угощение и лечение, уход и ласку, закономерен был и такой вопрос с их стороны:

- А куда, Сергий, дальше пойдешь? Времена нынче суровые, жисть, духи и боги наши говаривают, страшна будет. Всем друг за дружку держаться надобно. До столицы идти далеко, до тракта путь не близкий. Главный город в Калмации по слухам в деревне, разрушен. Надобно в какой другой идти, где власть все еще государева. По дорогам верно вражьи заставы. Не ходи, Сергий.

-Не знаю, надо бы вообще-то знающих людей поспрашивать, подумать самому и решить. А что вы предлагаете?

Бабка Матрена положила руку на плечо, и гладя его, уговаривала:

- Оставайся у нас. Парень ты, нутром чую, хороший. Вишь, мужика у нас справного нет. Помощь по дому нужна. А то все мы сами да сами. Или родичей просим. Поселим в баньке, места у нас там много, не обделишь. Одежонку тебе справную найдем, лечить-кормить будем. Покойно пока у нас. Да и защита нам все какая-никакая. Оружье я в сидоре видела. И магический в доме не помешает. Сергий, оставайся!

Опять магия. Да что это же такое. Который раз.

-Поживешь с нами, пообвыкнешься. А ежели позже все же уйти захочешь, али проездом кто будет. Решишься уйти, ну тогда мешать не станем.

-Не понимаю. А что во мне нашли такого магического? Который раз все мне говорят, магия-магия у меня, но никто ничего не рассказывает.

Бабка засмеялась:

-Э-э-э, милок, мы хучь знахарки деревенские, враз такое видим. Источник у тебя. Яркий, сильный, молодой и свежий. В руках. Хоть пользуйся. Нешто, барчук, не видишь? А ежели не знаешь, пробовать тебе надо. Хучь здесь.

Не веря, с ехидством отвечаю:

-Ну-ну! И что же я могу делать? Бочку взглядом поднять?

- А ты не смейся. Да хучь и бочку. Бабка как-то не знамо кому-то говаривала, мол надобно глянуть на вещь да задуматься, руку направить, куды требуется. Ну и ...не знаю, барчук, у самой-то такого нет. Пробовать надо.

Не веря Матрене, с явно читаемым на лице скепсисом, смотрю на стоящее у двери деревянное ведро с водой. Вскидываю руку, думаю о том, как-бы поднять ведро. Ничего не получается. Женщины внимательно смотрят на мои действия. Раз, другой. Пробую еще раз. Снова. Вижу только, как из руки к ведру исходит тонкая золотистая нить-сгусток. А все мое тело покрывается тонкими линиями таких нитей. Интересно так. Прямо вторая кровь какая-то. А тем временем с ведром ничего не происходит.