Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария. Страница 49

— Твои кости еще крепки, хоть ты и кряхтишь, точно вот-вот помрешь, — еще более мрачно ответил Глаас. — Отправляйся завтра с утра к Лигарскому ущелью и посмотри на южный склон! Нынче там прошел дождь, но, пожалуй, такого дождя ты еще не видал. Все усеяно мертвым вороньем. И не говори мне, что это случайность. Столько падали с неба без колдовства нипочем не просыплется!

Его рассказ был подтвержден возгласами разбойников, в которых за напускной бравадой слышалась тревога: хоть они и привыкли к здешним диким краям, однако обострившееся чутье верно подсказало им, что нынешние страшные чудеса предвещают наступление темных времен.

— Таммельн — порченое проклятое место, — громко произнес кто-то из грабителей, и слова эти вызвали ропот одобрения. — Правитель города сошел с ума, а король, отдавший за него свою дочку, никак тоже разума лишился. Слабые господа — слабая власть!.. А там, где нет человеческих законов — устанавливаются нечистые порядки, и скоро границы между пустошами и людскими землями никто не различит…

— Вот и посмотрим, чем будут жить эти края после зимы, — сказал на это мастер Глаас. — Долгими зимними ночами чего только не случается… Повозки готовы? С рассветом отправляемся в путь, нас заждались жены!.. Торок, накрывай столы, что стоишь, как пень? Или не желаешь с нами попрощаться по-доброму?..

Хоть от страха я боялась глаза поднять на старого разбойника, однако не упустила ни одного слова из того, что он говорил. Услышав про мертвое воронье, я вздрогнула, и Хорвек легонько сжал мои ледяные пальцы — разбойникам не стоило знать, что сегодняшнее колдовство было делом моих рук, а наблюдательности и подозрительности у одного только мастера Глааса хватило бы на десяток людей попроще. Из его речей я уяснила, что в эти края грабители приходят издалека, чтобы пытать счастья на окраинах Лаэгрии. Пустошь надежно скрывала их от королевского гнева, а с наступлением холодов разбойники возвращались в родные дома, где, должно быть, местный люд и не подозревал, что живет бок-о-бок с душегубами. «Наверняка говорят всем, что подались на заработки, — невольно размышляла я, припоминая, что и в Олораке встречала парней, пропивающих всю зиму напролет монеты с чужеземной чеканкой. — Ох, хоть бы рассвет наступил поскорее, чтоб их и след простыл вместе с награбленным добром! Без денег нам придется туго, однако Хорвек и сам раздобыл их нечестным путем… Ворованное добро всегда проклято — переходит из рук в руки быстрее, чем ветер носит сухие листья!»

Однако следующие слова господина Глааса заставили мое сердце замереть:

— Этих ребят, пожалуй, прихватим с собой — продадим на рынке в Ликандрике, — сказал он, махнув рукой в нашу сторону. — Невелика прибыль, но и в пути от них убытка немного, к голоду они привычны — вон какие тощие!..

— П-п-родать? Нас? — проблеял Харль, от очередного потрясения обретший дар речи, в отличие от меня, напрочь его утратившей. — Да разве ж мы скот какой?

— В наших краях такие, как вы, ценятся меньше, чем скот, — добродушно ответил господин Глаас, не пожелавший присоединиться к общему застолью и оставшийся вести с нами беседу. — Я слыхал, что здесь у вас рабов нет, но в наших землях все устроено куда разумнее.

— Но мы подданные герцога Таммельнского! — вскричал бедный Харль, всплескивая руками. — И уродились свободными людьми!

— Оборванцы, карманы которых набиты золотом? — прищурился старый разбойник, которого явно забавляло то, как мы с Харлем переполошились. — Сдается мне, если вернуть вас вашему господину, то он тут же присудит каждому по петле. Откуда у таких, как вы, деньжата? Ну, что, может и вправду отвезти вас в Таммельн и поспрашивать, не ищет ли герцог пару-тройку запропавших подданных?

Издевательский вопрос этот пришелся не в бровь, а в глаз, и мастер Глаас расхохотался во все горло, увидев, как мы с Харлем испуганно переглянулись. Хорвека он по какой-то странной причине во внимание не принимал, точно в упор не видел.

— Стало быть, угадал, — произнес он, отсмеявшись. — Ну и на кой ляд вам свобода, если там ждет разве что виселица? А у хорошего хозяина вы будете жить, как у богов за пазухой. Говорю я это не для красного словца. Дорога будет длинной, нелегкой, и следить за тем, чтобы вы не сбежали при первой же возможности — лишние хлопоты. Потому и объясняю: вам, бродягам, лучшей судьбы все равно не сыскать. Таких, как вы, в услужение никто в своем уме не возьмет, а даже если и возьмет — то только и будет искать возможность, чтобы прогнать восвояси, не заплатив, потому как за голодранцев заступиться некому. А если уж за вас какой-то господин заплатит из своего кошелька, то не позволит, чтоб трата эта оказалась пустой: всегда накормит и обогреет, хорошему работнику преждевременно протянуть никак ноги не годится…

— А если работники из нас не ахти? — с вызовом спросила я, несколько осмелев. — И все равно сбежим, как только представится случай?

— Тогда придется вас прирезать, да и выкинуть в ущелье, — добродушно ответил Глаас. — Разнесете весть, что старый Торок привечает разбойников, принесете убыток старику, а нам от того одно неудобство — негде и голову преклонить, когда погода совсем уж собачья. А возиться с вами — много чести. Со связанными руками-ногами своим ходом далеко не уйдете, придется в повозку пустить, да сторожа к вам приставить… Нет, вы того не стоите!

— Ох, Йель, помалкивай! — прошипел Харль, едва заслышав об ущелье, и трижды сплюнул за плечо. — Сударь разбойник, смилуйтесь! Мы никому ничего не расскажем! Сами видите, что мы такой же беззаконной породы, что и вы. Отчего же лишать нас свободы, чем мы от вас отличаемся? Быть может, мы и сами подались бы в разбойники… Славная работенка — всегда так думал, клянусь своим здоровьицем!..

— Разбойнику прежде всего нужно быть везучим и пользоваться покровительством высших сил, иначе недолго ему ходить под божьими небесами, — рассудительно ответил мастер Глаас. — А что у вас за везение, если сидите сейчас передо мной, как мокрые куры? У богов вы, ребятишки, в немилости, можете не сомневаться. Прикончить вас — и то будет милостью, доброй смертью вам все равно не помереть.

Возразить на это было нечего: везением в последнее время мы похвастаться не могли.

— Сударь, помилосердствуйте… — вновь заныл Харль.

— Я и так к вам добрее родного батюшки, — отвечал Глаас. — Вот что, скажи на милость, ты умеешь делать, сопляк?

— Я? — Харль вздернул нос. — Да никто не знает больше историй, чем я! От короля Одерика до феи Мараны — обо всех я знаю добрый десяток сказок, а если надо — могу и спеть…

— Ой, не в добрый час ты расхвастался, Харль, — пробормотала я, и пронзительный взгляд черных глаз господина Глааса тут же остановился на мне.

— А ты чем ценна, кроме того, что уродилась девкой? — спросил он, посмеиваясь, и я тут же решила, что мне нужно перещеголять Харля во что бы то ни стало, ибо вопрос главаря вновь заставил остальных разбойников разразиться хохотом, от которого у меня враз отнялись ноги.

— Я… я умею врачевать, — торопливо принялась перечислять я все свои неоспоримые достоинства. — Знаю травы, умею выводить вшей, чесотку и прочую заразу, да и зуб порченый выдерну, ежели мне перед тем поклянутся, что не свернут шею опосля этого дела, а то ведь от боли чего только в ум человеку не взбредет…

— Стало быть, пару медяков сверх обычной цены накинуть можно, — расхохотался мастер Глаас, и, наконец, соизволил обратить свое внимание на Хорвека, тут же потемнев лицом.

— Тебя я даже спрашивать не буду, — сказал он. — Вижу, что человек ты — хуже меня самого. Да еще и хворый. Тебя с собой не возьму. Эй, Торок! Осталось за подворьем место для еще одной могилы?

Хорвек, услышав это, только улыбнулся, и я поняла, что такой исход ему и вправду кажется добрым: бывший демон более всего опасался не смерти, а дожить до тех времен, как сознание его окончательно помутится.

— Ох, сударь! — я, позабыв о былом страхе, бросилась перед Глаасом на колени. — Не убивайте его! Прошу вас!..