Покупатели мечты - Кури Августо. Страница 31

— Но почему они хотели убить вас, Учитель? — настаивал Димас.

Учитель не спешил с ответом. Он явно колебался и хотел, чтобы мы его любили за то, кем он был, а не за то, чем обладал. Он хотел, чтобы мы продавали грезы, потому что это было самым главным гуманитарным проектом, который проводился не по приказанию какой-нибудь могущественной особы. Он только ответил:

— Деньги приближают врагов и отдаляют истинных друзей. У меня ничего нет, а вы настаиваете на том, чтобы остаться. Я у ворот смерти, а вы меня не покидаете. Вы — мои истинные друзья.

— Если мы — ваши друзья, не настаивайте, чтобы мы уходили, — взволнованно заметил Мэр.

На следующий день на первых страницах главных газет появились крупные заголовки о том, что случилось в городе. Речь шла о человеке, на первый взгляд, мирном и спокойном, говорившем о том, что он продает грезы, и заявлявшем, что общество перенасыщено насилием, а на самом деле способном на агрессию, которую он продемонстрировал вместе со своими дружками. Не зная фактов, репортеры искажали образ Учителя. Однако Учитель не был невольником общественного мнения и не собирался отказываться от своей миссии.

Мы распрощались и пошли спать. Ночь была напряженной; сон был прерывистым и поверхностным. Шел сильный дождь, покрывала недостаточно защищали нас. Я не мог сказать, почему мне было зябко. Возможно, холод, который я чувствовал, был вызван снижением температуры, а может, это объяснялось беспокойством, которое циркулировало по всем закоулкам моих эмоций и пылало во всех клетках моего тела.

Мы просыпались несколько раз в испуге. У Краснобая тоже был неспокойный сон. Трижды он наносил удары по воздуху, ощущая боль в теле и приговаривая: «Ах, чертов китайчонок! Я тебе дам!» Мэр проснулся среди ночи и незаметно вышел. Он быстро вернулся, но уже с некоторым количеством водки внутри. Он выпил немного, лишь столько, сколько нужно было, чтобы опьянеть. Это был его первый рецидив после того, как он начал следовать за Учителем. Выйдя из себя, он наносил удары руками и ногами по воздуху, как будто бы находился в гуще драки.

Учитель попросил, чтобы мы потерпели, поскольку Мэр угрожал выступить с речами.

— Этой благочестивой и соблазнительной ночью мне бы хотелось пообещать вам, что я отправлю вас к чертям, если вы не проголосуете за меня, — начал было Мэр, однако он сильно устал и поэтому тут же успокоился и пошел спать. Улегшись, бессовестный толстяк споткнулся о свой тюфяк, покатился по нему и ударил вонючей ногой мне в лицо. Я никогда не ощущал такого желания оторвать у кого-либо кусок ноги.

— Суперэго! Хватит голодать, а? — сказал он тягучим голосом, догадываясь о моих тайных намерениях.

Мы чувствовали, что самое лучшее, что можно сейчас сделать, так это поощрять его желание поговорить. Он мог произносить речь всю ночь. Через полчаса он храпел, как старый козел.

Нас разбудили солнечные лучи и чириканье воробьев и горлиц, которые пели, забыв о ночных ливнях. Я подумал, что мы являемся единственным видом из миллионов, который осознает, о чем он мыслит. Но это было для нас не только привилегией, но и ловушкой. Мы пережили ливень, но не пели.

Учитель, сидя на своем потертом тюфяке, стал насвистывать короткую мелодию, а затем, вдохновленный пением птиц и солнечными лучами, которые наводнили виадук, спел:

Я думал, что непобедим.

Но в глубине души

Мой героизм пропал,

Моя уверенность стерлась.

А сейчас, когда я открыл самого себя,

Я не собираюсь унывать.

Поскольку смерть моя не наступит,

Я хочу, как птица, извлекать

Из каждого дня самую лучшую мелодию.

Еще вчера приговоренный к смерти, он и в самом деле не унывал. Димас, достав свою дудку, начал подыгрывать ему. Мы устроили небольшой праздник на рассвете. Мы знали, что умрем, но в таком коротком существовании хотели научиться извлекать из каждого дня самую лучшую мелодию. Страх не испортил нам праздника.

Мы поднялись голодными и чуть позже встретили Монику, профессора Журему и других последователей Учителя. Было семь часов утра. Рассвет очаровал нас. Мы научили друзей новой песне. Перед утренним кофе мы напились мудрости. Это была солнечная суббота.

Час спустя мы прошли через пекарню сеньора Гуттенберга, шестидесятилетнего португальца, боявшегося людей, которые ели и не платили по счету.

— Гуттенберг, божий человек, у вас есть привилегия угощать эту знаменитую группу проголодавшихся, — сказал Краснобай, пытаясь обмануть булочника.

— Человек хлебов и теста, когда я возглавлю эту нацию, вы станете шефом у меня в кухне, — продолжил Мэр.

Португалец закрутил усы левой рукой и потер указательным пальцем правой руки о большой, показывая, что он хочет денег. Видя сопротивление булочника, Мэр попытался увеличить цену сделки:

— Тогда вы будете моим министром промышленности! — Сеньор Гуттенберг настойчиво продолжал показывать, что он хочет money. И заговорщик Мэр вновь повысил цену предложения: — Может быть, министром экономики? — Но он не получил за это даже крошечной булочки. Тогда он крикнул: — Que pasa, hombre?^[3] Инвестируй в этого человека будущего! — И начал бить себя в грудь, как самый сумасбродный политик.

Поскольку у обоих бродяг нигде не было кредита, мы сбросились, чтобы купить наш утренний кофе. Журема и другие женщины, которые следовали за Учителем, частенько давали нам денег для удовлетворения некоторых наших потребностей, но Учитель не поощрял их, считая, что не следует давать деньги сверх личных нужд.

Проблема была в том, что из-за болезни Альцгеймера профессор Журема частенько забывала кошелек дома. У нее не было денег, чтобы поесть самой. Женщины расставались с группой, когда солнце расставалось с днем.

Сеньор Гуттенберг, хоть и был рассудительным человеком, выручал нас уже дюжину раз, отдавая нам затвердевший хлеб, который он не смог продать в предыдущий день. Молоко, кофе, масло и хлеб приводили в ликование наши слюнные железы, особенно потому что нам не всегда удавалось поужинать, по крайней мере, поужинать должным образом. Он выяснил, что те, кто скопил богатство, могут адаптироваться к своему состоянию, а не довольствоваться хлебом нашим насущным.

Прошлой ночью мы поели остатки спагетти в одном итальянском ресторане, которые должны были быть выброшены в мусорный бак. Эдсон Чудотворец, умолив повара, смог достать порцию холодных спагетти, не очень сочных и в недостаточном количестве, чтобы насытить желудки изголодавшихся. Рестораны редко отдавали бродягам остатки пищи из страха отравить их и попасть на судебный процесс. Система наказывала несчастных различными способами.

Глава 22

Наихудшие враги человеческого существа

Короткий социальный разогрев, проведенный при встрече в булочной господина Гуттенберга с остальными членами группы, заставил нас забыть об опасностях, через которые мы прошли. Твердые булочки португальца вновь спасли Мэра, поскольку свежего хлеба оказалось недостаточно, чтобы он хоть немного заморил червячка.

Внешний вид Учителя был проникновенным, но спокойным. Выпив свой кофе, он вышел. Причем, как всегда, не говоря нам, куда мы идем. В спешке мы последовали за ним. Он спустился по улице Феликса Джанетты, прошел еще несколько кварталов вперед, свернул налево, а потом, примерно через двадцать минут, привел нас в красивейший сад.

Разноцветные бабочки красиво оживляли все вокруг, не ожидая аплодисментов. Колибри в безудержном восторге парили в воздухе, созерцая чайные розы, прежде чем бесплатно извлечь из них нектар. В моем университете тоже был огромный овальный сад, но я никогда не тратил время, чтобы проникнуть в его тайны. Казалось, жизнь там, в отличие от аудитории или комнаты преподавателей, не пульсировала.

Там, где есть только знание, процветает тоска. Мысли без веселья подобны существованию без цветов. На факультете мы переоценивали здравый смысл, подавляли эмоции. Мы были специалистами по коллизиям, неуравновешенными и нервными. Редко встречался интеллектуал, у которого бы не было врагов.